Розовый. История цвета - Мишель Пастуро

круги. Фаворитка Людовика XV особенно любит эти новые тона в сочетании с небесно-голубыми и серо-голубыми. После смерти мадам де Помпадур (в 1764 году) ее примеру последуют мадам Дюбарри, затем молодая королева Мария-Антуанетта; часто они будут сочетать розовое и голубое в виде полосок. Королевские мануфактуры (Фонтенбло, Гобелен, Обюссон, Севр) в течение трех десятилетий будут регулярно получать заказы на продукцию, в которой должны присутствовать эти два цвета. В 1757 году на Севрской мануфактуре по просьбе мадам де Помпадур даже разработают новую краску для фарфора, нежно-розовую с легкой примесью оранжевого: считалось, что она напоминает румянец самых красивых дам при дворе.

В эти же годы – с 1740-х по 1760-е – во французском языке слово rose наконец получит статус хроматического термина и станет означать «розовый цвет». В этом качестве оно быстро заменит термин «инкарнат», у которого семантическое и хроматическое поле применения существенно у́же. Переход от цветка к цвету был подготовлен сначала появлением новых сортов роз, вызывавших всеобщее восхищение, затем модой на ткани, одежду и предметы домашней обстановки розовых тонов.

Если в XVII веке слово «розовый» нельзя было найти ни в одном словаре французского языка, то в следующем столетии оно попадается уже в нескольких. Одно из первых упоминаний – в книге ученого-иезуита отца Луи-Бернара Кастеля «Оптика цветов»[93], вышедшей в 1740 году. Позже, в знаменитой «Энциклопедии» Дидро и Д’Аламбера, где вообще много говорится о цветах, слово «розовый» встречается в нескольких статьях; впервые – в статье «Эмаль», написанной самим Дидро и опубликованной в 1755 году. В ней есть такая фраза: «Белый – друг всех цветов; если смешать его с кармином, получится розовый оттенок, более или менее насыщенный, в зависимости от того, больше или меньше кармина будет в этой смеси». Итак, слово rose, розовый, в чисто хроматическом значении уже проникло в научную литературу. Но в разговорной речи оно приживется еще нескоро. «Розовое» и «розовый» станут общеупотребительными хроматическими терминами только в первые годы XIX века. «Словарь Французской академии» включит их в свой словник только в шестом издании, в 1835 году. Это очень поздно; но ведь академический словарь и не обязан оперативно откликаться на инновации в лексике: его дело – отображать языковую норму, быть своего рода хранилищем слов, а не гнаться за модой с ее эфемерными новинками.

В английском языке появление, а затем распространение прилагательного pink в значении «розовый» вместится примерно в те же хронологические рамки. В XVI–XVII веках слово pink – только существительное и значит «гвоздика». Чтобы обозначить розовый цвет, употребляют слово carnation, реже flesh colored («телесного цвета»), но, как и французское слово «инкарнат», они означают только насыщенные оттенки и не охватывают бледно-розовую гамму. Обозначить бледно-розовый цвет – задача нелегкая.

Некоторые эрудиты усматривают связь между словами carnation (телесный цвет) и coronation (увенчивание), ссылаясь при этом на существовавший в Античности обычай увенчивать розами статуи богинь. Такой обычай действительно был, но подобная этимологическая связь представляется весьма сомнительной, особенно в английском языке. Carnation, как и итальянское incarnato и все его дериваты, происходят от латинского слова caro, carnis, которое значит «плоть» и не имеет ничего общего с латинским существительным corona – «венок».

Как бы то ни было, в середине XVIII века мода на бледно-розовые тона в текстиле вынуждает английский язык заимствовать имя у гвоздики (pink), чтобы сделать из него прилагательное – хроматический термин, точно так же как французский язык в ту же эпоху заимствует имя у розы.

Заметим мимоходом, что английское pink никак не связано ни с ink (чернила), ни с pig (свинья). Кстати, до конца XVIII столетия домашние свиньи в Западной Европе были бурыми, черными, серыми, бежевыми, пестрыми, но только не розовыми. Лишь во второй половине века, в результате скрещивания со свиньями, завезенными с Дальнего Востока, европейские свиньи постепенно приобретут бело-розовый окрас, который мы видим у них сегодня. Но в прошлые века они не имели никакого отношения к розовому цвету. Мы еще будем говорить об этом, когда дойдем до темы разврата и порнографии.

В немецком языке прилагательному rosa, кальке с французского (rose), понадобится больше времени, чтобы обрести полноправный статус. По-настоящему оно войдет в обиход только во второй половине XIX века. А до этого для обозначения розового цвета используются разные, но в равной степени приблизительные определения: Leibfarbe (телесный цвет), Fleischfarbe (цвет плоти), Blassrot (светло-красный) и Rosenrot (красный, как роза). Два эти последних прилагательных употребляет Гёте в своем эпистолярном романе «Страдания юного Вертера» (1774) – мы к нему еще вернемся – и в трактате «К теории цвета» (1810).

Такая же, но еще более медленная эволюция происходит и в итальянском языке: современное слово rosa так и не сможет окончательно вытеснить средневековый термин incarnato.

На заре романтизма

Начиная с 1770-х годов не только во Франции, но и в значительной части Европы (в Германии, Австрии, Польше, Швеции) розовый цвет, кажется, проникает повсюду – в декоративное убранство и домашнюю обстановку, костюм, изобразительное искусство, театр и литературу, по крайней мере в элегантном, светском, культурном обществе. Везде можно видеть буйство розовых тонов; живописцы, декораторы, красильщики, портные, модистки изощряются в поисках новых нюансов и неожиданных сочетаний.

В частности, эта повальная и капризная мода обогатит французский язык образными выражениями, которые люди придумывают, пытаясь дать названия невиданным прежде оттенкам розового: «дождь из роз», «пепел роз», «увядший лавр». Это не такое простое дело – названия порой получаются напыщенными, жеманными, а то и вовсе невнятными.

Надо сказать, розовый цвет тут не единственный. В эти годы многие творцы моды присваивают расцветкам своей продукции названия, которые ничего не говорят о цвете, но забавляют острословов и вызывают сладостное томление у дам, жаждущих изящества, грез и поэзии: «утренняя груша», «волосы королевы», «живот кармелитки», «спинка блохи»[94], а среди оттенков коричневого есть даже «парижская грязь» и «кака дофина». В гамме розовых тонов (или того, что ими считалось) знаменитый Жан-Жозеф Болар (около 1720–1781), чей модный дом в Париже соперничал с модными домами Розы Бертен и мадемуазель Александры, придумал несколько оригинальных названий, некоторые из которых вошли в историю: «подавленный вздох», «секрет Венеры», «купающаяся пастушка», «нутро молодого франта», а в гамме бледно-розовых – знаменитое «бедро испуганной нимфы»[95].

В этих причудливых названиях, словно доставшихся в наследство от жеманниц XVII века, отсутствие реальной хроматической информации щедро компенсируется едва завуалированным эротизмом.

Вскоре, однако, игривая коннотация, присущая розовому в эстетике рококо и ощутимая в некоторых галантных романах середины