Надвигающийся кризис: Америка перед Гражданской войной, 1848-1861 - Дэвид Поттер

менее склонно к произвольным действиям, осуществляемым без учета местных интересов, чем большое монолитное большинство. Для человека, у которого, как заметил Линкольн, «не было яркого впечатления, что негр — это человек»,[611] рабство не представлялось ни великой моральной проблемой, ни мучительной дилеммой. Самым важным было избежать ожесточенной национальной ссоры по этому поводу, а это можно было сделать, рассматривая его как местный вопрос.

Для Линкольна, напротив, рабство представляло собой моральную проблему и дилемму, а поскольку подобный опыт был распространен на Севере, трудности Линкольна с этим вопросом во многом отражают то недоумение и двусмысленность, с которыми к нему относилась значительная часть северной общественности.

Если бы вопрос о рабстве был исключительно вопросом этики и не затрагивал другие главные ценности, Линкольн нашел бы его ясным и простым, поскольку его этические взгляды были безоговорочными: «Я… рассматриваю рабство как моральное, социальное и политическое зло»; «Если рабство не является злом, то ничто не является злом. Я не помню, когда я так не думал и не чувствовал».[612]

Линкольн ненавидел рабство, потому что считал негров людьми и потому что верил, по крайней мере философски, в равенство всех людей. Естественно, в качестве критерия он обратился к Декларации независимости, а в своей речи в Чикаго, ещё до начала совместных дебатов, он звонко подтвердил принцип равенства. Если взять Декларацию с её утверждением, что все люди равны, и начать делать из неё исключения, «где, — спрашивал он, — это остановится? Если один человек говорит, что это не означает негра [что Дуглас и сделал], почему другой не может сказать, что это не означает какого-то другого человека?.. Давайте отбросим все эти споры о том, что этот человек и другой человек — эта раса и та раса, и другая раса — низшие, и поэтому они должны быть поставлены в более низкое положение… Давайте отбросим все эти вещи и объединимся как один народ по всей этой земле, пока мы снова не встанем, провозгласив, что все люди созданы равными».[613]

От несколько абстрактной веры в равенство Линкольн перешел к убеждению, что рабству, как нарушению равенства, нельзя позволять распространяться, и, как он заявил в речи «Дом разделен», оно должно быть помещено «туда, где общественное мнение успокоится в убеждении, что оно находится на пути к окончательному исчезновению». Очевидно, он придавал большое значение этой фразе «окончательное исчезновение», поскольку она звучала во всех совместных дебатах и во всех речах Линкольна во время сенатской кампании.[614]

Однако как только он вышел за рамки этического абсолюта и несколько туманной конечной цели, Линкольн начал сталкиваться с трудностями. Во-первых, он оказался в ловушке конфликта ценностей. Он ценил свободу, которая побуждала его к эмансипации, но он также ценил Союз, который отталкивал его от эмансипации, потому что любая попытка добиться её могла вызвать на Юге реакцию против Союза. Такой убежденный аболиционист, как Гаррисон, мог сказать: «Тем хуже для Союза», но Линкольн не хотел «делать ничего, что привело бы к войне между свободными и рабовладельческими штатами».[615] Живя в эпоху романтического национализма, более сильного, чем в Соединенных Штатах, Линкольн стал приверженцем культа Союза, проповедуемого Уэбстером и Клеем. Рассматривая этот Союз как главный оплот свободы в мире, он не мог сознательно занять позицию, которая ослабила бы гармонию его частей. Ориентируясь на правовые нормы, он направил эти националистические импульсы в конституционное русло. Гарантии Конституции были почти как свадебные клятвы, которые дали Север и Юг, соглашаясь на свой союз. Какими бы обременительными ни были некоторые из этих гарантий, они были обещаниями, которые давались и должны были выполняться. Поэтому Линкольн принял обязательство оставить рабство нетронутым в тех штатах, которые решили его сохранить, и даже обязательство обеспечить соблюдение закона о возвращении беглых рабов.[616]

Цель окончательного уничтожения рабства кажется более или менее несовместимой с молчаливым согласием Линкольна на сохранение рабства на юге. Дуглас использовал этот конфликт, предположив, что Линкольн хочет внести поправки в Конституцию, отменив гарантии, на которые опирались рабовладельческие штаты, или даже предпринять более радикальные меры против рабства.[617] Линкольн отрицал это, говоря: «Я не предлагаю ничего, кроме того, что имеет самую мирную тенденцию».[618] Он даже признал, что до желаемой цели ещё далеко: «Я не предполагаю, что… окончательное уничтожение произойдет менее чем через сто лет, по крайней мере».[619] Это означало бы, что эмансипация завершится не в 1865, а примерно в 1958 году. Такой спокойный подход к чудовищной несправедливости рабства резко контрастировал с требованиями аболиционистов о «немедленном» освобождении.

Второе серьёзное осложнение для Линкольна было отмечено Дугласом во время дебатов в Оттаве. «Рабство, — обратился он к аудитории, — не единственный вопрос, который поднимается в этом споре. Есть гораздо более важный для вас вопрос — что делать со свободным негром?»[620] На самом деле у Линкольна не было удовлетворительного ответа. Он уже говорил об этом в Пеории в 1854 году и повторил в Оттаве: «Если бы мне была дана вся земная власть, я бы не знал, что делать».[621] Трижды во время дебатов Линкольн заявлял о своей убежденности в том, что между белой и чёрной расами существует «физическое различие», которое «навсегда запрещает двум расам жить вместе на условиях социального и политического равенства». Так оно и есть: «Пока они остаются вместе, должно существовать положение высших и низших, и я, как и любой другой человек, выступаю за то, чтобы высшее положение было закреплено за белой расой».[622]

В результате Линкольн, обычно отличавшийся строгой логикой, оказался в сложном положении, когда нужно было примирить подчинение с равенством. Он упорно взялся за решение этой задачи, определив ряд прав, которые он не хотел предоставлять чернокожим: он не разрешал им вступать в законные браки с белыми; не позволял им быть присяжными или занимать должности; не давал им гражданства в штате Иллинойс; и он не предоставлял им права голоса.[623] Здесь он заметно отставал от своего коллеги-республиканца Уильяма Х. Сьюарда, который давно выступал за гражданство и избирательное право негров в Нью-Йорке.[624]

Теперь, если политическое и социальное равенство отрицалось, а чернокожие люди были низведены до положения неполноценных, как это сочеталось с отказом от всех вопросов, связанных с расовой принадлежностью, и с подтверждением того, что все люди созданы равными? Линкольн постарался как можно лучше ответить на этот вопрос, заявив, что чернокожие «имеют право на все естественные права, перечисленные в Декларации независимости, право на жизнь, свободу и