Ханское правосудие. Очерки истории суда и процесса в тюрко-монгольских государствах: От Чингис-хана до начала XX века - Роман Юлианович Почекаев

было выяснение обстоятельств дела и вынесение на их основе справедливого решения, а не просто соблюдение формальных процедур: «Худой бий назначит присягу, а хороший отыщет виновного» [Лупарев, 2014, с. 329].

Вместе с тем нельзя сказать, что тюрки чрезмерно идеализировали своих биев. Некоторые их пословицы и поговорки показывают, что и этим народным избранникам не были чужды пороки, присущие вышеупомянутым категориям судей.

Не всегда избрание народных судей было объективным: представители богатых и многочисленных родов при поддержке значительного числа родичей могли добиться должности бия даже при отсутствии всех вышеупомянутых положительных качеств: «В бии выходят при помощи братьев. На высокое место поднимаются при помощи сыновей» [Пантусов, 1899, с. 25]. И конечно же, далеко не все бии являлись безукоризненно честными людьми, среди них также попадались лица, принимавшие подношения и выносившие решения в пользу того, кто их делал. Казахская пословица гласила: «Если будут два бия-взяточника, народ не будет спокоен, если в овчарне будет хорошая собака, волк не нападет на твоих овец»; татары же задавались по этому поводу риторическим вопросом: «Кто дает, тот бию нравится, кто не дает – кому понравится?» [Лупарев, 2014, с. 300–301, 307].

Если бий осуществлял судебные полномочия в течение длительного времени, да еще и принадлежал к числу потомственных народных судей, он приобретал власть и влияние, которые нередко не уступали чиновничьему или даже ханскому. Неудивительно, что порой такие судьи не считали нужным рассматривать какое-либо дело, казавшееся им незначительным, а делегировали свои полномочия другим лицам: «Где нет бия (судьи), раб заменяет его, а где нет собак, свинья лает за них во дворе» [Пантусов, 1899, с. 29].

Подводя итоги анализа, можно сделать вывод, что большинство пословиц и поговорок тюрко-монгольских народов о суде и судьях либо выражают пожелания лицам, выносящим судебные решения, быть честными, справедливыми и неподкупными, либо же содержат критику в отношении тех, кто такие ожидания не оправдывал. Исключительно негативные оценки в пословицах и поговорках высказывались лишь в адрес шариатских судей – возможно, потому, что их считали неким чуждым элементом в системе отношений тех народов, которые привыкли выстраивать отношения неформально, на основе своих древних традиций и обычаев.

В этих обстоятельствах становится понятным, почему наибольшее число пословиц и поговорок, носящих позитивный характер, относится к народным судьям – биям: они, в отличие от ханов, нойонов, чиновников и кади, в большинстве своем были выходцами из народа, им же избирались и основывали свои решения на принципах и нормах обычного права, привычного и понятного большинству населения. Соответственно этот суд не воспринимался как официальная инстанция, в качестве каковой рассматривался суд представителей властей или же шариатского правосудия, и потому в глазах народа был менее подвержен тем порокам, которые народное творчество подмечало за другими судебными инстанциями.

Часть третья

Кризис ханского правосудия

Суд, основанный на принципах и нормах монгольского имперского права, а затем и на ханском усмотрении, неравномерно развивался в разных тюрко-монгольских государствах. Поэтому закономерно, что его упадок в каждом из них также происходил в разное время. Он был связан с различными факторами: падением авторитета ханской власти, установлением иноземного контроля (в виде вассалитета или даже прямого подданства), ростом значения религии и, соответственно, религиозного права и суда и т. д. В заключительной части данной книги мы рассмотрим наиболее характерные примеры кризиса ханского правосудия и постараемся выявить причины его наступления применительно к каждому конкретному случаю.

§ 27. Кого могли и кого не могли судить Гиреи?

Вопросы суда и процесса в Крымском ханстве неоднократно привлекали внимание исследователей еще в XIX в. [Хартахай, 1866; 1867; Биярсланов, 1889; 1890; Лашков, 1895; 1896]. Однако, полагаем, настоящий прорыв в этом направлении был сделан уже в начале XXI в., когда ряд специалистов провели детальный анализ судебной системы [Аметка, 2004; Аметка, Хаваджи, 2019; Ваниев, 2022], связи суда и права с социально-экономическим [Абибуллаева, 2016] и политическим развитием Крымского ханства [Krolikowska-Jedlinska, 2018], судебных реестров [Рустемов, 2015; 2016a; 2016б; 2017], отдельных категорий разбирательств и даже конкретных судебных дел [Çiğdem, 2005a; 2005b; 2005c; 2010; 2011]. Результатом деятельности специалистов – востоковедов, источниковедов, историков и даже филологов – стало введение в оборот значительного числа судебных документов, что позволяет анализировать данную тематику и в историко-правовом аспекте.

Вместе с тем использование специалистами в качестве основного документального материала судебных реестров (кадиаскерских книг) Крымского ханства обусловило тот факт, что главным объектом исследования стала организация и деятельность преимущественно мусульманских судебных институтов – судов кади, действовавших на основе шариата. В то же время сравнительно мало внимания уделялось другой ветви судебной власти – системе ханского правосудия, унаследованной Крымским ханством в качестве прямого преемника от Золотой Орды [Аметка, 2004, c. 9]. Лишь отдельные вопросы, связанные с деятельностью этих судов, были затронуты в трудах Ф.Ф. Лашкова, В.Е. Сыроечковского, Н. Кроликовской-Жедлинской и др.

Между тем, являясь прямыми наследниками ханов Золотой Орды, а через них – и Монгольской империи, крымские ханы из династии Гиреев, наряду с другими властными атрибутами и прерогативами (монополия рода на ханский титул, издание ярлыков и проч.), унаследовали также статус верховных судей-арбитров в своем государстве. Однако особенности политико-правового и культурного развития Крымского ханства обусловили и специфику реализации этой ханской прерогативы на протяжении всего времени существования государства. В данном параграфе мы попытаемся выявить эту специфику и охарактеризовать особенности становления и реализации системы ханского правосудия в Крыму XVI–XVIII вв.

Основными источниками исследования являются официальные документы Крымского ханства – ханские ярлыки и кадиаскерские тетради, содержащие как базовые принципы организации «ханского суда», так и конкретные примеры их применения на практике. Эти документы неоднократно исследовались и публиковались (в том числе в русском переводе) М. Биярслановым, Ф.Ф. Лашковым, В.Д. Смирновым, С.Ф. Фаизовым, Р.Р. Абдужемилевым, О.Д. Рустемовым. Дополнительную информацию по тематике исследования содержат крымские исторические хроники: «Тарих-и Сахиб-Гирей» Мехмеда Нидаи (Реммаль-ходжи), «Умдет ал-ахбар» Абдулгаффара Кырыми, «Тарих-и Ислам-Гирей» Мехмеда Сенаи, «Розовый куст ханов» Халим-Гирай-султана и др.[222] Наконец, значительную ценность представляют записки иностранных путешественников, которые побывали в Крымском ханстве в XVI–XVIII вв. и представили «внешний» взгляд на осуществление ханами своих судебных прерогатив. Среди авторов этих записок – польско-литовские дипломаты Михалон Литвин (Венцеслав Миколаевич) и Мартин Броневский, английский авантюрист Джон Смит, турецкий путешественник Эвлия Челеби, французский консул в Крыму Шарль Клод де Пейссонель, австрийский путешественник Николас Эрнст Клееман и др.

Сразу следует отметить, что в Крымском ханстве, в отличие от Золотой Орды, уже на раннем этапе его существования наибольшее распространение в судебной сфере получили суды кади, осуществлявшие свою деятельность на основе шариата [Хартахай, 1866, c. 193). Они разбирали большинство дел как уголовно-правового, так и гражданско-правового характера. Причиной преобладания шариатских судов было не только то, что ислам являлся официальной религией в Крымском ханстве, но и то, что они имели давние традиции организации и осуществления правосудия, были четко институционализированы, отличались отлаженной процедурой, разработанной документацией и проч.