Ханское правосудие. Очерки истории суда и процесса в тюрко-монгольских государствах: От Чингис-хана до начала XX века - Роман Юлианович Почекаев

анализом русских пословиц и поговорок, связанных с различными сферами правоотношений. Наряду с общими собраниями, в которых «юридические» пословицы и поговорки фигурировали среди других (например, труды В.И. Даля и И.М. Снегирева), появлялись и специальные тематические сборники, содержавшие тексты и анализ пословиц и поговорок в судебной, семейной и прочих сферах [Иллюстров, 1885; Кузнецов, 1910; Снегирев, 1831; Сухов, 1874].

Это направление было продолжено в XX и особенно в начале XXI в. на качественно новом уровне, когда собранный массив пословиц и поговорок разных народов мира позволил исследователям говорить даже о формировании новой специальной правовой дисциплины – юридической (правовой) паремиологии (см., например: [Гамзатов, 2017; Лупарев, 2017]). Представители этого научного направления отмечают высокую ценность пословиц и поговорок как источника сведений о государстве и праве и даже о правовой психологии, а в некоторых случаях – и как источника права [Лупарев, 2009; 2018; 2019]. Ряд авторов подчеркивает необходимость изучения в рамках курсов по истории государства и права пословиц и поговорок в качестве одного из важнейших и аутентичных источников [Самедова, 2009; Сидоров, 2012; Южакова, 2015].

Естественно, наибольшее распространение в отечественной науке получило исследование российских пословиц и поговорок либо же сравнительный анализ юридических пословиц и поговорок народов мира. Вместе с тем нельзя не отметить, что некоторые исследователи обращаются и к изучению аналогичных произведений народного творчества отдельных народов, в частности тюркских и монгольских. Так, еще в конце XIX – начале XX в. российские чиновники принимали во внимание пословицы и поговорки казахов при анализе правовых реалий в Казахской степи [Гродеков, 1889, с. 261–298; Леонтьев, 1890, с. 121; Пантусов, 1899; Зуев, 1907, с. 201–202]. Эта работа в настоящее время продолжается казахстанскими исследователями обычного права казахов [Ли, 2009; Искаков, 2015, с. 47–48]. Надо отметить, что подобного рода исследований по пословицам и поговоркам монгольских народов практически не проводилось – специалисты в большей степени сосредоточиваются на изучении этого жанра народного фольклора в целом (см., например: [Кульганек, 2017]).

Как было отмечено выше, ряд исследователей полагает, что «юридические» пословицы и поговорки могут служить ценным источником непосредственно по истории права, суда и процесса[218]. Однако, по нашему мнению, они в большей степени отражают не столько правовые реалии, сколько отношение к ним и их оценки со стороны соответствующего народа и, следовательно, являются скорее источником по истории правосознания (см. также: [Зуев, 1907, с. 193]). В настоящем исследовании, опираясь на результаты, полученные специалистами ранее, мы намерены провести анализ пословиц и поговорок тюрко-монгольских народов о судах и судьях, выявив отношение к ним со стороны населения.

Ряд пословиц и поговорок отражает мнения и оценки судей как таковых либо же ожидания, которые представители тюркских и монгольских народов питали в отношении их. С деятельностью судей связывали справедливость, оправдание невиновных и наказание преступников. Образцом судьи у монголов считался тот, кто «букашки не обидит, а к злодеям жесток» [Лупарев, 2014, с. 294].

Характерно, что справедливость судей не всегда связывали с милосердием. Казахи говорили: «Любить и миловать очень хорошо, но быть справедливым гораздо лучше» [Зуев, 1907, с. 201].

Идеальный судья должен был довести дело до конца, не бросив рассмотрение на полпути. «Неправедный судья не решает дела, а праведный судья не оставляет дела», – говорили казахи. При этом ему следовало найти убедительные доказательства и принять справедливое решение именно на их основании, а не прибегая к формальным процедурам, соблюдение которых позволяло принять такое же формальное решение – например, в случае принесения присяги при отсутствии свидетелей или иных видов доказательств: «Плох тот судья, который для решения дела назначает присягу» [Лупарев, 2014, с. 313, 317].

Многословию, за которым нередко скрывался непрофессионализм или предвзятость судей, противопоставлялись краткие и точные формулировки, которыми пользовались судьи опытные и справедливые: «Много говорит плохой судья, мало говорит справедливый судья», «Тяжбу прекращает не оратор, а опытный судья» [Там же, с. 310, 327].

В тюрко-монгольских пословицах и поговорках содержатся причины несправедливых решений суда, нередко связанные с процессуальными особенностями рассмотрения дела. Например, при коллегиальном суде возможны были противоречия между самими судьями – казахи и башкиры говорили: «Если судей двое, то спора четыре». Если истец или обвинитель сам понимал, что в справедливом суде он не выиграет дела, он мог обратиться к судье, в поддержке которого был уверен: «Праведное дело и бог поддержит; у кого нечистое дело, тот судью подбирает» [Там же, с. 301, 319].

Результатом несправедливого решения могла также стать молодость и неопытность самого судьи: «У молодого судьи не ищи правосудия», «У нового судьи не ищи правосудия, у нового богача не бери взаймы» [Там же, с. 328][219].

Целый ряд пословиц и поговорок обличает несправедливых судей.

Последние могли в разных случаях толковать закон и обычай в противоположных смыслах. Якуты о них говорили так: «Голова у судьи, как у совы: поворачивается куда угодно», а казахи: «Легче судьей быть, чем по-честному судить» [Там же, с. 299, 308].

Простые и бедные люди не могли рассчитывать выиграть в суде. Алтайская пословица гласила: «Если у тебя нет скота, а в кармане денег, как ты можешь требовать справедливого решения суда?» Узбеки тоже критиковали такой неравноправный подход: «Коль слаб истец – судья мошенник». Казахи, в свою очередь, считали: «Не правда освобождает джигита от беды (в суде), а счастье» [Там же, с. 302, 306, 312].

Конечно же, особому осуждению подвергались в пословицах и поговорках судьи-взяточники. Весьма резко, даже грубо отзывались о таковых сарты – представители городского населения Средней Азии: «Судью-взяточника даже собака назовет дерьмом» [Там же, с. 325]. Тот факт, что не то что для выигрыша дела, но и вообще для участия в процессе приходилось нести огромные убытки, нашел отражение в фольклоре самых разных народов – у хакасов: «На войну пойдешь – погибнешь, на суд попадешь – намучаешься», у якутов: «Тяжба пожирает и коня, и вола» и т. д. Лишь тот, кто был готов отступить перед все возраставшими требованиями подношений, имел возможность выйти из процесса с наименьшими потерями. О таких таджики и узбеки говорили: «Ненастойчивый истец оставляет судью в дураках» [Там же, с. 311, 313, 327].

Если же тяжущийся был недоволен решением судьи и пытался его опротестовать, узбеки выражали сомнение в успехе его действий: «С судьей тяжбу затеял – за помощью к Аллаху не обращайся» [Лупарев, 2014, с. 321].

Неудивительно, что в таких условиях судьи считали себя вершителями человеческих судеб и высокомерно относились к тяжущимся. Подобный подход нашел отражение в якутской поговорке, представлявшей собой риторический вопрос: «Ты последним ли судьей стал?» Однако далеко не все разделяли столь высокое мнение судей о себе, в частности крымские караимы едко высказывались по этому поводу: «Судья себя на этом свете мнит всесильным; судья умер, но в мире ничего не изменилось» [Там же, с. 325, 327].

Некоторые из вышеприведенных пословиц и поговорок применялись также в отношении отдельных категорий судей, о которых речь пойдет ниже.

Высшей судебной инстанцией у тюркских и монгольских народов в период традиционной государственности были, конечно же, правители и другие официальные представители власти: ханы,