Ментальности народов мира - Георгий Дмитриевич Гачев

ее мире – уже словно не нашего ума дело. Она буквально как deus ex machina, как сила судьбы, все узлы разрешающей, точнее: разрубающей, – выступает. На станцию, на разъезд спасаются от погони из аила Джамиля и Данияр. Лишь в обрамлении, в эпилоге повести «Тополек…» есть поезд и купе, везущие героев в куда-то…

Анархайская жизнь в «Верблюжьем глазе» начинается в тот момент, когда люди «пересекли железную дорогу у затерянного в степи разъезда и двинулись дальше…». Железная дорога уводит одного за другим детей Толгонай на войну, и она, вместо сына, может лишь рельсы обнимать. В повести «Свидание с сыном» самая впечатляющая сцена – скачки между поездом и конем: отец догоняет поезд, чтобы увидеть сына.

Но обе грани: и пространство и помещение, и конь и железная дорога – необходимы: без них нет магнитного поля, в котором могло бы состояться действие. Ибо это не просто предметы, но предметы представительственные, из них излучаются целые системы мировоззрения и принципы жизни. Железная дорога представляет собой мир цивилизации, новое, будущее, идейное, духовное, то неведомое, х, открытое, беспредельное, куда будут уходить герои. Она нужна – чтобы было куда уходить. Конь представляет собой Космос естественно-природный, ведомый, несомый в крови, исходное состояние мира. Киргизу словно врождено ощущать и мыслить мир конем и о себе через коня рассуждать.

Каково же гносеологическое, так сказать, содержание этого мышления о мире через коня? В одной из народных песен проводится параллель между кобылой и коровой: «Десяток коров – пустяк, / Десяток коров никак / С десятком кобыл не сравнить. / От коровы молока попьешь – / И пасешь ее весь день, – / Кобылу в плуг запряжешь…»[24] – перечисляются все работы, которые на лошади сделаешь за день; и сама себя кормит, и то же молоко дает. Разница здесь такова: корова неподвижна, ты движешься и ее приводишь в движение. Лошадь же сама движется, а ты можешь с нею быть неподвижным. И это дороже, чем кто больше или меньше молока дает: корова, конечно, больше, – но это может быть дорого земледельцу, который, если сам не в силах поглотить все молоко, может его продавать или впрок и в запас откладывать в виде масла, сыра и т. д. Для кочевника же избыток молока – досада и обуза: доить еще, а девать некуда. Лучше бы меньше давала – лишь сколько на день нужно (бери пример с кобылицы, которая кумыса дает столько, сколько выпить можно, не больше) – зато хлопот бы меньше доставляла, сама бы себя кормила, неприхотлива была, как вон овца или верблюд, – и сама бы двигалась. Конь хоть и прихотливее в корме, чем овца и верблюд, но меньше, чем корова. Да на коня и не грех человеку поработать, ибо он дает главное – движение.

Корова – это земледельческая скотина, растение. Мало подвижна, как земля. Только в ней не годовой и сезонный, а суточный (полусуточный) цикл посева – жатвы: утром и вечером урожай молока собирают. В ней добро (молоко) вырастает, как злак, который сеют в неподвижную землю, и через некоторое время собирают урожай. То есть она – животное, работающее во времени (так же как вся жизнь земледельца – в опоре и расчете на время протекает), тогда как от коня ожидается расстояние, а приплод во времени (кумыс) – вещь более второстепенная и побочная.

Свинья – уже земледельчески городская скотина. Когда люди стали стеснены в территории, а от интенсивного земледелия прибыток начал лавиной наваливаться и некуда стало загнивающее и отбросы выкидывать, – тут уж свинья незаменима оказалась: так бы загрязнилась территория от гниющих отбросов, а теперь валится в эту живую ходячую помойку: свинья же всё съест. Ее утроба – наиболее абстрактный мыслитель. Она производит в мире всеобщую уравниловку: уравнивает тыкву со своим же только что рожденным поросенком, которого ненароком съест, картофельные очистки – с курицей и т. д. Она приводит вещи к единому знаменателю, превращает многое, различное – в единое. В этом отношении свинья, стирающая качества всех растительных и животных явлений разных, аналогична другим всеобщим эквивалентам – таким, как деньги, число, логическое понятие.

Свинья – чрево Земли, Аид продуктов, Тартар, куда жертвоприносится то, что нам негоже, – и глядь! – добром возвращается. К тому же она из животных наиболее неподвижна. На Кубани, например, вообще сажают поросенка в «домушку» и, когда нальется в борова, его жнут, – т. е. совсем как животное-растение произрастает…

Итак, для киргиза-кочевника главная добродетель животного и вообще живого существа (и человека) – самодвижение, а плодовитость, производительность, прирост – дело второе. Что это так, видно и в гимне овце: «Не пропадешь нигде с овцой: / Не замерзнешь в мороз зимой / В юрте, покрытой кошмой, / Или в пути под пургой. / Не пропадешь нигде с овцой. / Голоден будешь, овцу зарежь…»[25]

И перечисляются другие блага от овцы: жир – свет, курдюк – сосуд, молоко, каймак, масло, шерсть. Овца – как передвижной амбар, сусек, погреб и сундук с одеждой. «Все держится в доме на ней».

Но, конечно, в иерархии животных конь держит первенство. Все остальные – только служат человеку, перед конем же человек не считает за унижение согнуться и быть ему слугой. Потому что это – живой образ божества, его отблеск, вечно поражающее чудо: «Быстр, как ветер, горяч, как огонь (скакун – как единство космических стихий. – Г. Г.), / И легче блохи в прыжке (в нем и макрокосм: ветер, огонь, – и микрокосм: блоха – из круга домашней жизни. – Г. Г.); / Перепрыгнет любой арык (и стихия воды зачерпнута. – Г. Г.). / Как шомпол ружья, нога, / Пряма, стройна и тонка. / Как бархат, шерстка гладка, / Зеркалами блестят бока. / …Ямки на бедрах – две пиалы».

Все это – область быта, производства: человеком, трудом сотворенных вещей, – все в дар коню приносится; в нем, его членах видится для всего образец – идеал всех качеств: прямоты, гладкости, зеркальности и т. д. Так что не только стихиями космоса стоит он сотворен, изукрашен и увешан, но и, как амулетами, – продуктами человеческого производства. Он – посредник между естественным миропорядком и искусственным – сотворенным человеком: модельер всех вещей в этом творчестве человека. А так как человек – тоже существо срединного царства: творенье природы и искусства (в старом смысле слова – как дела ума и труда), то конь наиболее родно, интимно ощущается: «Грудь – как из гранитной скалы (теперь последняя из стихий явилась: земля, горы. – Г. Г.), / Не угнаться за ним борзой. / Тысяча овец – вот цена / За такого