Надвигающийся кризис: Америка перед Гражданской войной, 1848-1861 - Дэвид Поттер

не уведомили их о намерении провентилировать этот вопрос. Некоторые из обвинений республиканцев были явно несостоятельными: например, утверждалось, что Бьюкенен добавил свои комментарии о предстоящем решении в инаугурационную речь в последний момент после «шёпота» с Тейни на инаугурационной платформе. На самом деле обращение с включенным в него комментарием было напечатано ещё до инаугурации.[503] Но антирабовладельцы поверили собственной пропаганде. Чарльз Самнер, после смерти Тейни семь лет спустя, заявил: «Имя Тейни должно быть вычеркнуто из истории… Эмансипированная страна наложит на него клеймо, которого он заслуживает. Он отправлял правосудие, наконец, нечестиво, и деградировала судебная система страны, и деградировала эпоха».[504] Взгляды Самнера распространялись настолько успешно, что в течение девяти лет Конгресс отказывался голосовать за установку бюста Тейни в зале Верховного суда вместе с бюстами других верховных судей, и в течение полувека ценный вклад Тейни в развитие американской конституции оставался непризнанным из-за решения по делу Дреда Скотта.

Во время бури гнева республиканцев, последовавшей за этим решением, демократические газеты обнародовали тот факт, что Дред Скотт, вероятно, все ещё является собственностью бывшей миссис Эмерсон, а ныне жены Келвина Чаффи, конгрессмена от Массачусетса, выступавшего против рабства. Вскоре после этого Джон Сэнфорд (брат миссис Чаффи) умер в психушке, и Чафлфи поспешили положить конец связи, которая была позорной не только для них, но и для всей республиканской партии. Они передали право собственности на Дреда Скотта и его семью Тейлору Блоу из Сент-Луиса, сыну первоначального владельца Скотта, и 26 мая 1857 года Блоу манумитировал их. Дред Скотт прожил ещё только один год, но умер свободным человеком.[505] К тому времени его дело уже стало и остается одним из знаковых в американской истории.

Как и многие другие меры тех лет — например, Компромисс 1850 года, Акт Канзаса-Небраски и Остендский манифест, — решение по делу Дреда Скотта явно не достигло того, чего от него ожидали ни его сторонники, ни его противники. Как и эти меры, оно странным образом сочетало теоретическую значимость с тривиальными последствиями. Вероятно, ни одно крупное судебное решение в истории не повлияло на повседневную жизнь столь малого количества людей, как это. Оно отменяло закон, который фактически был отменен тремя годами ранее, и отказывало в свободе рабам в той области, где их не было. В некоторых отношениях это решение было настолько абстрактным, насколько оно вообще может быть абстрактным. При таком рассмотрении оно кажется не столько расколом, сколько контекстом, в котором нашли своё выражение более широкие раскольнические силы, перекрестком, на котором они встретились, знаком смутного времени.

Однако в других отношениях она была судьбоносной по своему значению и косвенным результатам, и по всем функциональным тестам она стала провалом для тех, кто её поддерживал, и катастрофой для американского народа. Масштабы этого провала и катастрофы можно измерить тремя способами.

Во-первых, правомерно спросить, какой эффект это решение оказало на снижение напряженности в отношениях между сектами. Очевидно, что оно не оказало никакого, а наоборот, создало препятствия на пути урегулирования межконфессиональных отношений. На Юге, например, оно подтолкнуло сторонников прав южан к мысли о том, что их крайние требования узаконены конституционной санкцией, и, следовательно, к более жесткому отстаиванию своих «прав». С другой стороны, на Севере она укрепляла убежденность в том, что агрессивная рабовладельческая демократия замышляет навязать рабство нации и что любые попытки договориться с такими агрессорами бесполезны. Укрепляя экстремистов, она одновременно выбивала почву из-под ног умеренных. Миротворцы-сектанты всегда стремились избежать альтернатив, предложенных Уилмотом и Кэлхуном, поскольку любая из этих альтернатив означала полную победу секций — рабство ни на одной из территорий или рабство на всех. Миссурийский компромисс пытался найти почву между этими альтернативами и полагался на силу и умеренность Конгресса, чтобы занять эту почву. Решение Тейни, конечно, не повлияло на Миссурийский компромисс, поскольку он уже был разрушен, но оно повлияло на власть Конгресса — власть, которая оставалась нетронутой до этого времени, — занять промежуточную позицию. В частности, это нарушало доктрину Дугласа о народном суверенитете, поскольку если Конгресс сам не мог ограничить рабство на территориях, то сразу же возникал вопрос о том, мог ли он уполномочить территориальные законодательные органы сделать это. Этот подтекст, касающийся полномочий территориальных законодательных органов, не был столь ясен, как это показалось некоторым более поздним авторам,[506] и было бы преувеличением говорить, как утверждали такие авторы, что решение Дреда Скотта уничтожило Дугласа[507] — это ошибка, потому что события в Канзасе развивались ещё более фатальным для Дугласа образом, чем это решение, а также потому, что удар, который решение Скотта нанесло народному суверенитету, был косвенным, и многие современники все ещё продолжали верить, что законодательные органы территорий могут исключить рабство, даже если Конгресс не может этого сделать. Но в лучшем случае решение поставило Дугласа в неловкое положение. Таким образом, оно укрепило силы, работавшие против секционного регулирования, и ослабило те, которые работали за него.

Во-вторых, в связи с тем, что решение было принято в последнюю минуту, возникает вопрос о реалистичности судей, полагавших, что они смогут уладить межнациональную борьбу, решив вопрос, которого избежал Конгресс. Если говорить конкретно, то те, кто считал, что решение будет иметь успокаивающий эффект, исходили из теории, что северная общественность примет благоприятное для Юга решение пяти южных судей в сопровождении лишь одного из четырех их северных коллег.[508] Это было решение, в котором говорилось, что Миссурийский компромисс, который долгое время почитался как краеугольный камень урегулирования межнациональных отношений, был недействителен, что Уилмотское провидение недействительно, и что народный суверенитет, вероятно, недействителен. Это было постановление, которое признавало недействительной меру, принятую Конгрессом, и пыталось подтвердить позицию, против которой Конгресс неоднократно голосовал. Помимо общего общественного почитания судебной власти, в обстоятельствах не было ничего, что оправдывало бы веру в то, что шесть судей могут разрешить вопрос, который признали неспособными разрешить несколько конгрессов. Каким бы достойным восхищения ни было мужество судей, столкнувшихся с музыкой, их тактическое решение было просто ужасным.

Наконец, решение по делу Дреда Скотта было неудачным, потому что судьи придерживались узкого юридического подхода, который привел их к несостоятельной позиции противопоставления Конституции основным американским ценностям, хотя на самом деле Конституция черпает свою силу из воплощения в ней американских ценностей. Если говорить конкретно, то американский народ хотел, чтобы Соединенные Штаты были республикой свободных людей, и рассматривал Конституцию, по сути, как хартию свободного народа. Крайним исключением, на которое они пошли бы, было признание права местных территорий (штатов) на сохранение рабства в качестве местного — и, как