Казань и Москва. Истоки казанских войн Ивана Грозного - Павел Канаев

московском стане царил если не голод, то явное недоедание. Выдвинувшийся из Нижнего Новгорода судовой резерв, который должен был доставить дополнительные фураж и провиант, оказался разгромлен татарами и пункта назначения не достиг. Но и казанцам изрядно досталось. Они понесли ряд серьезных поражений на Волге и Свияге, потеряв много людей. Воеводы же продолжали упорствовать. Словом, оба противника вконец выдохлись. Начало штурма походило скорее на вальяжную демонстрацию в поиске любого повода бросить оружие и сесть за стол переговоров. В результате так все и произошло.

Источники не приводят подробностей относительно того, состоялся ли штурм и как все обернулось. Русские летописи «перематывают» этот фрагмент, сообщая уже о прибытии казанских послов в Москву осенью 1524-го. Сигизмунд Герберштейн пишет, что поход закончился поражением великого князя, потерявшего половину войска. В Казанском летописце лишь в красках описывается обратный путь русских ратей, страдавших от голода и болезней.

Скорее всего, война закончилась боевой ничьей. Как и в 1506 году, эйфории от исхода столкновения казанцы не испытывали. Да, москвичи снова плохо организовались, не смогли согласовать действия конницы и судовых ратей. Всадники прошляпили нападение татар на Свияге, хотя и отбились, а потом зачем-то потратили драгоценное время на грабеж черемисов. Вот только пресловутое военное и технологическое превосходство Москвы над Казанью от всего этого никуда не делось.

В ноябре казанцам пришлось направить в Москву своих послов «бить челом». Государь, в свою очередь, «их по их челобитью пожаловал». Ответным шагом в Казань отправилось московское посольство во главе с князем Василием Даниловичем Пенковым и Афанасием Федоровым сыном Курицыным. Обе стороны гнули свою линию, и внятных результатов переговоры не дали. Однако позже московские дипломаты сообщали в Крым, что именно великий князь «пожаловал казанцев» и официально утвердил на троне Сафу Гирея. Такая трактовка больше походила на игру слов, чем на отражение истинного положения дел. Даже если казанцы и признали официально главенство Москвы, ничто в источниках не указывает на возвращение сильного московского протектората. При любой официальной позиции ханства оставшийся на троне Гирей никак не соотносился с русской победой. Но и проигравшей, хотя бы формально, Москва не стала. Кардинальное решение казанского вопроса Василий Иванович до поры отложил.

1530 год: побеждает трезвый

Так и не сумев вырвать Казань из цепких когтей Гиреев, в 1525 году Василий III попытался ввести экономические санкции против ханства и запретил своим купцам ездить с товарами на волжскую ярмарку. Взамен он «учинил торг и кабаки в Нижнем Новгороде»[192]. Напомним, что ударило это не только по казанцам, но и по московскому купечеству. Да и вряд ли экономическое давление на саму Казань, даже окажись оно успешным, могло вернуть ее в орбиту Москвы. Требовалась решительная и успешная демонстрация силы, дабы привести в чувство не только казанцев, но и крымчан. Необходимо было и убрать с казанского трона Гирея, маячившего бельмом на глазу московского государя.

Пока же все ограничивалось вялотекущими переговорами и обменом послами, которые не приводили к каким-то существенным результатам. Серьезной военной угрозы после кампании 1524 года от казанцев для Москвы, видимо, не исходило. Но на всякий пожарный случай на восточном направлении, в Муроме, находились войска под командованием Ивана Васильевича Кашина и Григория Колычева Большого. Позже, в 1528 году, на восток (в Мещеру, Муром, Нижний Новгород) начали стягиваться дополнительные воинские контингенты. Это должно было сделать казанцев более покладистыми.

В какой-то момент казанские татары даже согласились выполнить значительную часть требований Москвы. Осенью 1528 года прибывшие из Казани послы сообщили Василию Ивановичу, что царь Сафа Гирей по части вопросов не прав и готов «дать правду». Но и теперь договориться не удалось. Уступки показались великому князю недостаточными.

Кажется, Москва намеренно провоцировала казанцев, чтобы те дали ей формальное обоснование для нового похода своим «отказом от сотрудничества». Ситуация чем-то напоминала преддверие первого взятия Казани Иваном III в 1487 году. Тогда ногайский ставленник Алегам тоже, было дело, попытался удовлетворить какие-то дипломатические запросы Москвы. Хан быстро понял, что все бесполезно. Для великого князя он в роли казанского правителя – помеха, которую нужно устранить любой ценой. Точно так же воспринимал Сафу Гирея (впрочем, как и любого другого Гирея) Василий Иванович.

После очередных неудачных переговоров с казанцами и совещания с Боярской думой великий князь принял решение о новом походе на Казань. Предстояло сделать то, что не удалось в 1524-м: сместить крымского ставленника и реставрировать московский протекторат. Первой ласточкой операции, судя по разрядной книге, стала отправка летом 1529 года под Казань конной рати под командованием пяти воевод. В их распоряжении, вероятно, совокупно находилось около 2 тысяч ратников. Основной боевой задачей для них вполне мог стать рейд по территории черемисов, чтобы выбить тех из седла и не дать помешать продвижению основной русской конницы в недалеком будущем. Неясно, состоялась ли эта акция в реальности, ведь какие-либо подробности в разрядной книге отсутствуют.

Масштабное же наступление на Казань началось, судя по данным Постниковского летописца, в апреле 1530 года. Разрядные книги относят начало похода уже к маю. «Государь и великий князь Василий Иванович всеа Руси послал воевод своих в судех х Казани по полком: В большом полку боярин князь Иван Федорович Бельской да из Новагорода боярин и наместник князь Михайло Васильевич Кислой Горбатой»[193], – сказано в актовых материалах. Одновременно по суше отправилась конница под началом князя Михайлы Львовича Глинского. Обеими ратями руководило по десять воевод. Таким образом, общую численность собранных войск можно приблизительно оценить в 8 тысяч бойцов. Хотя не исключено, что применительно к 1530 году правомочно применить пропорцию воевод и ратников уже из реалий Полоцкого похода Ивана Грозного. Тогда получаем 12–15 тысяч воинов.

Относительно данного похода интересно первое упоминание гуляй-города – мобильных деревянных укреплений, которые перевозились на телегах и при необходимости выстраивались в поле, словно конструктор. Он должен был защищать пушкарей с орудиями и пищальников от конных рейдов во время осады и штурма столицы. Просочились впервые в летопись и кое-какие сведения о задействованной в походе артиллерии. Хотя перед нами, мягко говоря, путаные данные. Говорится о семи пушках (в Вологодско-Пермской летописи) или 70 затинных пищалях, то есть крепостных ружьях (в Казанском летописце), пищалях полуторных и семипядных, сороковых и затинных. Как полагают некоторые исследователи, на самом деле под «затинными пищалями» подразумевались верховые пушки, то есть короткоствольные орудия для верховой стрельбы. Имелись наверняка в распоряжении русских ратей и большие осадные бомбарды. В любом случае к технической и оружейной составляющей кампании москвичи подошли