Казань и Москва. Истоки казанских войн Ивана Грозного - Павел Канаев

осенила русские сабли, стрелы и пушки. В то время московские идеологи активно работали над образом примерного православного правителя, которому благоволит сам Всевышний. Наконец, 23 августа они достигли Нижнего Новгорода. В среднем в день преодолевалось порядка 22–30 километров. По мнению военного историка Ю.Г. Алексеева, это хороший темп для конного марша того времени при надлежащей организации. По данным Постниковского летописца, в Нижнем Новгороде князь «ход… отложил х Казани до осени, поздо»[181].

То есть Василий III не только проделал со своими братьями и войсками долгий путь из Москвы, но даже изначально собирался дойти до самой Казани. Лишь ранняя холодная осень остудила его пыл, и он все же предпочел остаться в нижегородском лагере, если верить летописи. Или же намерение государя лично штурмовать казанские стены изначально было PR-ходом, чтобы поднять боевой дух в войсках. В любом случае это единственный пример непосредственного участия русского правителя в казанских кампаниях, что говорит о самых решительных намерениях Москвы. Задачей-максимум вполне могли стать повторение 1487 года и взятие столицы волжского ханства.

Для осуществления смелых замыслов великий князь отправил под Казань в судовой рати Шаха-Али с воеводой князем В.В. Шуйским. Полем же под руководством А.Б. Горбатого (Шуйского) двинулась многочисленная конница, которой приказывалось «пленити казанские места по луговой стране и по горней»[182].

Нападение на левый берег Волги, другими словами, Луговую сторону, являлось тактической новинкой этого похода. Обычно под удар попадали правобережные (горные) черемисы, в то время как луговые марийцы чувствовали себя в относительной безопасности. Их земли густо покрывали леса, воевать в которых непросто даже пехоте, не говоря уже о коннице. Такой неожиданный шаг должен был застать врага врасплох, нанести ему как можно больший урон и произвести мощный устрашающий эффект. Неизвестно, насколько удалось последнее в масштабах всего ханства и затрепетал ли от страха Сагиб Гирей, но в плане материального ущерба и людских потерь достичь поставленных целей получилось. По одним источникам, русские войска дошли до реки Цивиль, захватив массу добычи и полона, по другим – аж до самой Казани. По некоторым версиям, действия конницы лишь служили прикрытием для судовой рати, выполнявшей основную стратегическую цель всего похода.

Также Постниковский летописец говорит о крупном сражении конной русской рати с татарами на реке Свияге, на Отяковом поле. По итогам столкновения москвичи «многих татар побишя, а иные в Свияге потопошя»[183], большое количество черемисов оказалось в московском плену. О достоверности сообщения до сих пор спорят. В большинстве источников, как летописных, так и актовых (разрядные книги), произошедшее в этом месте сражение относится уже к 1524 году. То же самое сообщает и известный австрийский «военкор» Сигизмунд Герберштейн.

Между тем судовая рать достигла устья Суры, где 1 сентября была заложена русская крепость, которую «нарече… Василь город»[184]. По завершении строительства здесь расположился гарнизон под руководством А.И. Стригина-Оболенского, И.Ф. Стригина-Ряполовского и других видных воевод. Скорее всего, остался в крепости и артиллерийский наряд.

Сам Алексей Адашев не смог бы настолько доходчиво и красноречиво анонсировать полное завоевание волжского ханства, как появление русских укреплений на правом берегу Суры. Построенная на территории противника крепость имела важное стратегическое значение для наступления на Казань. Это была первая московская ресурсная база, а также перевалочный пункт на данном направлении. Само ее название, Васильсурск, носило символический характер и выдвигало претензии великого князя на правление в Среднем Поволжье.

Некоторые исследователи придерживаются версии об оборонительном характере Васильсурска. Но в таком случае твердыню поставили бы на своей территории, да еще и в небольшом отдалении от границы (реки Суры). Так делали, чтобы расставить дозорных и при внезапной атаке избежать быстрого взятия крепости изгоном. Именно по такому принципу располагались оборонительные твердыни Господина Великого Новгорода – Копорье, Карела, Ладога. Если же в бойницу было видно заграницу, пусть даже фортификация оставалась на краю родной земли, то наступательное предназначение явно превалировало. Яркий пример – Ивангород, выросший, словно гриб после дождя, на глазах изумленных ливонцев на противоположном берегу Наровы. Что уж говорить об укреплениях, которые вовсе «нарушили пограничный режим».

Да и в качестве защиты от стремительных татарских набегов одинокая крепость здесь была абсолютно неэффективна. Наличие артиллерии делало сам Васильсурск крепким орешком, и татары, как правило, старались обходить его стороной. Но сдерживающий эффект могла дать только целая цепь оборонительных сооружений – крепостей, засечных черт, застав – наподобие Окского рубежа.

1524 год: ни проигрыш, ни победа

Пока Васильсурск выжидательно щурился в сторону ханской столицы волоковыми бойницами с высоты горы Цепель, казанцы не прекращали атаковать восточные рубежи Великого княжества Московского. 17 октября 1523 года «приходили татарове на Галич, посады пожгли, а град Господъ сохранил не врежен, и отъидоша»[185]. Не унимались и суровые «горние» черемисы, осенью 1523 года напавшие на муромские окрестности. Серьезного урона такие действия Русскому государству не наносили. Лишь заставляли московского «тигра скалить зубы». Едва ли казанский хан мог этого не понимать. Скорее всего, упомянутые нападения носили своевольный характер и не санкционировались Сагиб Гиреем.

Осознавая неизбежность скорого московского вторжения, он запросил помощи у своего брата, крымского хана Саадет Гирея. «Нынеча князь великий московский поставил город на Суре на реке, – писал брату Сагиб. – А достоваючи подо мною моего юрта Казани. И ты б ко мне прислал пушек, и пищалей, и янычан, а мне противу московских воевод стояти не мощно»[186].

Но новый правитель Тавриды находился в полном раздрае после недавней катастрофы в Астрахани и страшного нашествия ногайцев. В столь непростой обстановке Саадет не решился оказывать прямую военную помощь казанцам, а ограничился лишь дипломатическими шагами. В своем послании Василию III он призывал великого князя помириться с волжским ханством и признать легитимность власти Сагиб Гирея. На это московская сторона отвечала категорическим отказом. Ведь в ходе последнего переворота в Казани погибли русские люди, включая посла. К тому же Сагиб – узурпатор, занявший власть без санкции великого князя. Позиция Москвы была однозначна.

Когда от Крыма реальной помощи добиться так и не получилось, казанский хан решил взять выше. Весной 1524 года он направил специальное посольство в Стамбул. Итогом миссии стало провозглашение Казанского ханства турецким юртом, а самого хана – вассалом султана Сулеймана I. По мнению исследователя И.В. Зайцева, все это изначально спланировали и организовали в Крыму. Якобы крымчане пытались втянуть в конфликт против Великого княжества Московского турок в качестве «тяжелой артиллерии».

Как уже отмечалось, на деле Великолепного падишаха куда больше заботило противостояние с Габсбургами,