Ханское правосудие. Очерки истории суда и процесса в тюрко-монгольских государствах: От Чингис-хана до начала XX века - Роман Юлианович Почекаев

Наличие многочисленных административных функций, несомненно, снижало эффективность суда-яргу, поэтому Хубилай в свое время под влиянием китайских процессуальных традиций принял решение о приоритете судебных функций нойонов, занимавших пост яргучи, над управленческими [Farquhar, 1990, p. 244]. Единственная «побочная» функция яргучи (т. е. не связанная непосредственно с отправлением правосудия) упоминается в китайском своде законов 1291 г.: помимо собственно разбирательства дел, они раз в квартал должны были посещать тюрьмы с проверкой, насколько законно заключены туда те или иные лица, ожидающие суда, и насколько соблюдаются условия их содержания. О том, что это относилось именно к судебным функциям, свидетельствует тот факт, что аналогичные обязанности были и у судей китайских судов в рамках их территориальных округов [Ch’en, 1979, p. 155].

Завершает текст ярлыка еще одно важное положение, предусматривающее обязанность участников процесса «выплатить оговоренный сбор ему [эмиру яргу. – И. М.], его слугам и писцу яргу-наме, дабы они могли тратить их по своему усмотрению и заниматься ведением этого дела». Данное положение подтверждает мнение о том, что ханские чиновники, включая судейских, не получали жалованья в нашем понимании этого термина, а следовательно, подношения от тяжущихся составляли основной источник их дохода и, соответственно, рассматривались не как взятки, а именно как официальные пошлины, т. е. платежи за совершение правозначимых действий уполномоченными государственными органами [Абзалов, 2013, с. 194–198; Почекаев, 2015, с. 256–265]. И если для самих яргучи как состоятельных сановников и землевладельцев это жалованье не было необходимым, то для их подчиненных[180] получение вознаграждения могло иметь существенное значение.

Итак, на основе анализа ярлыка эмиру яргу из «Дастур ал-катиб», в том числе путем соотнесения его положений с другими историческими источниками юридического и неюридического характера, нам удалось сформировать определенное представление о статусе монгольских имперских судей-яргучи. Несмотря на отмеченную «персидскую» специфику документа, у нас есть все основания распространить указанные принципы отправления правосудия на другие государства Чингисидов: империю Юань, Золотую Орду, Чагатайский улус. Таким образом, данный документ представляет ценность для изучения особенностей организации судебной власти и правосудия не только в самом Иране, где он был создан, но и на всем имперском пространстве рассматриваемого периода. Вместе с тем необходимо учитывать также специфику политического и культурного развития того или иного улуса Монгольской империи, выявить которую позволяют как раз дополнительные источники.

§ 19. Статус судей Сыгнака в грамотах казахских ханов и султанов

Будучи прямыми преемниками правителей Улуса Джучи (Золотой Орды), казахские ханы сохранили ряд его институтов власти и управления, использовали подмеченные особенности взаимоотношений с различными группами подданных во взаимодействии с жителями своих кочевых и оседлых регионов, старались учитывать местные традиции отдельных регионов, входивших в их владения, чтобы обеспечить им поддержку в случае конфликтов с соседними государствами либо внутренних междоусобиц. Эта политика проявилась, в частности, в издании ими ярлыков, адресованных представителям знати оседлых регионов.

На сегодня таких документов известно очень немного. Речь идет преимущественно о ярлыках, адресованных влиятельным кругам населения таких городов, как Сыгнак, Сайрам и Туркестан, и датированных XVI–XVII вв. [Пищулина, 2016, с. 34; Султонов, 2016, с. 89]. Отмечая малочисленность таких документов, исследователи в то же время подчеркивают их значительную ценность для изучения различных вопросов политической и социально-экономической истории, а также исторической географии раннего Казахского ханства.

В связи с исследованием истории суда и процесса в чингисидских государствах наше внимание привлекли так называемые грамоты из Сыгнака [МИКХ, 1969, с. 313–318], которые содержат весьма важную информацию, касающуюся статуса судей, их прав, привилегий и материального обеспечения их жизни и деятельности. Из четырех документов, известных как грамоты из Сыгнака, интересующему нас вопросу посвящены два первых, которые и стали объектом нашего анализа. Отметим, что эти документы с момента их обнаружения В.В. Бартольдом в 1902 г. уже неоднократно привлекали внимание исследователей. Ими занимались специалисты по истории Казахского ханства XV–XVII вв. (М.Х. Абусеитова, К.А. Пищулина и др.), соседних кочевых народов (П.П. Иванов), самого Сыгнака (А.Ю. Якубовский) (см. об этом подробнее: [Абусеитова, Баранова, 2001, с. 137]). Поскольку данные грамоты представляют собой официальные акты, им посвящен также ряд специальных исследований, в которых осуществлен их дипломатический и источниковедческий анализ [Картова, 2020; Картова, Абуов, 2020]. Вместе с тем, по нашим данным, до сих пор они практически не изучались как юридические памятники, каковыми в первую очередь и являются.

Еще один документ, примыкающий к грамотам из Сыгнака, насколько нам известно, изучен гораздо меньше – это ярлык знаменитого казахского хана Тауке (ок. 1652–1715), также адресованный жителям Сыгнака. Обнаруженный в частной коллекции в середине 1970-х годов, он в виде факсимиле был опубликован в 1979 г. [История…, 1979, с. 285], а в переводе на русский язык – лишь в 2010-х годах [Эпистолярное наследие…, 2014, с. 82, № 1]. О его историко-правовом анализе, естественно, говорить также не приходится.

В связи с вышесказанным представляется, что информационный потенциал названных грамот далеко не исчерпан и из них можно извлечь немало ценных сведений с применением междисциплинарного подхода, который сочетает методы исследований, используемые в истории, дипломатике и истории государства и права. Соответственно, основными методами нашего исследования станут:

– формально-юридический, позволяющий извлечь из анализируемых текстов правозначимую информацию и проанализировать ее с юридической точки зрения;

– историко-правовой, дающий возможность исследовать полученные сведения в общеисторическом контексте;

– сравнительно-правовой, позволяющий выявить как общие, так и специфические черты исследуемых документов и правовых институтов, сведения о которых они содержат, в сравнении с другими, более ранними и более поздними, актами того времени.

Продемонстрировать применение этого подхода мы намерены на примере анализа правового статуса судей города Сыгнака, элементы которого нашли отражение в двух из четырех указанных грамот и в ярлыке хана Тауке. Первая из грамот приписывается знаменитому среднеазиатскому завоевателю Тимуру (Тамерлану), однако уже В.В. Бартольд усомнился в ее подлинности – как минимум потому, что этот властитель и полководец фигурирует в документе с ханским титулом, которым он на самом деле никогда не обладал. Тем не менее ученый высказал уверенность в том, что данный документ представляет научный интерес и содержит ценные сведения, пусть даже не на 1400/1401 г. (803 г.х.), которым он датирован, а на XVI в., когда, по мнению Бартольда, он мог быть подделан [Бартольд, 1973б, с. 199, 202]. Другие исследователи разделяют его позицию [Пищулина, 2016, с. 35; Картова, 2020, с. 77], и на то есть основания. Несомненно, для того чтобы подделать такой значимый документ, необходимо было располагать соответствующими образцами аналогичных официальных актов, а это было не так уж сложно, учитывая хорошо развитые в чингисидских государствах (включая и Золотую Орду, и ее преемников) традиции хранения архивных материалов [Абзалов, 2013, с. 174–180]. Несомненно, какие-то из них и могли быть использованы для создания фальшивого документа [Картова, 2020, с. 78].

Второй документ, датированный либо 1543/1544 г. (950 г.х.), либо 1548/1549 г. (955 г.х.), выдан от имени некоего Абу-л-Гази Абд ар-Рахим Бахадур-султана. Исследователи, опять-таки начиная с В.В. Бартольда, не имеют возможности соотнести его личность