Надвигающийся кризис: Америка перед Гражданской войной, 1848-1861 - Дэвид Поттер

формирующейся Республиканской партии.[443] По словам одного из редакторов, «некоторые, кто приехал сюда более „американцем“, чем республиканцем, теперь больше республиканцы, чем американцы».[444] Альянс нативистов и антирабовладельцев был создан для того, чтобы работать с минимумом нативизма и максимумом антирабовладельчества. В то же время конкурс на пост спикера заставил рыхлую антинебрасскую коалицию в Конгрессе сделать долгий шаг к единству и постоянной организации.[445]

Четыре месяца спустя республиканцы завершили процесс нейтрализации нативизма и захвата контроля над движением «Незнайки» на Севере. На этот раз они заставили североамериканцев согласиться с кандидатом в президенты, который даже не был нативистом. Это было сделано с большой ловкостью и в сложнейших обстоятельствах, поскольку североамериканцы во время своего разрыва с южными нативистами в феврале проявили большую изобретательность, созвав съезд для выдвижения кандидата в президенты и назначив его на пять дней раньше республиканского съезда по выдвижению кандидатов.[446] Проведение съезда в такое время поставило республиканцев перед дилеммой: если североамериканцы выдвинут иного кандидата, чем республиканцы, это расколет голоса противников рабства; если они выдвинут того же кандидата, то тот факт, что их кандидатура будет выдвинута первой, создаст впечатление, что кандидат — это прежде всего североамериканец, которого республиканцы поддерживают во вторую очередь.[447] Единственным выходом из этой дилеммы было убедить североамериканцев отложить выдвижение своей кандидатуры, что было невозможно, или маневрировать, чтобы они выдвинули «лошадку для преследования», которая в стратегический момент откажется в пользу республиканского кандидата. Они уговорили Натаниэля П. Бэнкса согласиться на эту сомнительную роль,[448] и после этого дела пошли как по маслу. 16 июня «Незнайки» выдвинули Бэнкса в президенты, а Уильяма П. Джонстона — в вице-президенты; 18 июня республиканцы выдвинули Джона К. Фремонта, не запятнанного предварительным одобрением «Незнаек». Незнайки предпринимали отчаянные попытки убедить республиканцев принять совместный билет Фремонта и Джонстона, чтобы нативисты могли сохранить лицо. Но республиканцы, поняв, что они наконец-то в седле, отказались от всех уговоров;[449] 19 июня североамериканцы вновь собрались и, зная, что Бэнкс не примет их кандидатуру, полностью капитулировали, хотя и с горькими протестами. Бэнкса сняли, выдвинули Фремонта и позволили себе лишь жест — выдвинуть Джонстона в вице-президенты.[450] Эта шарада закончилась в августе, когда Джонстон имел беседу с Фримонтом, который, возможно, пообещал ему покровительство, после чего тоже снял свою кандидатуру.[451]

В 1855 году казалось, что «Незнайки» могут выиграть президентское кресло в следующем году. Но когда в 1856 году нативисты пришли на избирательные участки, их выбор остановился на Филлморе, которого выдвинули южноамериканцы, но чья принадлежность к ордену «Незнайки» была сомнительной,[452] и Фремонте, выдвинутом республиканцами, поддержанном североамериканцами, которого многие, хотя и ошибочно, считали католиком и уж точно не «Незнайкой». Таков был антиклимакс великого волнения «Незнайки».

Теперь антирабовладельческая партия явно и несколько неожиданно стала доминирующей на Севере. Таким образом, как представляется в ретроспективе, фаза «Незнайки» в американской политике послужила своего рода промежуточным этапом в переходе от вигизма к республиканизму. Историкам ушедшего поколения с их телеологическим взглядом на историю все это казалось предопределенным: как писал один из них, партия «Незнайки» «выполнила свою историческую миссию», «подготовив путь для республиканцев», и «единственная задача партии теперь — умереть».[453] Сегодня более скептически настроенный критик может согласиться с тем, что нативизм по своей сути был преходящим явлением и что проблема рабства была более долгосрочной. Но он поставит под сомнение провидческую роль «Незнайки» и будет с тревогой размышлять о том, какими могли бы быть отношения нативизма и антирабовладельческой партии, если бы «Незнайки» были более умны, а республиканцы менее хитры в своей политической тактике, и если бы Натаниэль П. Бэнкс, «мальчик-шпулька» из Массачусетса, не решил обратить свои удивительно гибкие таланты на политику.

После 1856 года партия «Незнайка» умерла, и было легко предположить, что нативизм тоже умер. Но политический эквивалент закона сохранения материи должен напомнить нам, что нативизм не просто испарился. Лишённый собственной формальной организации, он остался мощной силой и, по сути, вошёл в Республиканскую партию, как и вышел из партии вигов. Ни одно событие в истории республиканской партии не было более важным или более удачным, чем этот союз sub rosa. Благодаря ему Республиканская партия получила постоянную поддержку нативистов, которая, вероятно, избрала Линкольна в 1860 году и которая укрепляла партию на каждых выборах в течение более чем столетия. Но эта поддержка была получена без каких-либо формальных уступок, которые привели бы к потере поддержки иммигрантов, также жизненно важной для политического успеха. Республиканцы смогли съесть пирог нативистской поддержки и получить ещё и пирог религиозной и этнической терпимости.

Процесс перестройки партий достиг завершения на президентских выборах 1856 года. В ходе кампании того года первым и последним кандидатом был выдвинут Миллард Филлмор — сначала южноамериканцами в феврале, после второго отделения североамериканцев от партии «Ничего не знаю», а последним — остатками партии вигов в сентябре, на собрании, отличавшемся высокой долей пожилых мужчин.[454] Следующее выдвижение было произведено демократами, собравшимися в Цинциннати в начале июня. Делегации южан отдали предпочтение сначала Пирсу, а затем Дугласу, в обоих случаях из-за той важной роли, которую они сыграли в продвижении закона Канзас-Небраска, но делегации северян выступили против них по той же причине. Однако на семнадцатом голосовании обе стороны остановились на кандидате, который, как известно, симпатизировал взглядам южан, но, к счастью, был американским министром в Великобритании и поэтому во время принятия Канзас-Небраски находился за пределами страны.[455] Это был Джеймс Бьюкенен из Пенсильвании, шестидесятичетырехлетний человек, ветеран политических войн, десять лет в Палате представителей, ещё десять лет в Сенате, дипломатическая служба в Санкт-Петербурге и Лондоне и четыре года на посту государственного секретаря при Полке. «Старый государственный функционер», как он себя называл, был опытным политиком — человеком со способностями и большим опытом, но организатором, вряд ли способным на неортодоксальные поступки. Третьим кандидатом, как уже говорилось, был Джон К. Фремонт, выдвинутый в первую очередь республиканцами, а во вторую — североамериканцами. Этот выбор был чем-то вроде аномалии, поскольку Фремонт, хотя и был знаменитым исследователем, не имел никаких заслуг ни как республиканец, ни как политический лидер, и руководители республиканцев, включая, в частности, Турлоу Уида, не стали бы его выдвигать, если бы думали, что у них есть реальные шансы выиграть выборы. Но они рассчитывали проиграть, а Уид хотел сохранить своего кандидата, Уильяма Х. Сьюарда, для 1860 года. Поэтому республиканцы выдвинули «Следопыта», человека молодого, энергичного, красивого и привлекательного. Его жена Джесси, дочь Томаса Харта Бентона, на которой он женился после романтического