Блог «Серп и молот» 2021–2022 - Петр Григорьевич Балаев
Блог «Серп и молот» 2021–2022 читать книгу онлайн
У нас с вами есть военные историки, точнее, шайка клоунов и продажных придурков, именующих себя военными историками. А вот самой исторической науки у нас нет. Нельзя военных разведчиков найти в обкоме, там они не водятся, обкомы вопросами военной разведки не занимаются. Нельзя военных историков найти среди клоунов-дегенератов. Про архивы я даже промолчу…
(П. Г. Балаев, 11 октября, 2021. Книга о начале ВОВ. Черновые отрывки. «Финская война»)
Вроде, когда дело касается продавца в магазине, слесаря в автосервисе, юриста в юридической фирме, врача в больнице, прораба на стройке… граждане понимают, что эти профессионалы на своих рабочих местах занимаются не чем хотят, а тем, что им работодатель «нарезал» и зарплату получают не за что получится, а за тот результат, который работодателю нужен. И насчет работы ученых в научных институтах — тоже понимают. Химик, например, работает по заданию работодателя и получает зарплату за то, чтобы дать тот результат, который работодателю нужен, а не тратит реактивы на своё хобби.
Но когда вопрос касается профессиональных историков — в мозгах публики происходят процессы, превращающие публику в дебилов. Мистика какая-то.
Институт истории РАН — учреждение государственное. Зарплату его научным сотрудникам платит государство. Результат работы за эту зарплату требует от научных сотрудников института истории государство. Наше российское. Какой результат нужен от профессиональных историков института истории нашему государству, которое финансирует все эти мемориалы жертвам сталинских репрессий — с двух раз отгадаете?
Слесарь в автосервис приходит на работу и выполняет программу директора сервиса — ремонтирует автомобили клиентов. Если он не будет эту «программу» выполнять, если автомобили клиентов не будут отремонтированы — ему не то, что зарплаты не будет, его уволят и больше он в бокс не зайдет, его туда не пустят. Думаете, в институтах по-другому? Если институты государственные — есть программы научных исследований, утвержденные государством, программы предусматривают получение результата, нужного государству. Хоть в институте химии, хоть в институте кибернетики, хоть в институте истории.
Если в каком-нибудь институте кибернетики сотрудники не будут давать результата нужного государству в рамках выполнения государственных программ, то реакция государства будет однозначной — этих сотрудников оттуда выгонят.
Но в представлении публики в институте истории РАН нет ни государственных программ исследований, ни заказа государства на определенный результат исследований, там эти Юрочки Жуковы приходят на работу заниматься чисто конкретно поиском исторической истины и за это получают свои оклады научных сотрудников государственного института.
А потом публика с аппетитом проглатывает всю «правду» о Сталине, которую чисто конкретно в поисках истины наработали за государственную зарплату эти профессиональные историки, не замечая, каким дерьмом наелась.
Вроде бы граждане понимают и знают, что наши государственные чиновники выполняют волю правительства, которое действует в интересах олигархата, и верить этим чиновникам может только слабоумный. Но когда дело касается вопросов к профессиональным историкам, чиновникам государства в институте истории РАН, то всё понимание куда-то исчезает, Витенька Земсков и Юрочка Жуков становятся чисто конкретными независимыми искателями правды о Сталине и СССР. За оклады и премии от государства…
(П. Г. Балаев, 30 августа, 2022. «Профессиональные историки и историки-самозванцы»)
-
Любой новый появившийся в обороне противника объект: ДЗОТ, блиндаж, просто оборудованная открытая огневая точка, — немедленно уничтожаются артиллерией, часто еще во время процесса ее оборудования немцами.
Т. е., наши войска не просто стояли в статичной обороне, но и активно уничтожали живую силу и матчасть противника, изматывали его личный состав. В такой обороне немцы и передвигаться могли только поодиночке да ползком. И почти не имели возможностей улучшать оборону переднего края, а это уже было, с нашей стороны, подготовкой успеха будущего наступления, прорыва этой обороны.
И, как и ожидалось, едва только я выложил отрывок о том, какие потери несли немцы от снайперов 4-ой армии последовал комментарий от читателя: действия наших в 42-м году — не показатель, у немцев уже другая армия была, хужее той, что они имели в 41-м.
Показательно, что комментатор из тех читателей, которые согласны с моими взглядами. Но вот что делают въевшиеся в сознание штампы — логику они отрубают по самые уши! Если немецкая армия к 42-му году стала хуже, то какой же была та армия, которая ее так опустила под плинтус в 41-м?
Разгром немцев под Ростовом — показатель. Но то, что наши войска сделали с ними под Тихвином, это вообще не объяснимо, если подходить к этому с позиции каких-то военных канонов, устоявшихся представлений. Это было уже совершенно запредельным циничным надругательством над тевтонским духом.
Несомненно, основная заслуга в этом принадлежит Кириллу Афанасьевичу Мерецкову, который накануне описываемых событий командовал, вообще-то, 7-й армией, которая держала оборону не против немцев, а против финнов по реке Свирь.
В этой ситуации Кирилл Афанасьевич показал, что он уже перерос уровень командующего армией. Казалось бы, у тебя есть армия с нарезанной тебе задачей — финны. Тебя еще что-то колышет? Мерецкова колыхало. Его интересовало положение 4-й армии, которая была у него в тылу и как раз прикрывала тихвинское направление. Можно было сидеть молча и не высовываться, потому что это проблемы другого фронта и Ставки, а не твои? Можно, конечно. Но Мерецков «высунулся». Его заботило состояние обороны 4-й армии, потому что в случае ее прорыва и 7-я армия попадала в сложное положение, возникала угроза соединения немцев и финнов. Попытался сам выяснить ситуацию у командования 4-й армии, не получилось, связь установить не удалось. Тогда обратился в Ставку:
«Ставка тоже не сообщала точных сведений. Тогда мы сами решили выяснить, способна ли 4-я армия собственными силами приостановить дальнейшее продвижение немецких войск или, быть может, она нуждается в срочной помощи. С этой целью я направил 5 ноября в район боевых действий 4-й армии начальника штаба 7-й армии генерал-майора А. Н. Крутикова. Примерно в это же время меня информировал о положении под Тихвином прибывший из 4-й армии секретарь Ленинградского обкома партии Т. Ф. Штыков, который организовывал снабжение Ленинграда продовольствием.
Обстановка под Тихвином оказалась исключительно тяжелой, если не сказать критической. Штаб 4-й армии попал под удар противника и отходил на восток отдельными, не имевшими между собой связи группами. Управление войсками армии нарушилось, и они неорганизованно отступали.»
«Незаменимых у нас нет» — фраза, приписываемая Сталину. Очень хорошо, что именно Мерецков был командующим 7-й армией и некем его было заменить. Будь кто-нибудь другой на его месте, могло случиться непоправимое. С большой долей вероятности. Мерецков раньше Ставки заметил опасность. Нужно учитывать, что в Ставке на начало ноября оставались сам Сталин, как Главком, да Шапошников. Скорей всего, они элементарно физически не успевали контролировать всю ситуацию. Но отреагировали своевременно и правильно, получив сигнал от Мерецкова, Ставка приняла нестандартное решение: Кирилл Афанасьевич немедленно был назначен командующим 4-ой армией, оставаясь командующим 7-ой армией.
Решение, действительно, необычное — один командарм на две армии. Но полностью себя оправдавшее…
* * *
И Мерецков совершил невозможное. Обстановка к тому времени сильно осложнилась, части 4-й армии неорганизованно отходили, кроме того, что дивизии ее были сильно ослаблены, их численность не превышала численности полка, так еще в результате утраты прежним командованием армии управления, всё это представляло из себя кашу, части дивизий перемешались между собой.
Получив от Ставки разрешение усилить 4-ю армию за счет резервов 7-й, Кирилл Афанасьевич срочно перебросил к тихвинскому направлению
«…танковую бригаду, стрелковый полк, четыре минометных и два саперных батальона, несколько походных кухонь и запасы продовольствия, то есть почти все наши скромные резервы.»
В это время немцы уже заняли город и продолжили наступать в сторону Вологды. Но уже 11 ноября неожиданным ударом подошедшие из резервов 7-ой армии танковая бригада и стрелковый полк во взаимодействии с дивизиями 4-й армии сходу атаковали наступающие немецкие части, отбросив их на 12–13 километров, к окраине Тихвина.
Положение временно стабилизировалось, но угроза со стороны немецкой группировки в Тихвине сохранялась. Ставка поставила Мерецкову задачу по ее разгрому. Проблема была только в том, что у немцев было подавляющее превосходство в танках, а у Мерецкова незначительное превосходство в численности войск и артиллерии. Причем, превосходство в артиллерии было только по количеству стволов, со снарядами ситуация такая:
«…запасы армии по боеприпасам позволяли нам расходовать ежедневно в среднем семь выстрелов на 120-миллиметровый миномет и 122-миллиметровую гаубицу и четырнадцать мин на 82-миллиметровый миномет. Отпускаемые Ставкой боеприпасы поступали крайне медленно. Страна еще не наладила тогда как следует производство боеприпасов, да и железные дороги были перегружены. К началу контрнаступления из 35 ожидаемых транспортов с минами и снарядами прибыло только семь. Такое же положение было с поступлением вооружения и различной военной техники.»
При таком обеспечении даже о равенстве сил не может быть речи, тем более, что немцы в самом городе уже успели укрепиться, используя, в том числе, каменные постройки.
Если в этой ситуации поменять немцев и наших местами, то результат был бы однозначным: штурмующие укрепленный город, не имея превосходства в силах, положили бы перед его укреплениями свои войска, выдохлись бы и потом побежали бы назад. Но 19 ноября войска Мерецкова начали методично ломать оборону немцев, и Лееб запаниковал, начал просить подкреплений, которые именно сейчас нужны были под Москвой, тем не менее ему выделили свежую дивизию, только что прибывшую из Франции. Правда, мало что от той дивизии до Тихвина добралось — наша авиация выбомбила ее на маршах.
А Мерецков после первого неудачного штурма… Ну, в каком смысле неудачного — вы хотели
