Русские солдаты в Северной Африке (1940–1945 гг.). Эль-Аламейн: неизвестные страницы войны - Владимир Владимирович Беляков

Шли дни за днями. Обитатели транзитного лагеря в Гинейфе, по словам автора воспоминаний, не скучали там. Они организовали военные занятия, по воскресеньям же устраивали вечера художественной самодеятельности, а иногда и литературные вечера. «Каждый день пребывания здесь приносил что-то новое, наполнял память свежими впечатлениями, – пишет Сулейман Велиев. – И все же мы с нетерпением ждали – когда же прибудет пароход, который увезет нас к родным берегам? Кажется, если бы нам сказали: “Идите пешком”, – пошли бы, забыв, что нам, простым смертным, не дано перешагивать через моря-океаны. Когда мы поделились своими мыслями с Карасовым, он засмеялся и сказал:

– Вы хотите двинуться пешком, как паломники в Мекку?

Удивительная и вместе с тем знаменательная метаморфоза произошла

в это время с союзной администрацией. Сперва, как мы видели, она делала все возможное, чтобы воспрепятствовать нашему возвращению домой, из кожи вон лезла, чтобы убедить нас в “необходимости” изменить родине. А то вдруг мы стали замечать, что хлопоты американцев принимают совсем другое направление. Они вроде бы даже начали стараться, чтобы мы как можно скорее убрались восвояси. Сперва мы удивлялись, а потом поняли, в чем дело: оказывается, переводчики, которым было поручено “обработать” нас, не только не могли этого сделать, но сами постепенно стали подпадать под наше влияние, которое, кстати сказать, быстро начало распространяться и на местное население. Арабы, как я уже говорил, питали к нам большие симпатии. Они ежедневно приходили в одиночку и группами, завязывали с нами беседы, забрасывали нас вопросами». Велиев приводит, к примеру, свой разговор с египетским учителем, интересовавшимся положением мусульман в СССР. Среди репатриантов было немало бывших бойцов интернациональных партизанских отрядов в Италии, нахватавшихся там разных языков. Ну, а в Египте распространены французский и английский, так что языкового барьера собеседники не чувствовали.

Велиев не пишет о том, что представлял собой лагерь. Он упоминает только, что репатрианты жили в палатках. Не нашел я описания лагеря и в архиве. Зато в одном из документов отмечалось, что союзники обеспечивали бывших советских военнопленных питанием по норме британских солдат и английским военным обмундированием в зависимости от времени года.

Глава десятая

Путь на Родин

8 декабря 1944 года репатриантов лагеря № 307, среди которых был и Сулейман Велиев, отправили поездом в Суэц. Майор Карасов пожелал им счастливого пути. На станции собралось много египтян. «Они пришли проводить нас, сказать нам напутственное доброе слово. Воздев руки к небу, они читали молитву. Арабы молились за нас, за наше благополучное возвращение на родину, за наше счастье, – пишет Велиев. – Они раздавали нам хурму, инжир, а тому, кто, смущаясь, отказывался, чуть не насильно всовывали свертки в руки, клали в карманы. Хорошо помню – один старик, по имени Сеидали, с которым я был знаком, спросил меня:

– Приедете ли вы еще когда-нибудь к нам?

– Будем живы – приедем.

– Нет, ты все-таки съешь этот инжир, чтобы я был спокоен.

Я засмеялся. Старый араб покачал головой.

– Не смейся, брат, у нас есть такой обычай: кто вкусит инжир, выросший на этой земле, тот обязательно вернется на эту землю целым и невредимым.

Я выполнил просьбу Сеидали.

Когда поезд наш тронулся, послышались возгласы:

– Счастливого пути!

– Здоровья вам!

– Не забывайте!

– Приезжайте к нам!»

Сулейман Велиев писал свои воспоминания в 1961 году, когда масштабное сотрудничество Советского Союза с Египтом только разворачивалось, когда только началось строительство высотной Асуанской плотины. Не удивлюсь, если узнаю, что среди тех советских людей, кто работал в Асуане или на каких-либо других из более ста экономических объектов, возведенных в стране на Ниле при содействии наших специалистов, были и бывшие обитатели транзитного лагеря в Гинейфе.

«За поездом бежали ребятишки с кувшинами, полными водой; крича что-то, они брызгали водой нам вслед, – продолжает рассказ Велиев. – У кого кончалась вода, те подбегали к товарищу и, зачерпнув из его кувшина, снова бежали и брызгали… У нас невольно слезы наворачивались на глаза».

Сцена в Тегеране

В Суэце репатриантов погрузили на пароход, направлявшийся в иракский порт Басра. «Жизнь на борту судна шла неторопливо, размеренно, – пишет Сулейман Велиев. – Только неожиданная болезнь и смерть одного из наших товарищей, Али, выбила нас из колеи, отозвалась болью в душе каждого из нас. Сколько мук перенес этот человек и как самоотверженно он воевал, готовый в любой момент отдать жизнь ради торжества правды, справедливости! Смерть пасовала перед ним на поле брани, пуля его не брала, а тут… Как тосковал он по родине, по своим близким! И вот он умер, и мы даже не могли похоронить его. Мы вынуждены были собственными руками бросить тело его за борт. Таков был беспощадный закон моря… Мы клялись, что никогда не забудем товарища, что всегда будем думать о нем как о живом и сильном, таком, каким знали его, когда воевали вместе, – это немного облегчало душу…

Порт Басра. Не успело судно пришвартоваться, как до нашего слуха донеслось:

– Внимание, товарищи, – хрипловато заговорил репродуктор. – Слушайте обращение начальника комитета по репатриации советских граждан на родину генерал-полковника Говорова.

– Советские граждане, вас с нетерпением ожидает родина, ваши отцы, матери, сестры, братья, дорогие вам люди…

Нужно ли говорить, как мы были взволнованы!»

В Басре репатрианты провели две недели. Где они там жили, чем занимались – Велиев не пишет. Лишь упоминает о том, что английский офицер, говоривший по-русски, вновь пытался агитировать их не возвращаться на родину. Затем отбыли из Басры на поезде в Тегеран. После краткой остановки в столице Ирана, где репатриантов приняли представители советского командования, их отправили поездом в порт Бендершах на берегу Каспийского моря. Может, Павел Епифанович Демченко как раз и видел тот самый эшелон, в котором возвращались на родину Сулейман Велиев и его товарищи? А может, тот, который вез в августе 1944 года Савелия Яковлевича Ширяева?

«Единственно, что осталось в памяти от моих тегеранских впечатлений, – пишет Велиев, – это сцена, разыгравшаяся на вокзале в день отъезда.

Наш “500-веселый” перестоял уже все свои сроки. В нетерпеливом ожидании отправления эшелона толчемся возле своего вагона. Подходит высокий и очень худой мужчина лет пятидесяти. Поздоровавшись, говорит, что он азербайджанец, и называет местность, откуда он родом.

– Нет ли среди вас кого-нибудь из тех краев?

– Есть. – Это сказал наш фельдшер, с любопытством взглянув на спрашивающего.

– Приятно, очень приятно увидеть земляка. А как звать тебя?

– Гасан.

– Гасан, Гасан. А отца? Из какого рода ты будешь?

– Как тебе сказать…