Блог «Серп и молот» 2021–2022 - Петр Григорьевич Балаев
Блог «Серп и молот» 2021–2022 читать книгу онлайн
У нас с вами есть военные историки, точнее, шайка клоунов и продажных придурков, именующих себя военными историками. А вот самой исторической науки у нас нет. Нельзя военных разведчиков найти в обкоме, там они не водятся, обкомы вопросами военной разведки не занимаются. Нельзя военных историков найти среди клоунов-дегенератов. Про архивы я даже промолчу…
(П. Г. Балаев, 11 октября, 2021. Книга о начале ВОВ. Черновые отрывки. «Финская война»)
Вроде, когда дело касается продавца в магазине, слесаря в автосервисе, юриста в юридической фирме, врача в больнице, прораба на стройке… граждане понимают, что эти профессионалы на своих рабочих местах занимаются не чем хотят, а тем, что им работодатель «нарезал» и зарплату получают не за что получится, а за тот результат, который работодателю нужен. И насчет работы ученых в научных институтах — тоже понимают. Химик, например, работает по заданию работодателя и получает зарплату за то, чтобы дать тот результат, который работодателю нужен, а не тратит реактивы на своё хобби.
Но когда вопрос касается профессиональных историков — в мозгах публики происходят процессы, превращающие публику в дебилов. Мистика какая-то.
Институт истории РАН — учреждение государственное. Зарплату его научным сотрудникам платит государство. Результат работы за эту зарплату требует от научных сотрудников института истории государство. Наше российское. Какой результат нужен от профессиональных историков института истории нашему государству, которое финансирует все эти мемориалы жертвам сталинских репрессий — с двух раз отгадаете?
Слесарь в автосервис приходит на работу и выполняет программу директора сервиса — ремонтирует автомобили клиентов. Если он не будет эту «программу» выполнять, если автомобили клиентов не будут отремонтированы — ему не то, что зарплаты не будет, его уволят и больше он в бокс не зайдет, его туда не пустят. Думаете, в институтах по-другому? Если институты государственные — есть программы научных исследований, утвержденные государством, программы предусматривают получение результата, нужного государству. Хоть в институте химии, хоть в институте кибернетики, хоть в институте истории.
Если в каком-нибудь институте кибернетики сотрудники не будут давать результата нужного государству в рамках выполнения государственных программ, то реакция государства будет однозначной — этих сотрудников оттуда выгонят.
Но в представлении публики в институте истории РАН нет ни государственных программ исследований, ни заказа государства на определенный результат исследований, там эти Юрочки Жуковы приходят на работу заниматься чисто конкретно поиском исторической истины и за это получают свои оклады научных сотрудников государственного института.
А потом публика с аппетитом проглатывает всю «правду» о Сталине, которую чисто конкретно в поисках истины наработали за государственную зарплату эти профессиональные историки, не замечая, каким дерьмом наелась.
Вроде бы граждане понимают и знают, что наши государственные чиновники выполняют волю правительства, которое действует в интересах олигархата, и верить этим чиновникам может только слабоумный. Но когда дело касается вопросов к профессиональным историкам, чиновникам государства в институте истории РАН, то всё понимание куда-то исчезает, Витенька Земсков и Юрочка Жуков становятся чисто конкретными независимыми искателями правды о Сталине и СССР. За оклады и премии от государства…
(П. Г. Балаев, 30 августа, 2022. «Профессиональные историки и историки-самозванцы»)
-
2) Создавшееся положение на участке Юго-Западного фронта, как я уже докладывал, характеризуется не только выходом сегодня противника в район Ромны–Гайворон, но и взломом обороны в районе Чернигов–Окуниново. 5-я армия ведет тяжелые бои в окружении, как я уже докладывал Вам, тов. маршал, понимая всю важность, которую играет в общем деле наш Юго-Западный фронт, все время стремимся к тому, чтобы не дать возможности противнику достигнуть здесь какого-либо успеха. Но, к сожалению, все возможности, которыми мог самостоятельно располагать Военный совет фронта, исчерпаны и оказались недостаточными в условиях сложившейся обстановки.
3) Я полагаю, что взять что-либо еще от Костенко нельзя, так как он занимает 150-километровый фронт и если сейчас взять от него еще две дивизии, то оставшееся число дивизий будет занимать фронт обороны не менее 30 километров на каждую. Кроме того, последнее время, по данным нашей авиаразведки, установлена подача пополнения противником из глубины железнодорожными эшелонами на станцию Мироновка. Если учесть все это и учесть состояние, вследствие непрерывных дождей, порчи дорог, то в случае форсирования противником реки Днепр в районе Ржищев, Канев вряд ли Костенко сможет воспрепятствовать этому. Таким образом, в этих условиях я и Военный совет в целом полагаем, что у нас имеется единственная возможность, откуда мы могли бы еще взять силы и средства для уничтожения группы противника, стремящейся выйти с направления Козелец на Киев и с направления Бахмач, Конотоп на глубокий тыл фронта, — ею является КИУР.
Вот смысл наших предложений Ставке при условии отсутствия подачи нам резервов.
Прошу Ваших указаний. У меня все.»
Уважаемый читатель, обрати внимание, что командование Юго-Западным фронтом ни слова не сказало об оставлении Киева, об общем отходе войск на тыловые рубежи. Только о том, чтобы с Киевского укрепленного района, где стояла самая сильная армия, 37-я под командованием А. Власова (того самого, да), снять части и направить их для отражения наступления немцев под Ромно. Это очень важно. Кирпонос испугался, что дальнейшее отстаивание предложения по общему отходу фронта приведет к тому, что его обвинят в панических настроениях.
Шапошников отвечает:
«Вы и так в КиУРе оставляете только четыре дивизии, больше оттуда снимать нельзя. Я считаю, что с правого берега Днепра западнее Остер можно вывести еще одну дивизию, 87-ю или 41-ю с[трелковую] д[ивизию]. Что же касается армии Костенко, то, имея в своем составе 8 стрелковых дивизий за рекой Днепром, смело можно растянуть дивизию на 25–30 километров. Затем у Вас должна восстанавливаться 81-я м[оторизованная] д[ивизия], в каком она виде сейчас? Иначе Ваш правый фланг нам придется укреплять и приходится на более или менее пассивных участках растягивать свои силы. Правда, в пятой армии у Потапова три дивизии из окружения пробиваются с переправами через реки, если они действуют организованно, то им это вполне удастся. Лишь бы только не бросали автоматику и артиллерию. Нельзя ли у противника разрушить все же переправу через Днепр да и через Десну и тем остановить его движение. У меня все.»
Т. е., начальник Генштаба боится, что снятие войск с КиУРа может привести к тому, что немцы там прорвут оборону и выйдут к Киеву. Отвечать придется тому, кто согласовал это решение командования фронта. Шапошников идти сам на такой риск не намерен. Кирпонос тоже был не лыком шит:
«1. 41-я с[трелковая] д[ивизия] выведена и сегодня принимала участие в боях за Козелец.
2. Два полка 81-й с[трелковой] д[ивизии] уже отправлены на кременчугское направление для усиления действующей там нашей группы войск по уничтожению противника.
Таким образом, по Вашему указанию можно рассчитывать лишь на две с[трелковые] д[ивизии] из армии Костенко.
Авиации поставлена задача на уничтожение переправ противника. Однако пока это положительных результатов не дало.
Если Ставка считает наши предложения не совсем правильными и приказывает выполнить только что данные Вами указания, Военный совет фронта принимает это к исполнению.»
Т. е., ладно, гражданин начальник, будем исполнять ваши указания, если что случится — виноваты вы, потому что дали нам неправильные указания.
Шапошников немедленно отвечает:
«1. Ставка Верховного главнокомандования считает Ваше предложение пока преждевременным.
2. Что же касается средств для парирования вылазок противника на Вашем правом фланге, то я предложил Вам свой вариант решения. Может быть, Вы найдете иной выход для укрепления Вашего правого фланга.»
Он никаких указаний не даёт теперь, он только предлагает вариант. Ищи сам выход, Кирпонос.
С Кирпоносом такое не проходит:
«Кроме предложенного Вами, если наше предложение о КиУРе отпадает, другого выхода нет. У меня все.»
Т. е., Кирпонос намекает начальнику Генштаба, что будет выполнять только его указания насчет двух дивизий из 26-ой армии. Всё что случится дальше — ответственность на том, кто это предложил. На Шапошникове.
Шапошников снова:
«О КиУРе можно говорить только в связи с общим решением, а общее решение преждевременно. Пока все.
До свидания.»
Оба красавцы. И Шапошников, и Кирпонос. Сначала Кирпонос выходит на Ставку с предложением, поддержанным С. М. Буденным, об общем отводе войск, но когда Шапошников намекает на паникерские настроения, тут же отказывается от этого предложения и заявляет, что хотел всего лишь снять часть войск с КиУРа. Отводить войска от укрепрайона рискованно, можно Киев потерять, поэтому Генштаб предлагает снять дивизии с другого направления. Фронту достаточных сил, кроме как у Киева, взять негде, те дивизии, которые предложил перенаправить от 26-ой армии Шапошников, проблему не решат, поэтому фронт будет выполнять указания Генштаба. Кирпонос умыл руки. Но если фронт сам отказался от своего же предложения об общем отходе, согласившись с тем, что это преждевременно, то тогда нельзя снимать войск и с КиУРа. Шапошников тоже руки умыл. Красавцы!
Помните, как посланный к генералу Дмитрию Павлову Шапошников доехал до Могилева, увидел, что там творится и тут же очень тяжело заболел. Но как только он узнал, что в Могилев прибыл Ворошилов — сразу, моментально, выздоровел. Со здоровьем у Бориса Михайловича, конечно, было неважно, об этом все знали. Зато своим нездоровьем можно пользоваться в ситуациях, когда необходимо брать на себя ответственность. Как только необходимо — их бин больной. И никто не заподозрит, что ты симулянт, все знают, что у тебя туберкулез. А когда появляется Ворошилов, который сам на себя берет всю ответственность, то можно и выздороветь.
Был такой царский генерал Игнатьев, военный атташе в Париже, который потом перешел на службу Советской власти. Он написал мемуары
