Казань и Москва. Истоки казанских войн Ивана Грозного - Павел Канаев

Первое взятие Казани Иваном III: была ли осада?

Ко второй половине 80-х годов XV века Москва повергла трех опасных врагов – Большую Орду, Великий Новгород и Тверь. Останавливаться на этом «военно-политическом хет-трике» Иван III не собирался: настало время окончательно поставить под свой контроль Казань. Тем более московский ставленник уже успел ненадолго присесть на казанский трон.

Как показал этот относительно мирный и бескровный опыт[107], без грохота орудий и свиста стрел все же было не обойтись. Требовалось не просто повторно привести к власти своего протеже «подковерным» путем, а устроить настоящую демонстрацию силы для ногайцев и их сторонников в волжском ханстве. Лишь так удалось бы удержать их от очередных попыток свергнуть с казанского престола великокняжеского «сподручника». Не мешало и оставить с ним охрану, к примеру, из лихих касимовских татар, а заодно пару своих советников, которые разъяснят хану, что к чему. Так похозяйничать можно было лишь после полноценной военной победы. Осознавая это, Иван III начал готовить самый масштабный поход на Казань, который стартовал весной 1487 года.

Точно сказать, сколько войск удалось собрать Москве для военной кампании, нельзя. Войсковых росписей в ту пору по-прежнему не велось. В разрядных книгах указывались лишь воеводы и вверенные им полки. Некоторым исследователям хватает и таких скудных данных, чтобы приблизительно подсчитать возможную численность военного контингента в периоды правления Ивана III и Василия III методом исторической экстраполяции.

Экстраполировать приходится из времен Ивана Грозного, откуда до нас дошли кое-какие цифры из актовых материалов. Например, по аналогии с уже упомянутым Полоцким походом и рядом других операций времен Ливонских войн исследователь Алексей Лобин предположил, что на 1514 год (битва на Орше) один большой воевода располагал 4–5 боевыми сотнями. В каждой из них (усредненно) было около 150 ратников. Нижегородский историк Борис Илюшин счел возможным применить такую схему относительно Русско-казанской войны 1505–1507 годов. Возникает большой соблазн произвести похожие расчеты и по казанскому походу Ивана III 1487 года.

Что же говорят разрядные книги об участвовавших в кампании 1487 года воеводах? Большим полком руководили князья Данило Дмитриевич Холмский и Осип Андреевич Дорогобужский; Передовым – князь Семен Иванович Ряполовский; Правой руки – князь Александр Васильевич Оболенский, Иван Борисович, князь Волоцкий, и другие. Всего названо 13 военачальников. Десять из них отправились на Казань первой волной, еще трое – несколько позже в качестве подкрепления. Грубо применив формулу А. Лобина, получаем общую численность московского войска в пределах 7800–9750 ратников.

К сожалению, точность подсчета оставляет желать лучшего. К 1487 году поместная система еще не сложилась в таком объеме, как к Ливонским войнам, поэтому реальные цифры могли быть куда скромнее. К тому же численность полков и боевых сотен (которые, к слову, официально появятся уже во времена Ивана Грозного, хотя по факту наверняка использовались и раньше) четко не регламентировалась и могла колебаться. И все же это хоть какой-то задокументированный ориентир.

Если допустить, что под рукой у одного воеводы находились максимум четыре сотни, которые пока что численно соответствовали своему названию, получаем 5200 ратников. Сила вполне представительная по тем временам.

В то время как количество воинского контингента приходится приблизительно прикидывать на основании косвенных данных, о течении военной кампании в источниках встречается немало сведений. Согласно официальной летописи, войска выступили из Великого княжества Московского 11 апреля. 24 числа того же месяца в Казань отправился Мухаммед-Эмин. Конечно, в столь ответственный момент не мог не сработать пресловутый «закон подлости». Перед самым началом похода все поставила под угрозу не до конца покоренная Вятка. Вятская аристократия, подобно казанской, раскололась на сторонников и противников Москвы. Вторые инициировали нападение на Устюг и разграбили там три волости. Для идущих на Казань московских сил это был крайне неприятный поворот, ведь их левый фланг оказался в опасности. Чтобы нейтрализовать вятскую угрозу, великий князь «послал на вятчан воеводу своего Юрия Шестака Кутузова со многою силою». Воевода «шед, и умиришася с ними и возвратишася»[108]. Такая формулировка указывает на то, что конфликт удалось решить дипломатическим, а не военным путем.

Несмотря на демарш «лесных людей», казанский поход стартовал и шел своим чередом. Как и во всех прошлых поволжских операциях, войска делились на судовую и конную рати. Первой командовали восемь воевод, второй – пять. Численный перевес полководцев и то, что Большой полк находился в составе судовой рати, указывают на ее ключевое значение. Ровно о том же говорит назначение главой Большого полка прославленного победителя новгородцев на Шелони Данилы Холмского. Да и в разрядных записях этой части войска уделяется намного больше внимания.

Конница под командованием князей Ряполовских, напротив, упоминается дозированно. По ней даже не приводится четкого деления на полки. Зато зафиксировано великокняжеское распоряжение, согласно которому она переходила под начало воеводы Передового полка по прибытии на театр военных действий.

Главная роль в походе не просто так отводилась пешей судовой рати. Грохочущий «бог войны» стремительно вступал в свои права – основная ставка делалась на артиллерию и штурм. Всадникам при этом надлежало оборонять огненные наряды и идущих на приступ воинов от полевых сил казанцев.

Чтобы пехота и пушкари не оставались без защиты ни на день, обе русские рати, согласно летописям, прибыли под Казань одновременно – 18 мая. Таким образом, их продвижение к столице волжского ханства заняло всего 37 дней. По поводу маршрута московских войск в источниках не говорится ни слова. Вероятно, флотилия сперва сгруппировалась в Нижнем Новгороде, традиционно служившем плацдармом для речных наступлений на Казань.

Что касается конницы, то она должна была двинуться в путь существенно раньше судов, дабы прибыть на театр военных действий синхронно с ними. По мнению исследователя Ю.Г. Алексеева, приведенная в официальной летописи дата начала похода (11 апреля) относится именно к выступлению всадников из Москвы. Если скорость продвижения и маршруты войск совпадали с хорошо задокументированной кампанией 1552 года, конные ратники могли уже 1 мая прибыть в Нижний Новгород. Отдохнув там несколько дней, они успевали за две недели преодолеть 400 верст до Казани. Так что летописная дата прибытия московских ратей на театр военных действий (18 мая) кажется более-менее достоверной.

О том, как разворачивались события далее, рассказывают несколько источников: четыре разные летописи, разрядные книги, Казанский летописец. Упоминает кое-что и наш «военкор» Сигизмунд Герберштейн. Где-то казанской кампании 1487 года посвящено несколько строк, где-то дается относительно подробное описание боевых действий. Соединив все эти