Казань и Москва. Истоки казанских войн Ивана Грозного - Павел Канаев

развязавший Ивану III руки для похода на Сибирь 1483 года. Похоже, казанцы приняли все условия Москвы. Такая податливость хана вызвала жесткое противодействие со стороны восточной «партии» и ногаев. Вероятно, под их давлением Алегам снова начал какие-то выступления против московского влияния.

Ничего удивительного в этом не было. Алегам отлично знал, что великий князь «держит в кармане» более выгодного для себя хана (Мухаммед-Эмина) и при первой же возможности посадит его на трон. Любые попытки задобрить московского государя походили на лечение припарками смертельного недуга. Наверняка нечто подобное нашептывали хану на ухо его проногайски настроенные советники.

Как оказалось, они не ошибались. Согласно разрядной книге, уже в 1484 году воеводы Ивана III «Казань взяли, а Магмед Амина царя в Казани на царство посадили». По другому документу, это произошло в 1485 году. Какие-либо детали относительно столь важного события в источниках опущены, что довольно странно. Возьми москвичи и вправду Казань на щит или, точнее говоря, на пушку, на такой инфоповод летописцы не пожалели бы чернил и красноречия. Но нет, про ратные подвиги православного воинства или молебны в Первопрестольной по случаю победы русские хроники молчат[105]. Косвенно это может говорить о том, что до военных действий в 1484-м дело попросту не дошло. Как считает ряд историков, русским войскам оказалось достаточно просто приблизиться к городу. Появление крупной рати под стенами столицы стало весомым аргументом в пользу прорусской аристократической «партии», сделавшей всю работу и сохранившей казанские укрепления от московских ядер. В итоге в Казани в первый раз воцарился 16-летний Мухаммед-Эмин, а Алегам бежал в Ногайскую Орду.

Однако внутриполитическая ситуация в Казани по-прежнему оставалась нестабильной, а положение хана – крайне шатким. Под 1485 годом в одной из разрядных книг приводится запись, будто сам великий князь и его воеводы вновь усадили на трон Алегама. С.Х. Алишев принимает сообщение на веру. Дескать, поначалу Мухаммед-Эмин чем-то не оправдал надежд Москвы. Также исследователь предполагает, что симпатии Ивана III могли повернуться на 180 градусов под воздействием новых ветров из Крыма. В том же 1485-м дети большеордынского хана Ахмата напали на Тавриду и даже изгнали оттуда Менгли Гирея. На крымский трон ненадолго воссел один из Ахматовичей, Муртаза. Иван III же по-прежнему нуждался в союзе с Бахчисараем и поэтому временно переключился на поддержку Алегама, который явно больше импонировал новому крымскому правителю из сарайских царевичей. Впрочем, очень скоро «ордынцев» изгнали из Крыма, где вновь воцарился старый добрый Менгли Гирей.

Более правдоподобной кажется версия Ю.Г. Алексеева, что никакого восстановления Алегама на казанском престоле попросту не было. Сведения об этом приводятся лишь в одной разрядной книге, куда вполне могла закрасться ошибка переписчика. В целом ряде других документов описываются события, исключающие возможность поддержки Алегама великим князем. Согласно таким свидетельствам, в 1486 году уже хан Мухаммед-Эмин уговорил Ивана III прислать в Казань воевод, чтобы выдать им «братью свою меньшую». Речь шла отнюдь не о домашних питомцах, а о сыновьях ханши Фатимы, Кудай-Куле и Мелик-Тагире. За них вступилась часть казанской знати, которая задумала убить московского ставленника. Хану пришлось бежать к расположившимся рядом с городом русским воеводам и искать у них защиты. Закончилось все временным примирением Мухаммед-Эмина с казанскими «князьями».

Крайне трудно представить, что подобное произошло сразу же после того, как великий князь зачем-то вернул трон Алегаму. Вдобавок последний являлся экзистенциальным противником Москвы по чисто экономическим и военно-политическим причинам, будучи ставленником заинтересованных в торговле русскими невольниками ногайцев. Точно такими же смертельными врагами Москвы оставались и Ахматовичи. Их приход к власти в Бахчисарае означал одно: начало масштабного русско-крымского противостояния. Иван III все это отлично понимал и скорее стал бы искать союза с самим дьяволом, чем с Муртазой. Да и вряд ли великий князь Московский мог позволить себе такое «танго втроем» со ставленниками противоборствующих лагерей. Иван Васильевич должен был опираться лишь на одну из внутренних «партий» казанской знати, иначе рисковал утратить доверие абсолютно всех сторон. Еще с 1479 года русский государь сделал ставку на Мухаммед-Эмина и блокирующиеся вокруг него силы и последовательно поддерживал их, ожидая взамен лояльности.

Увы, будь представители прорусского лагеря даже самыми верными слугами Москвы (на деле так выходило далеко не всегда), одни они не могли защитить великокняжеского ставленника от политических противников. Не успел минуть 1486 год, как Алегам вернул себе трон при поддержке ногайцев и «по сговору с казанцы». Снова Мухаммед-Эмину пришлось бежать в Москву к Ивану III. Вот что сообщает об этом Устюжская летопись:

«Ис Казани прибегал к великому князю… царь Махмет Емин от брата своего от царя Аляхама да бил челом великому князю, да назвал себе его, великого князя, отцем, а просил у него силы на брата своего, на Аляхама, царя казанского, и князь великий силу порекл ему дати»[106].

Как и в 1479 году, Мухаммед-Эмин признал себя московским вассалом в обмен на военную помощь в борьбе с братом, чем еще раз дал Ивану III формальный карт-бланш для вмешательства в казанские дела. Судя по всему, не возражал против этого и Крым. В марте 1486 года Иван III отрапортовал своей подруге по переписке Нурсалтан, что намерен ее старшему сыну «добро смотрети». Едва ли под этим могло подразумеваться что-либо иное, кроме возвращения казанского трона Мухаммед-Эмину.

Тем временем в Казани «новый-старый» хан Алегам решил не изменять добрым традициям и устроить кровавую баню всем сторонникам своего политического оппонента. Согласно Устюжской летописи, Алегам гостеприимно созвал казанскую знать к себе на пир во дворец, замышляя коварную расправу над недругами. Но симпатизанты Мухаммед-Эмина раскрыли готовящийся для них сюрприз и «в поле убежали». Хан же, «окрепивши город», направил войска, чтобы схватить беглецов. Погоня успехом не увенчалась, и прорусски настроенным казанским вельможам удалось сбежать в Белокаменную. Там они во всех красках и эпитетах рассказали о случившемся великому князю.

Снова перед нами эпизод, который встречается лишь в одной летописи и не находит подтверждения в других источниках. В целом реальность репрессий по отношению к сторонникам Москвы и Мухаммед-Эмина в Казани в это время никаких сомнений не вызывает. Вот только так ли поэтично и драматично все было на самом деле? Обманное приглашение на пир с целью убийства не просто попахивает, а благоухает целым рядом аллюзий. Здесь вам и месть Кримхильды братьям из «Песни о Нибелунгах», и гибель царя Микен Агамемнона, и расправа княгини Ольги над древлянами. Знатоки мирового эпоса наверняка найдут и другие аналогии. Настолько яркий и драматичный сюжет и по сей день