Надвигающийся кризис: Америка перед Гражданской войной, 1848-1861 - Дэвид Поттер

планы по протесту против того, чтобы вновь открыть для рабства территорию, которая была официально посвящена свободе. На самом деле представители антирабовладельческого движения выразили своё неодобрение сразу же, ещё в начале месяца, когда Дуглас представил свой законопроект в его первой форме, а Самнер предложил поправку, подтверждающую Миссурийский компромисс. Но события развивались так быстро, что до этого момента не было серьёзного сопротивления. Однако теперь шесть конгрессменов, выступавших против рабства, готовились к организованной оппозиции. Они взяли черновой вариант заявления, написанного Гиддингсом в основном для использования в Огайо, а Чейз подготовил новую версию в более широких выражениях. Самнер придал ему окончательную литературную форму, а затем эти шесть «независимых демократов», как они себя называли, отправили своё сочинение редактору National Era, еженедельника против рабства, издававшегося в Вашингтоне.[270]

В понедельник утром Дуглас представил новый законопроект в комитете. Во вторник он предложил вынести его на обсуждение. Чейз с поразительной непринужденностью попросил отсрочки, чтобы изучить законопроект. Дуглас согласился на эту просьбу. Но не успел закончиться день, как из печати вышла газета National Era. В нём был опубликован «Призыв независимых демократов». Обращение явно предвещало ожесточенную борьбу демократов свободных земель против законопроекта и против администрации, поскольку в нём эта мера была подвергнута нападкам «как грубое нарушение священного обещания, как преступное предательство драгоценных прав, как неотъемлемая часть зверского заговора» с целью превратить свободную Небраску в «мрачный край деспотии, населенный господами и рабами». В нём осуждался лично Дуглас, обвинявшийся в том, что он пожертвовал спокойствием нации ради удовлетворения своих президентских амбиций, и клеймились «подневольные демагоги», служившие «деспотизму рабства». Это была первая канонада в том, что, возможно, и по сей день является самой ожесточенной битвой в конгрессе Америки.[271]

Сказать, когда вопрос о Небраске перестал быть в первую очередь железнодорожным и стал в первую очередь вопросом о рабстве, было бы весьма сомнительным занятием. Но, безусловно, после выхода из печати номера National Era от 24 января он уже никогда не был железнодорожным вопросом.

Призыв независимых демократов знаменателен тем, что в нём очень эффективно использовалась тактика борьбы с рабством, которую уже применяли аболиционисты и которая, пожалуй, всегда используется в любой ситуации ожесточенной полемики, но которая достигла высшей степени эффективности в 1854 году и в последующие годы. Это была тактика нападения на защитников рабства не по достоинствам или недостаткам их позиции, а на основании того, что они порочны, нечестны и злы. По иронии судьбы, это обвинение, которое во многих случаях не соответствовало действительности, оказалось гораздо более эффективным в пропагандистских целях, чем обвинение в поддержке пагубной системы, которое было правдой. Таким образом, «независимым демократам» было недостаточно основывать свою атаку на том, что мера Дугласа нарушает мир, попирает устоявшийся закон и дает преимущество рабству, а также является ошибочной и безответственной. Вместо этого им пришлось представить его, как и Уэбстера, как заблудшую душу. Дуглас стал предателем, говорили они, в обмен на поддержку рабовладельцев в борьбе за президентское кресло.

Эта реклама в значительной степени опиралась на моральные абсолюты: Миссурийский компромисс был не просто актом Конгресса, это было священное обещание. Отмена компромисса была не просто политическим маневром, а результатом злодейского заговора. Дуглас не пытался, как можно предположить, найти способ сохранить Небраску свободной и одновременно организовать её; он был Иудой, Бенедиктом Арнольдом, продавшим Небраску в рабство. То, что он сделал, не было ошибкой; это было преступное предательство. Эти обличения были облечены в форму самого ханжеского негодования, и создавалось впечатление, что жалобщики были, по выражению Чарльза Самнера, «рабами принципа», которые никогда не опустятся до политики. Однако дело в том, что конгрессмены, выступавшие против рабства, обычно были политическими вольными стрелками, не имевшими нормальной основы для политической поддержки через партийную организацию, и они нашли в этом виде пропаганды стратегический способ компенсировать слабость своей организационной позиции. Дело также в том, что в большинстве своём они были весьма проницательны в политическом плане и способны на крайне острые приёмы. Например, в то самое время, когда они отправляли Дугласа во тьму за его святотатство в игре с Миссурийским компромиссом, Уильям Х. Сьюард, выдающийся лидер против рабства, делал политическое лекарство для партии вигов, поощряя южных вигов требовать полной отмены компромисса, чтобы Дуглас был вынужден также предложить его, чтобы соответствовать заявке вигов на поддержку юга.[272] Историки уже более века порицают Дугласа за его моральную черствость, однако в документах нет ни одного акта политического трюкачества со стороны Дугласа, сравнимого с этим. Дело, однако, не в том, что лидеры антирабовладельческого движения были одновременно более ловкими в своей политике и менее нравственными в своей практике, чем казалось на первый взгляд. Дело в том, что после 1854 года они все больше приобретали силу.

В этом им помогала не только праведность их дела, но и техническое мастерство характерного стиля публицистики, который дискредитировал их оппонентов не только как принципиально неверных, но и как морально развращенных и одиозных личностей.

Следующие три с половиной месяца стали свидетелями беспрецедентной по интенсивности борьбы. Хор откликов свободных земель на призыв независимых демократов поднялся до рёва, который ошеломил сторонников Канзас-Небраски и, должно быть, наполнил их страхом. Только самый хладнокровный из политических воинов смог бы сохранить голову среди такого фурора. Но в сенатском хунто были опытные ветераны, и за кулисами они поддерживали постоянное давление, чтобы удержать линию партийной регулярности. Тем временем на сцене Сената Дуглас вел такую борьбу, какой старейшие члены ещё не видели. Будучи прирожденным бойцом, он лучше всего действовал, когда его атаковали, и ни один член американского Конгресса не подвергался таким нападкам как в Конгрессе, так и за его пределами, как сейчас. Как он сам позже говорил, он мог бы доехать до Чикаго при свете своих собственных горящих чучел. Перед лицом этого нападения он защищался с поразительными ресурсами — точной памятью на мелкие детали политических сделок тридцатилетней давности, режущей прямотой и убедительностью в опровержениях, устойчивой силой, обусловленной объемом и уместностью доказательств, которые он мог привести практически по любому вопросу, и высшей виртуозностью в передаче и приёме дебатов. В течение пяти недель он доминировал в Сенате, а затем, наконец, в пяти с половиной часовом выступлении, начавшемся около полуночи 3 марта, загнал своих противников в угол и заставил их признать недостатки в своих аргументах. После такого завершения дебатов законопроект о Канзасе и Небраске был принят 37 голосами против 14.[273]

В Палате представителей восстание вольноотпущенников было гораздо более масштабным, чем в Сенате. 21 марта Палата