Надвигающийся кризис: Америка перед Гражданской войной, 1848-1861 - Дэвид Поттер

это должно было бы происходить, если бы их ряды пополнялись за счет огромного количества беглецов, свободные негры в свободных штатах росли более низкими темпами, чем белое население или негры-рабы в целом по стране, и едва ли быстрее, чем свободное негритянское население в рабовладельческих штатах. Любопытно также, что, хотя беглые рабы в подавляющем большинстве были мужчинами и большой приток беглецов должен был привести к преобладанию мужчин в населении, данные переписи в Нью-Йорке, например, показали больше женщин, чем мужчин-негров. В Канаде также наблюдаются вопиющие расхождения между утверждениями аболиционистов и данными переписи. Антирабовладельцы утверждали, что с 1850 по 1860 год в Канаду, и почти полностью в Онтарио, бежало от 15 000 до 20 000 негров. Но по данным канадской переписи, в 1848 году в Верхней Канаде насчитывалось 5469 негров, в 1852 году их число увеличилось до 8000, а в 1860 году — до 1223. Даже если бы естественного прироста не было, это говорит либо о том, что беглецы вскоре вернулись, либо о том, что миграция была меньше 6000.[220]

Эти данные поднимают фундаментальный вопрос. Была ли подземная железная дорога действительно масштабной организацией, реально действовавшей для облегчения массового побега беглых рабов, или же это был скорее гигантский пропагандистский инструмент, более значимый психологически, чем как институт? Безусловно, она возникла в пропагандистском контексте. Изначально созданная для драматизации проблемы беглых рабов и эмоциональной компенсации отсутствия каналов действия, через которые аболиционисты могли бы реализовать свои сильные чувства против рабства, впоследствии она стала легендой, прославляющей не только нескольких людей, которые подвергали себя опасности, чтобы противостоять рабству, но и многих других, которые впоследствии жалели, что не сделали этого, и воплотили свои желания в эпопею героических приключений.

Историк не должен быть слишком нетерпелив к народному стремлению найти драму в прошлом и сфабриковать её там, где её не хватает, но он вполне может пожалеть о некоторых побочных эффектах. Один из прискорбных аспектов легенды о подземной железной дороге заключается в том, что, возвеличивая роль аболиционистов, которые редко рисковали очень многим, она отвлекает внимание от героизма самих беглецов, которые часто рисковали своей жизнью вопреки невероятным шансам, не имея ничего, что могло бы помочь им, кроме собственной наглости и Полярной звезды. Если кто-то и помогал им, то, судя по свидетельствам, это скорее был другой негр, раб или свободный, решивший пойти на большой риск, чем доброжелательный аболиционист с потайными ходами, раздвижными панелями и прочими сценическими свойствами организованного побега.[221]

Ещё одним досадным побочным эффектом стало игнорирование существенных доказательств того, что значительная часть северян была готова ради компромисса принять даже Закон о беглых рабах. Это не означает, что северяне обычно соблюдали закон, поскольку следует помнить, что невозможно было добиться осуждения членов толпы, захвативших беглецов из-под стражи, что рабов часто удавалось вернуть только за большие государственные деньги и с применением значительной силы, и что закон нарушался в основном путем увода рабов до того, как их нашли офицеры, а не путем прямого сопротивления офицерам. Тем не менее, картина подавляющего неповиновения северян должна быть оговорена. В конце концов, за первые шесть лет действия закона было всего три случая насильственного и успешного спасения. За это же время, по оценкам, было арестовано двести негров. Возможно, треть из них была возвращена на Юг без суда и следствия, а из оставшихся двух третей восемь были освобождены, двенадцать спасены, а остальные возвращены в рабство. В феврале 1851 года Генри Клей утверждал, что закон соблюдается без каких-либо волнений в Индиане, Огайо, Пенсильвании, Нью-Йорке и везде, кроме Бостона.[222]

В то время как консерваторы жаловались на степень сопротивления закону, борцы против рабства сожалели о степени общественного попустительства. Их литература изобиловала протестами против безразличия, с которым народ терпел жестокость и непристойную поспешность в исполнении закона. Хотя многие священнослужители осуждали эту меру, один видный антирабовладельческий священник с горечью жаловался, что среди тридцати тысяч священнослужителей всех деноминаций в Соединенных Штатах ни один из ста не выступил против неё. Среди консервативных и собственнических слоев населения в Нью-Йорке, Бостоне и других местах царила активная поддержка самого закона и Дэниела Уэбстера как его автора.[223]

Консервативные настроения особенно ярко проявились в реакции законодательных органов северных штатов. Задолго до принятия Закона о беглых рабах 1850 года Верховный суд постановил в деле «Пригг против Пенсильвании» (1842), что обязательство по исполнению статьи Конституции о беглых рабах является по сути федеральным, и что штаты не должны выделять свой правоохранительный аппарат для выполнения этой функции. В результате в ряде штатов были приняты меры, получившие название «законов о личной свободе», которые запрещали чиновникам штата участвовать в исполнении закона или использовать свои тюрьмы в делах о беглых рабах. Эти законы стали одной из причин, побудивших Юг потребовать принятия в 1850 году нового федерального закона взамен ранее принятого акта 1793 года, и новый закон тщательно избегал любых попыток привлечь чиновников штатов к его исполнению. Теперь встал вопрос о том, примут ли штаты новые законы о личной свободе, чтобы помешать исполнению нового закона. В конечном итоге девять северных штатов все же приняли новую серию законов о свободе личности, но немаловажно, что только один из них сделал это в течение первых четырех лет после принятия «ненавистного» закона 1850 года. Вермонт в 1850 году гарантировал суд присяжных предполагаемым беглецам, но другие штаты ждали до тех пор, пока закон Канзаса-Небраски не возобновил политическую войну между секциями в 1854 году.[224] Короче говоря, хотя законы о личной свободе были признанным средством борьбы с рабством на Севере, только один штат принял такой закон во время фурора, последовавшего за Законом о беглых рабах 1850 года. Это не означает, что северная общественность одобрила Акт о беглых рабах или что она не испытывала сильных антирабовладельческих чувств, поскольку в это время законодательные собрания штатов Огайо, Массачусетс и Нью-Йорк направили в Сенат трех новых членов, которые выступали против рабства самым решительным образом: Бенджамина Ф. Уэйда, Чарльза Самнера и Гамильтона Фиша. Однако это означает, что общественность не желала вмешиваться в компромисс, о чём вскоре узнал Самнер. Во время своей первой сессии он заставил Сенат провести голосование по вопросу отмены Закона о беглых преступниках. За него было подано всего четыре голоса — Хейла, Уэйда, Чейза и самого Самнера, хотя даже такие ярые противники рабства, как Сьюард и Фиш, не поддержали его.[225] Нет убедительных доказательств того, что преобладающее большинство на Севере было готово нарушить или аннулировать закон. Если в отдельных случаях они и