Виги и охотники. Происхождение Черного акта 1723 года - Эдвард Палмер Томпсон

удержаться на поверхности и войти в круг руководства вигов. Но он и вправду был горячим сторонником Ганноверской династии; он прятал присущую ему трусость за завесой воинственной риторики и от любого намека на возвращение Претендента приходил в ужас. Вспоминая собственную роль в Славной революции, он опасался за свою голову, если на трон вернется Стюарт. Когда войны Мальборо закончились, он написал архиепископу Вэйку: «У меня едва ли была хоть одна спокойная ночь или радостный день с тех пор, как настал мир, к удовлетворению некоторых людей. Я не могу не опасаться, что Претендент следующим встанет у руля. А если так, то гроб королеве [Анне] обеспечен, потому что паписты всегда спешат убивать, когда уверены в том, что завладеют желаемым»[386]. Но его одолевали и другие страхи — он думал о вигах как о «фанатиках», выжидающих момента, чтобы снова закричать: «Долой епископов!»[387] В октябре 1717 года Трелони, выступая с архиепископской проповедью, обрушился с яростными обвинениями на подчиненное ему духовенство Высокой церкви в Хэмпшире и Суррее: ему открылось, что его окружают не только «фанатики» и «паписты»[388], но и тайные сторонники якобитов, «вредные и отвратительные люди… такие, что клянутся в верности Правительству, но тайно… готовят его свержение». Этих людей (и в их числе кое-кого из его собственного духовенства) он осудил как «подражателей Ахана, которые, чтобы сохранить шекели и одежды своего ордена, позорят и тревожат наш Израиль»[389]. Затем последовало много резких высказываний в адрес прославленного Ганноверского дома[390]. Трелони сохранил поддержку своих избирателей в Корнуолле и в 1720 году объяснял архиепископу Вэйку, что должен перенести дату обычного воскресного рукоположения, так как выборы мэров в его родном графстве не согласуются с церковным календарем, и ему нужно поспешно отправляться туда, чтобы нанести визит представителям муниципалитета и приветствовать их:

Я также прошу отпуска, дабы предотвратить подозрения и необоснованные размышления, на тот случай, если Ваша светлость услышит о моем посещении некоторых известных или подозреваемых тори; вы не станете бояться, что они обратят меня в свою веру, но поверите, что это я пытаюсь обратить их. Особы такого рода на Западе — люди достойные, и недовольны Правительством скорее из‑за дурного обращения с ними, чем из какой-то принципиальной враждебности, и я признаюсь Вашей светлости совершенно откровенно, что, если бы министры отнеслись ко мне с высокомерием и заклеймили как предателя, то я бы тоже причинил вам столько зла и вреда, сколько смог, хотя я и решил перерезать горло Претенденту в первый же момент, как только смог бы до него добраться. Джентльменов можно победить, но нельзя напугать[391].

Похоже, что джентльмены также умели прикрыть свой тыл, ловко извинившись в частном порядке за свои публичные действия.

Епископу Трелони не представилась возможность перерезать горло Претенденту. Зато в течение пятнадцати лет у него была возможность портить отношения церкви с арендаторами по обычаю у себя в епархии. Вступив в должность в июне 1707 года, он привел с собой весьма энергичного управляющего, доктора Херона (или Херна), который больше двадцати лет с перерывами состоял у него на службе. Херон неустанно разъезжал по лесам и землям епархии, норовил по-хозяйски распоряжаться в различных поместных судах, рылся в старых документах и ведомостях выплат и сумел наступить на мозоли как епископским чиновникам, так и арендаторам. Он раскрыл ужасные (по его мнению) нарушения: древесина у фермеров-копигольдеров растрачивалась впустую, стоимость ферм преуменьшалась, судебные чиновники взимали незаконные выплаты. На эти открытия Херона, конечно, можно было бы посмотреть и по-другому. Когда епископ Мьюз одряхлел, фермеры и лесники епископства обнаружили, что они могут очень хорошо обходиться и без епископа. Чиновники епархии (в основном сельские поверенные и их клерки, а также один или два представителя мелкого дворянства и духовенства) также нашли способы удобно устроиться: взимали вдоволь сборов в свою пользу, давали расширяться традиционным льготам (как для себя, так и для арендаторов) и закрывали глаза на некоторые правонарушения.

Но этих чиновников, в число которых входили главный лесничий и его заместители, председатели мелких судов, секретарь поместных земель, секретарь округа бейлифа, несколько судебных приставов и т. д., было не так легко игнорировать. Роберт Керби, главный лесничий, был, пожалуй, самым влиятельным среди чиновников епископства, так как занимал свой пост пожизненно, по патенту, располагал сопутствующими должности благами, которые могли быть взысканы в том числе и в принудительном порядке (а также сосредоточил в руках еще штук пять патентов на более скромные должности). Трелони не мог его уволить, и, может быть, Керби был разочарован тем, что его самого не выбрали управляющим епископства. Так или иначе, через пятнадцать месяцев столь вызывающих действий со стороны Херона Керби взял на себя роль представителя младших должностных лиц и арендаторов, выдвинув ряд обвинений против Херона, которые сохранились в документах вместе с ответами управляющего[392].

Перед нами редкостный набор жалоб. Херон явно оскорбил все чиновничество, а также духовенство и дворянство, с которыми чиновники были заодно. Некоторые из обвинений носят сугубо личный характер. Он выбирал среди слуг склочников, пользующихся дурной славой, и делал их своими осведомителями; он распространял ложные истории о должностных лицах, приближенных к епископу; он был «очень надменным, властным человеком жесткого нрава», использовал «низменные и грубые выражения» по адресу арендаторов, был «человеком, который ругает и клянет слуг, чиновников и арендаторов Вашей светлости»[393], «часто нарушает священный день отдохновения», так как по воскресеньям занят розыском документов, «по слухам, он живет в нужде, отдельно от своей жены, и очень порочен», а когда его пригласили погостить в доме Керби, «он так повел себя с его служанкой и прибегал к таким сильным искушениям, чтобы ее соблазнить, что она ни за что не хотела заходить в его комнату…»[394].

Сюда примыкает группа обвинений, касающихся высокомерного обращения Херона с действующими должностными лицами: «Из-за своей гордости он пренебрегает советами старых служащих епархии Вашей светлости, знающих ее обычаи». Он грозил Уизеру, стюарду округа (при этом чиновнику с патентом), лишить его должности; он отказал слуге Уизера в традиционном пособии, а Уизеру сказал в публичном суде, что если ему это не нравится, то он может сам носить свой сундук: «Кто ваш человек для моего господина? Неужели мой господин должен снабжать его карманными деньгами?» И Керби он говорил почти то же самое. Оскорбление было тем хуже, что эти должностные лица — «джентльмены… и люди получше, чем мистер Херн, не будь он на службе у Вашей светлости»[395]. Он обманным путем лишил чиновников денежных компенсаций за