Блог «Серп и молот» 2019–2020 - Петр Григорьевич Балаев
Блог «Серп и молот» 2019–2020 читать книгу онлайн
Перед тем, как перейти к непосредственно рассмотрению вопроса о Большом терроре, нужно оговорить два важных момента.
Первый. Самого по себе факта Большого террора, расстрелов по приговорам несудебного незаконного органа 656 тысяч человек и заключению в лагеря на срок 10 лет еще примерно 500 тысяч человек, т. е. тяжелейшего преступления перед народом СССР, как факта не существует по определению. Некоторые особенно отмороженные правозащитники до сих пор носятся с идей проведения процесса над КПСС (правильней будет — ВКП(б)) по типу Нюрнбергского. Эту идею я поддерживаю, голосую за нее обеими руками. Я страстно желаю, чтобы на открытый судебный процесс были представлены те доказательства репрессий 37–38-го годов, которые наши профессиональные и не очень историки считают доказательствами массовых расстрелов и приговоров к 10 годам заключения более чем миллиона ста тысяч граждан СССР. Даже на процесс, который будут проводить судьи нынешнего нашего государства. Но моё желание никогда не сбудется. Попытка провести такой процесс уже была, уже были подготовлены доказательства, которые сторона, обвинявшая КПСС в преступлениях, хотела представить на суд. Да чего-то расхотела. А пока такой процесс не состоялся, пока не дана правовая оценка тем доказательствам, которые свидетельствуют о масштабных репрессиях 37–38-го годов, факт Большого террора любой грамотный историк может рассматривать только в виде существования этого факта в качестве политического заявления ЦК КПСС, сделанного в 1988 году. Мы имеем не исторический факт Большого террора, а исторический факт политического заявления о нем. Разницу чувствуете?
Второе. Историки в спорах со мной применяют один, убойный на их взгляд, аргумент: они работают в архивах, поэтому знают всю правду о БТ, а я — «диванный эксперт», в архивы не хожу, поэтому суждения мои дилетантские. Я, вообще-то, за столом работаю, а не на диване — раз, и два — оценивать доказательства совершенных преступлений, а БТ — это преступление, должны не историки, а криминалисты. Занимаясь вопросом БТ до того, как доказательствам его существования дана правовая оценка, историки залезли за сферу своей компетенции. Я себя к профессиональным историкам не причислял никогда и не причисляю, зато я имею достаточный опыт криминалиста. Как раз не та сторона в этом вопросе выступает в роли дилетанта.
Как раз именно потому, что я имею достаточный опыт криминалиста, я категорически избегаю работы в архивах по рассматриваемому вопросу. По нескольким причинам. Я сторона заинтересованная, я выступаю в качестве адвоката, и не стесняюсь этого, сталинского режима. Заинтересованная сторона в архив должна заходить и документы в нем изучать только в ситуации, приближенной к условиям проведения процессуального действия, т. е. в присутствии незаинтересованных лиц, с составлением соответствующего акта.
(П. Г. Балаев, 18 февраля, 2020. «Отрывки из „Большого террора“. Черновой вариант предисловия»)
-
И почему дело Виткевича особисты отдали в Военный трибунал, а Солженицына из Пруссии этапировали аж в Москву, там вели следствие по нему и осудили решением ОСО на 8 лет?
Что за интересные заморочки?..
* * *
Но, в любом случае, тот особист, который принял решение направить дело Солженицына на Особое совещание, спас нашего Александра Исаевича. Да и Виткевича. Если бы Солженицын вдвоем с Виткевичем предстали перед очами членов Военного трибунала с обвинением в групповой антисоветской пропаганде в военное время, то пусть не «вышка», но по «четвертаку» уж точно отхватили бы.
И вполне заслуженно. На войне даже обсуждение приказов командира взвода двумя рядовыми — штука далеко не безобидная.
Мы можем только гадать, зачем особисту артиллерийской бригады, в которой служил Солженицын, понадобилось обращаться к своему высшему руководству с предложением о передаче дела в Особое совещание. Но не может быть никаких сомнений в том, что право на вынесение решений по преступлениям, предусмотренным статьями 58 и 59 УК РСФСР и подобными статьями УК Союзных Республик, во время войны ОСО НКВД получило. Иначе и быть не могло.
Отсутствие такого права существенно осложнило бы контрразведывательную и контрдиверсионную работу наших органов в военное и послевоенное время, когда на освобожденной территории еще продолжало действовать националистическое подполье. Да и в лагеря пошли потоки бывших пособников гитлеровцев, коллаборационистов, контролировать изнутри оперативную обстановку для НКВД было жизненно необходимым. Для этого нужна агентура. И нужны рычаги для вербовки ее из числа заброшенных диверсантов и националистов. Главный рычаг — возможность органам самим определять степень наказания за совершенные преступления.
Если вы, будь на месте сотрудника СМЕРШ, хватаете заброшенного в наш тыл радиста-разведчика и вам нужно включить его в радиоигру с целью дезинформации противника, то вы что ему будете предлагать? Содействие в смягчении приговора Военного трибунала? Можно, но у этого шпиона будет вопрос: а если трибунал не согласится? Да и вам самим очень нужно еще и посвящать членов трибунала, уговаривая их смягчить наказание перевербованному, этим самым расширяя число людей, знающих о перевербовке, да еще и среди тех, кто к органам никакого отношения не имеет?
Гораздо проще и эффективней ознакомить пойманного шпиона с Указом о праве ОСО рассматривать его дело, гарантировав сохранение жизни или не предельный срок заключения.
И не обязательно только заброшенному в тыл шпиону. Такому, как Солженицын тоже. Небольшой срок, но ты будешь во время отсидки освещать обстановку среди заключенных…
Конечно, лично особисту артиллерийской бригады Солженицын в качестве агента и на хрен не нужен был. И мы не знаем, что особиста заставило заморачиваться с передачей его дела в ОСО, обосновывая такую необходимость перед своим руководством. А обосновывать было нужно, потому что подсудность подобных дел диктовалась не липовым приказом НКВД о передаче всей 58-ой в ОСО, который, как видно даже по статистическим сведениям, совершенно не выполнялся, а Указом Президиума ВС СССР от 22 июня 1941 года о введении Положения о Военных трибуналах.
Согласно этого Указа, вся 58-я и 59-я в военных округах, в местностях, находящихся на военном положении, в прифронтовой полосе подсудна была только военным трибуналам.
Черт его знает, может особые отделы получили из Центра указание о подборе агентуры для всего аппарата НКВД, может особист артиллерийской бригады лично проявил такую инициативу то ли из симпатии к арестованному капитану, желая сохранить ему жизнь, то ли потому, что вместе с этапируемым в Москву арестованным имелась возможность нагрузить охрану чемоданами трофейного барахла для родственников. В особых отделах тоже не все были ангелами. Солженицын сам написал, что его охрана в пути эти чемоданы волокла.
Но, как бы то ни было, Александр Исаевич мало того, что почти весь срок заключения тяжелее карандаша ничего в руках не держал, так еще и сам признался в своей вербовке. Правда, признался в том, что в лагере был завербован. А до лагеря успел поработать в «шарашке», заявив, что у него специальность физик-ядерщик. Да-да, именно тогда, когда все работы в СССР по этому направлению были строго засекречены, Александр Исаевич чисто случайно придумал себе такую специальность и попал в закрытую «шарашку» в Марфино. Никто даже не догадался проверить физика-ядерщика по анкете.
Да еще на следствии в Бутырке его завербовали! Когда раскололи до самых ягодиц и он начал вспоминать, как еще в студенчестве со своими знакомыми Симонян и Ежерец вел антисоветские разговоры и строил планы по созданию антисоветской организации. Только то, что Симонян и Ежерец об этом узнали не в 1945 году на допросах, а через много лет, когда им дали возможность ознакомиться с некоторыми материалами дела Солженицына, никаких вопросов о месте и времени вербовки неполживца не оставляет.
Но мне важна не сама по себе работа Солженицына на Органы в качестве агента. Меня Особое совещание интересует. Мне понятно, что оно использовалось именно для рассмотрения дел, которые в суды нельзя было передавать по оперативным соображениям. Т. е., дела на вербуемых. А в справке Круглова и Руденко, адресованной Хрущеву, значится, что по приговорам ОСО расстреляно более 10 тысяч человек. Нестыковочка. Зачем вербуемых расстреливать по приговору ОСО? На кой черт их тогда вербовать? Кому нужен мертвый агент? Тем более, что с расстрелами и трибуналы прекрасно справлялись. Но у нас же есть свидетель, человек, который должен быть в курсе работы ОСО, так как его ОСО осудило. Сам неполживец. Обратимся к нему, снова открываем «Архипелаг ГУЛАГ»:
«До 1924-го года права троек ограничивались тремя годами; с 1924-го распростёрлись на пять лет лагерей; с 1937-го вкатывало ОСО червонец; с 1948-го успешно клепало и четвертную. Есть люди (Чавдаров), знающие, что в годы войны ОСО давало и расстрел. Ничего необыкновенного.»
Т. е., о том, что по приговорам ОСО кого-то расстреливали к моменту написания этого «опыта художественного исследования» ходили только сплетни. От какого-то Чавдарова. Аут…
* * *
Так почему все опубликованные документы об Особом совещании НКВД выглядят так, как будто их сочинял какой-то лошара с интеллектом члена общества «Мемориал»? Зачем из несудебного органа, который НКВД использовался в оперативных целях, для вербовки агентов и его приговоры были значительно мягче, чем приговоры судов, сделали подобие кровавой мясорубки?
Посмотрите:
«Рогинский Борис Соломонович
(варианты имени: Бер; варианты отчества: Залманович) Родился в 1905 г., Речица Гомельской обл.; еврей; образование высшее; Инженер-электрик, „Свирьстрой“. Проживал: п. Подпорожье Ленинградской обл..
Арестован 14
