Блог «Серп и молот» 2019–2020 - Петр Григорьевич Балаев
Блог «Серп и молот» 2019–2020 читать книгу онлайн
Перед тем, как перейти к непосредственно рассмотрению вопроса о Большом терроре, нужно оговорить два важных момента.
Первый. Самого по себе факта Большого террора, расстрелов по приговорам несудебного незаконного органа 656 тысяч человек и заключению в лагеря на срок 10 лет еще примерно 500 тысяч человек, т. е. тяжелейшего преступления перед народом СССР, как факта не существует по определению. Некоторые особенно отмороженные правозащитники до сих пор носятся с идей проведения процесса над КПСС (правильней будет — ВКП(б)) по типу Нюрнбергского. Эту идею я поддерживаю, голосую за нее обеими руками. Я страстно желаю, чтобы на открытый судебный процесс были представлены те доказательства репрессий 37–38-го годов, которые наши профессиональные и не очень историки считают доказательствами массовых расстрелов и приговоров к 10 годам заключения более чем миллиона ста тысяч граждан СССР. Даже на процесс, который будут проводить судьи нынешнего нашего государства. Но моё желание никогда не сбудется. Попытка провести такой процесс уже была, уже были подготовлены доказательства, которые сторона, обвинявшая КПСС в преступлениях, хотела представить на суд. Да чего-то расхотела. А пока такой процесс не состоялся, пока не дана правовая оценка тем доказательствам, которые свидетельствуют о масштабных репрессиях 37–38-го годов, факт Большого террора любой грамотный историк может рассматривать только в виде существования этого факта в качестве политического заявления ЦК КПСС, сделанного в 1988 году. Мы имеем не исторический факт Большого террора, а исторический факт политического заявления о нем. Разницу чувствуете?
Второе. Историки в спорах со мной применяют один, убойный на их взгляд, аргумент: они работают в архивах, поэтому знают всю правду о БТ, а я — «диванный эксперт», в архивы не хожу, поэтому суждения мои дилетантские. Я, вообще-то, за столом работаю, а не на диване — раз, и два — оценивать доказательства совершенных преступлений, а БТ — это преступление, должны не историки, а криминалисты. Занимаясь вопросом БТ до того, как доказательствам его существования дана правовая оценка, историки залезли за сферу своей компетенции. Я себя к профессиональным историкам не причислял никогда и не причисляю, зато я имею достаточный опыт криминалиста. Как раз не та сторона в этом вопросе выступает в роли дилетанта.
Как раз именно потому, что я имею достаточный опыт криминалиста, я категорически избегаю работы в архивах по рассматриваемому вопросу. По нескольким причинам. Я сторона заинтересованная, я выступаю в качестве адвоката, и не стесняюсь этого, сталинского режима. Заинтересованная сторона в архив должна заходить и документы в нем изучать только в ситуации, приближенной к условиям проведения процессуального действия, т. е. в присутствии незаинтересованных лиц, с составлением соответствующего акта.
(П. Г. Балаев, 18 февраля, 2020. «Отрывки из „Большого террора“. Черновой вариант предисловия»)
-
Если вы хотя бы полгода занимались оперативно-розыскной деятельностью, то вам всё давно стало понятно…
* * *
«Архипелаг ГУЛАГ» нужно читать обязательно. Внимательно читать. Особенно перед 9 мая. Хотя бы для того, чтобы ясно себе представлять, что из себя представляет патриотизм Президента РФ, принимающего каждый год в этот день военный парад, поздравляющего с Победой ветеранов, одновременно инициировавшего включение этой книги в школьную программу, относящегося с показным уважением к покойному писателю и его вдове. Хорошее лекарство от путинизма. Вся книга — пилюли от этой болезни:
«Да! Три недели уже война шла в Германии, и все мы хорошо знали: окажись девушки немки — их можно было изнасиловать, следом расстрелять, и это было бы почти боевое отличие; окажись они польки или наши угнанные русачки — их можно было бы во всяком случае гонять голыми по огороду и хлопать по ляжкам — забавная шутка, не больше.»
Если бы наши граждане читали Солженицына, то у них хватило бы ума и совести не позорить своих предков, таская их портреты в колоне «Бессмертного полка», во главе которой шествует Владимир Владимирович. Хотя, они свой позор участия в этом действе оправдывают тем, что Путин — отдельно, они с портретом своего предка — отдельно… «Котлеты — отдельно, мухи — отдельно». Но жрёте котлеты вместе с мухами.
Интересно еще то, что следственное дело самого известного страдальца от Сталина так до сих пор и не представлено народу для ознакомления. А чего так, господа? Покажите нам, с каким безобразным садизмом сталинский режим обошелся с фронтовиком, покажите, как следователь НКВД из пустяка сварганил ему «контрреволюцию» и заставил страдать 8 лет в застенках и лагерях. Или в том деле есть какие-то государственные секреты? Какие? Почему мы до сих пор не знаем, за что «неполживец» схлопотал срок?
Мы, действительно, не знаем этого. Сам Исаич такую версию приводит:
«Наше (с моим однодельцем Николаем В.) впадение в тюрьму носило характер мальчишеский, хотя мы были уже фронтовые офицеры. Мы переписывались с ним во время войны между двумя участками фронта и не могли, при военной цензуре, удержаться от почти открытого выражения в письмах своих политических негодований и ругательств, которыми мы поносили Мудрейшего из Мудрейших, прозрачно закодированного нами из Отца в Пахана. (Когда я потом в тюрьмах рассказывал о своем деле, то нашей наивностью вызывал только смех и удивление).»
Это примерно, как рассказ про голых полячек на огороде. Николай Виткевич (Николай В.), его еще школьный товарищ и фронтовой друг, тоже ничего конкретного не вспоминал, вот отрывок из письма Виткевича в АПН:
«Когда меня арестовали и задали вопрос о политических взглядах Солженицына, я характеризовал его положительно. Следователь советовал мне не защищать Солженицына, говорил, что мой друг дает обо мне показания другого рода, но я счел это обычным тактическим приемом и стоял на своем. Судили нас по отдельности. Солженицына в Москве, меня фронтовым трибуналом. Он получил за антисоветскую агитацию (ст. 58‑10) и организацию антисоветской группы (ст. 58‑11) 8 лет, я только по 58‑10 — десять лет. Меня не покидало ощущение, что я наказан неоправданно строго, но тогда я объяснял это фронтовым характером трибунала, суровостью военного времени. Ничего плохого о роли в этом Солженицына и думать не мог.
День, когда уже на свободе я увидел протоколы допроса Солженицына, был самым ужасным в моей жизни. Из них я узнал о себе то, что мне и во сне не снилось, что я с 1940 года систематически вел антисоветскую агитацию, что я вместе с Солженицыным пытался создать нелегальную организацию, разрабатывал планы насильственного изменения политики партии и государства, клеветал (даже „злобно“(!)) на Сталина и т. д. В первый момент я подумал, что это опять какой-то „прием“. Но не только подпись была мне хорошо знакома, не оставлял сомнений и почерк, которым Солженицын собственноручно вносил дополнения и исправления в протоколы, каждый раз при этом расписываясь на полях.
Ужас мой возрос, когда я увидел в протоколе фамилии наших друзей, которые тоже назывались лицами с антисоветскими настроениями и потенциальными членами организации, — Кирилла Симоняна, его жены Лиды Ежерец (по мужу Симонян) и даже жены Александра — Натальи Алексеевны Решетовской.
На допросах всех их Солженицын характеризовал как матерых антисоветчиков, занимающихся этой деятельностью еще со студенческих лет. Более того — этот момент непроизвольно врезался мне в память — Солженицын сообщил следователю, что вербовал в свою организацию случайного попутчика в поезде, моряка по фамилии Власов и тот, мол, не только не отказался, но даже назвал фамилию своего приятеля, имеющего антисоветские настроения.»
Ничего про переписку. Позднее Виткевич ещё рассказывал, как ему следствие предъявляло какие-то документы, изъятые у Солженицына. Но не это самое странное.
Явно же — два подельника. Дело-то одно должно было быть! И судят обвиняемых по одному уголовному делу в одном суде.
Обвинение им обоим предъявлено по статье 58-10 (Солженицыну еще и пункт 11):
«58_10. Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений (ст. ст. 58_2–58_9 настоящего Кодекса), а равно распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания, влекут за собой —
лишение свободы на срок не ниже шести месяцев.
Те же действия при массовых волнениях или с использованием религиозных или национальных предрассудков масс, или в военной обстановке, или в местностях, объявленных на военном положении, влекут за собой —
меры социальной защиты, указанные в ст.58_2 настоящего Кодекса.»
Меры социальной защиты по ст. 58-2:
«…расстрел или объявление врагом трудящихся с конфискацией имущества и с лишением гражданства союзной республики и, тем самым, гражданства Союза ССР и изгнанием из пределов Союза ССР навсегда, с допущением, при смягчающих обстоятельствах, понижения до лишения свободы на срок не ниже трех лет, с конфискацией всего или части имущества.»
Даже «одиночное» дело по 58-10 в условиях военного времени почти гарантированная «вышка», а уж если «групповое» — никогда мир не узнал бы про писателя-неполживца.
Почему следователи особых отделов, занимавшиеся Солженицыным и Виткевичем, пошли на явное нарушение закона и не объединили их дела одним производством, чем спасли от сверхгарантированного расстрела двух придурков с капитанскими погонами?
Более того, на показания Солженицына относительно участия в антисоветской группе Симонян, Ежерец и Решетовской следствие плюнуло и растерло. Никого из этой троицы даже не допрашивали,
