Москва и Восточная Европа. Югославская модель социализма и страны советского блока. 1950-е — 1960-е годы - Анатолий Семенович Аникеев

явной антисталинской фразеологией и планами реформ стояла четко сформулированная задача: как можно доходчивее донести до югославского общества, а также сочувствующих югославским реформам западных политиков, частично спонсировавших Югославию, а в начале 1950-х ставших их косвенными союзниками, цели и содержание новой политики руководства КПЮ — начало отхода от догматического советского социализма. Тито назвал сталинский режим в своем выступлении контрреволюционным, а Джилас под овации присутствовавших сравнил ситуацию в Югославии с революцией в России 1917 г. На съезде было подчеркнуто, что КПЮ/ СКЮ отказывается от сталинской концепции, согласно которой общественные организации и органы управления государства должны выполнять партийные решения по принципу «трансмиссии» («приводных ремней»). Отвергая эту концепцию, компартия Югославии отвергала и практику навязывания государственным органам своих решений административными методами. Вместо этого она должна была аргументировать свои позиции, убеждая и отстаивая их правоту[150]. Эта громкая декларация во многом ей и осталась, СКЮ, так или иначе, не смогла отказаться от прямого, а чаще «ручного» управления государством.

Дальнейшее развитие югославского самоуправления фактически до распада Югославии как федерального государства представляло собой непрерывный законотворческий процесс. В 1950-е – 1970-е годы было принято большое число различных нормативных актов, регулирующих отношения рабочих коллективов, предприятий и государства. Принятый в январе 1953 г. Конституционный закон подтвердил, что основу общественного и политического строя Югославии составляет общественная собственность на средства производства, а также самоуправление трудового народа на производстве, в общине, городе и на местном уровне[151]. В 1954 г. центральные власти приняли важное постановление, направленное на снятие ограничений с предприятий в области экономических отношений различных хозяйственных субъектов, что явилось продолжением самоуправленческих реформ, призванных дать дополнительный импульс югославской экономике. Биланджич писал, что принятые меры касались двух аспектов: было разрешено свободно продавать средства производства (оборудование, машины и др.), а также были созданы государственные инвестиционные фонды (ГИФ). До этих нововведений государство единолично располагало средствами производства, которые были исключены из товарно-денежного обращения. Предприятия не имели права распоряжаться основными средствами. Преобладало мнение, что средства производства не могут находиться в свободном распоряжении трудовых коллективов, поскольку «они являются собственностью всей социальной общности». Кидрич, стремившийся поддерживать баланс между декларируемой им новой теорией и всё еще социалистическими принципами в экономике, с одной стороны, и императивами свободного рынка, с другой, постоянно подчеркивал данный аспект предстоящих экономических реформ в Югославии, говоря о том, что госсобственность является общенародной. Однако, как отмечал Биланджич, для руководства становилось все более очевидным, что режим государственного управления основными фондами противоречит принципам рабочего самоуправления, что это противоречие экономически нерационально. Невозможно было создавать более свободный рынок и при этом исключать базовые средства из свободного обращения, то есть покупки и продажи. Практика постоянно подтверждала, что страх перед свободным рынком не был оправдан. Напротив, становилось все более понятным, что он является важным условием более рациональной экономики и самоуправления[152]. Предоставленная предприятиям возможность свободной продажи и покупки средств производства в соответствии со своими потребностями делала экономическую жизнь более динамичной, более гибкой, рациональной. Другим важным вопросом была система расширенного воспроизводства, и здесь возникал вопрос о роли банков, и в частности, крупных банков. Сторонники более свободных рыночных отношений отстаивали точку зрения, согласно которой разрешалось свободное передвижение социального «капитала» на основе превращения банков из учреждений по выдаче кредитов коммерческим организациям, аккумулирующим свободные средства и размещающие их в соответствии с потребностями экономики, в институты, существующие за счет правильного отношения к бизнесу. Автор отмечал, что эти взгляды были аналогичны концепции, заложенной в реформу банковской системы, реализованную в начале 1965 г. Однако в 1954 г. такие подходы были отвергнуты под тем предлогом, что их реализация стала бы шагом назад. «Разве это не означало бы начала действия законов капитализма», — задавался риторическим для себя вопросом Милентие Попович, министр внешней торговли и финансов в 1953 г. Проблема была решена компромиссным путем. Средства, собранные за счет процентов по основным средствам и из других источников, поступали в так называемый Общеюгославский инвестиционный фонд (ОИФ) и использовались для кредитования инвестиций в социальную сферу. Подобные инвестиционные фонды были созданы в республиках и на местном уровне.

Средства инвестиционных фондов предоставлялись в виде кредитов тем инвесторам, которые предложили лучшие условия. Как отмечал Биланджич, путем формирования федеральных, республиканских и местных инвестиционных фондов, просуществовавших в полном объеме 11 лет, была удачно найдена форма, при которой государство сосредоточило в своих руках примерно три четверти всех фондов для инвестиций. Таким образом, государство располагало сравнительно мощным социальным «капиталом», сохранив свою доминирующую роль финансовой сфере. Биланджич в связи с этим заключает, что таким образом радикальные идеи Кидрича не были восприняты на VI съезде партии[153].

Система, созданная в 1954 г., сохранялась до экономической реформы 1965 г. По спорному мнению Биланджича, введенная в 1954 г. экономическая система препятствовала усилению самостоятельности предприятий, расширению рыночного механизма и развитию рабочего самоуправления. Хронологически это совпало с наступлением на либерализм («случай Джиласа»), остановкой процесса сближения с Западом, первыми признаками нормализации отношений с СССР.

Биланджич считал, что одна из причин замедления процесса деэтатизации и возникновения «деформаций» в югославской экономике была связана с опасением партийного руководства, что все более свободная экономическая деятельность, несмотря на положительные моменты (усиление инициативы трудовых коллективов, увеличение производства, расширение ассортимента и улучшение качества продукции), приведет к «оживлению частнокапиталистических сил». Кроме того, в условиях более свободных товарно-денежных отношений и большей самостоятельности социалистических предприятий «появились бы различные формы предпринимательства и отношений в обществе, которые стали бы отчасти напоминать капиталистические»[154].

На Брионском пленуме ЦК СКЮ в июне 1953 г. Тито заявил, что демократизация и децентрализация привели «в последнее время» к разным явлениям «тревожного характера», которые отдельные авторы оценили как начало процесса замедления и сдерживания либерализации[155]. Спустя полгода Тито выдвинул обвинения против Джиласа. На внеочередном Пленуме ЦК СКЮ в январе 1954 г. позиция Джиласа, изложенная в последних статьях и выступлениях, была охарактеризована как «анархизм», «буржуазный либерализм» и «ревизионизм». Известно, что Джилас, обратившись к анализу практики США и Великобритании, предлагал партийному руководству рассмотреть вопрос о создании в стране двухпартийной политической системы. Возможно, как указал в своей работе Н. Миятов, это было следствием его интенсивного общения в начале 1950-х гг. с британскими лейбористами[156]. Подобная трансформация коммунистического режима не могла отвечать интересам правящей элиты, угрожая её безраздельному господству в стране. В решениях Пленума говорилось о том, что взгляды Джиласа «внесли путаницу в сознание общества и нанесли серьезный ущерб как Союзу коммунистов, так и интересам страны». Кроме этого, он обвинялся в том, что «создал политическую основу для подрыва идейного и организационного единства Союза