Казань и Москва. Истоки казанских войн Ивана Грозного - Павел Канаев
Казань и Москва. Истоки казанских войн Ивана Грозного читать книгу онлайн
Русско-казанские контакты второй половины XV – первой трети XVI столетия – это смесь военного противостояния, подковерной борьбы в лучших традициях «Игры престолов», а также тесной культурной и экономической кооперации. Достаточно сказать, что львиная доля монет, сохранившихся в археологических слоях Казани ханского периода, именно московского происхождения. Разумеется, такое насыщенное взаимодействие происходило не в вакууме: на него влияло множество третьих сил. Чего стоила одна лишь борьба великого князя Московского и крымского хана за право называть Казань своим юртом. На страницах этой книги не просто хронологически излагается история русско-казанских контактов во времена правления Ивана III и его сына Василия III. В исследовании подробно раскрываются военный, политический, дипломатический и экономический аспекты данных отношений. Характеризуется место обоих государств в системе международных связей и их значение друг для друга. В книге поднимаются такие важные вопросы, как причины татарских набегов на русские территории и корни постоянно нарастающей московской экспансии в Среднем Поволжье в рассматриваемый период. Отдельное внимание уделяется тому, что представляло из себя Казанское ханство и каким было соотношение сил между двумя государствами.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
«Ивак царь приказал нам о дружбе и братстве, а мырзы приказали нам о дружбе жо. А нашего недруга Алегамовы люди царевы, которые от нас бегают Алказый, да Тевлет сеит и… тех людей Ивак царь да и мырзы у себя держат. А нынеча к нам прислал Магмет-Аминь царь, а сказывает: как есте нынеча ко мне шли, ино, с вами вместе идучи, те люди, Алказый, да Касым сеит, да Бегиш, да Утеш, да и мырзины Ямгурчеевы люди твой Тувачев брат да сын, да зять, и с иными людьми Ямгурчеевыми, – землю Магмет-Эминеву цареву и нашу воевали, грабили да и головы в полон поимали. Ино пригоже ли так?
Похочет с нами Ивак царь дружбы и братства, а мырзы с нами дружбы похотят, и они бы то взятое, головы и иной грабеж весь, что Алказый… взяли в нашей земле и в Магмет-Аминевой цареве, то бы все, головы и иной грабеж, велели отдати; а тех бы наших беглецов, Алказыя, да Кайсым сеитя… велели казнити, чтобы вперед такого лиха от них не было»[40].
Как мы увидим далее, не только великий князь Московский, но и крымский хан задавался тем же философским вопросом – «Ино пригоже ли так?» – относительно действий отдельных ногайских мурз и беков. Их лихие и далеко не всегда санкционированные сверху нападения на соседей то и дело портили Мангытскому юрту всю игру на дипломатической арене. Так, воевавшие за Алегама, а затем сбежавшие к Ямгурчи и Иваку казанские и ногайские беки не поддерживали курс на примирение с Русским государством и подогревали конфликт.
В 1489 году договориться не получилось: судьба Алегама и подданных Мусы и Ямгурчи в итоге оказалась печальной. И все же Муса продолжил курс на мирное сосуществование с Москвой. Дальновидный степной бек смекнул, что сваты помогут ему добиться гораздо большего, чем воины. В 1490 году он направил Ивану III как сюзерену нового казанского хана посольство с просьбой разрешить брак своей дочери с Мухаммед-Эмином. Московский государь с радостью дал свое согласие на этот союз, через который он намеревался распространить свое влияние на Ногайскую Орду. Впрочем, великокняжеское благословение оказалось не бесплатным: ногайцы поклялись воевать вместе с Москвой против Большой Орды. Параллельно сестру казанского хана выдали замуж за мурзу Алача, сына второго по значимости мангытского бека Ямгурчи. Позже, в 1502 году, Иван III благословит женитьбу Мухаммед-Эмина еще и на дочери последнего.
На одну лишь матримонию Иван III полагаться не стал и постарался установить жесткий контроль над казанско-ногайскими сношениями. Великокняжеские официальные представители разрешали все спорные ситуации между ханом и ногаями. Мухаммед-Эмину приходилось каждый раз согласовывать с Москвой отправки посольств в Мангытский юрт.
Как оказалось, такая перестраховка была вполне оправданной. Хотя сам Муса до конца своих дней оставался союзником Великого княжества Московского, даже его зоркого ока и авторитета не всегда хватало, чтобы держать в узде весь пестрый и лихой ногайский конгломерат. Когда в 1496 году сибирско-ногайский царь Мамук (брат умершего Ивака) вместе с мятежными казанскими князьями сверг ставленника Москвы в волжском ханстве, Муса пытался предотвратить эту авантюру. Он послал вслед за Мамуком своего сына во главе двухтысячного ногайского отряда, но, увы, опоздал.
Смерть Мусы в начале XVI века и выход на первый план его младшего брата Ямгурчи, враждебного Русскому государству, снова охладили московско-ногайские отношения. Не нравилось ногайцам и дальнейшее усиление влияния Москвы на Казань. Одно только возведение в 1497 году на ханский престол Абдул-Латифа без какого-либо обсуждения с ногайскими «партнерами» вызвало у них страшное недовольство.
Уже весной 1505 года ногайцы вместе с казанцами начинают осаду Нижнего Новгорода, о которой будет подробно рассказано в соответствующей главе.
«Шерше ля Крым»
Интерес Ногайской Орды к поволжским делам был обусловлен не только международной торговлей и желанием одной части ногаев дружить, а другой – воевать с Москвой при помощи казанцев. Перефразируя известную французскую поговорку, «шерше ля Крым».
Изначально крымско-ногайские контакты складывались довольно дружелюбно. Как и в случае с Москвой, во многом это объяснялось наличием общего смертельного врага – Большой Орды. После ее исчезновения в 1502 году ситуация быстро меняется. В этом же году ногайский отряд напал на крымское посольство, которое возвращалось из Москвы в Бахчисарай. Правда, шедший вместе с крымчанами московский дипломат потом уверял Менгли Гирея, что это была случайная акция отдельных мурз и высшие ногайские иерархи никакого отношения к ней не имеют. Опять же, «ино пригоже ли так?»
Все дело в том, что часть ногайских феодалов выступила на стороне сбежавшего в Литву Шейх-Ахмеда, сына погибшего сарайского хана Ахмата, в авантюрной затее возродить Большую Орду. Ямгурчи эти сомнительные идеи не поддерживал, о чем неоднократно сообщалось в Крым. В конце концов ногайскому правителю удалось приструнить своих неразборчивых подданных и пресечь эти «большеордынские» поползновения. Но между Крымским ханством и Ногайской Ордой ситуация сложилась как в известном анекдоте: осадочек-то остался. Отношения между двумя этими осколками Золотой Орды постепенно становятся все более натянутыми. Уже в начале 20-х годов XVI века крымско-ногайские военные конфликты то и дело развязывали Москве руки для решения казанского вопроса в свою пользу. Летом 1523 года войска Василия III совершили удачный поход на Суру, в результате которого «поставил князь великий Василей Иванович на Суре город и нарече ево в свое имя: Василь-город». Такому успеху способствовал выход Тавриды из поволжской игры в связи с борьбой с Мангытским юртом. Если же говорить об их взаимодействии на казанской арене, ногайцы, подобно москвичам, всячески пытались ограничить возраставшее влияние Бахчисарая, противопоставив крымскому протекторату свой собственный. В периоды обострения этой борьбы Москва изо всех сил пыталась сблизиться с Мангытским юртом, видя в нем естественного союзника.
Правда, ситуация быстро менялась в зависимости от того, какая «партия» высшей аристократии брала верх внутри самой Ногайской Орды. Например, с восшествием на престол в волжском ханстве в 1524 году Сафы Гирея, заменившего своего дядю Сагиба, крымчане уже выступают единым фронтом с ногайцами. Новый правитель Казани берет в жены дочь мангытского бия со звучным именем Мамай – внучку того самого Мусы.
Этот маятник качался из стороны в сторону до тех пор, пока Казань не была окончательно включена в состав Московского царства, чему, к слову, тоже во многом посодействовали ногайцы. В конечном счете значительная часть ногаев откочует в Закавказье и попадет под
