Русские солдаты в Северной Африке (1940–1945 гг.). Эль-Аламейн: неизвестные страницы войны - Владимир Владимирович Беляков

В течение ночи были еще три налета. В течение двенадцати часов мы были в непрестанном нервном напряжении, не зная, какой катастрофой каждый, из пяти, налет закончится… За вчерашний вечер число убитых и умерших от ран возросло до 83-х.

18 ноября. Бессонная ночь… Обстрел всеми зенитными орудиями ужасающий; казалось, само небо расторглось на части… Лежать в постели было немыслимо. Казалось, что все силы злобы ополчились на Александрию… Прямо над нами, многими волнами, пролетала огромная эскадрилья, пролетала очень низко… Неистовое гудение моторов прямо физически сжимало сердце; казалось, что оно от этого чрезмерного сжимания кровоточит… В особенности – в моменты пикировки… Были поблизости сброшены бомбы… Создавалось впечатление рушащегося неба. Все это небо было в сплошном огне, оно буквально кипело и пылало, посылая на землю громы тяжких разрывов. Но какие нервы долго выдержат эту пытку огнем?!. Какая сила сможет преодолеть весь этот нечеловеческий ужас?!. А такая сила – есть.

Я стоял в темном коридоре и молился, крепко вжав себя в охлаждающую кровь стену. Молились все…

Результаты этой ночи были суровы непомерно: более 100 человек убитыми, а сколько раненых – одному Богу известно, во всяком случае не менее 300.

25 ноября. Опять и опять массовый отъезд из города. В конце концов весьма возможно, что город совсем опустеет, превратясь в военную базу. Что будет с нами: с русской колонией, с русской церковной общиной?!.

Город, чудесный город Александрия, воспетый столькими поэтами, заметно приуныл, не проявляя уже того яркого оживления, каковое было заметно еще два-три месяца назад. Все как будто то же: те же краски неба и моря, экзотических деревьев и цветов, но и в то же самое время как бы нечто совершенно новое проглядывает во всем: какие-то тревожные флюиды кружатся вокруг этой сказочной красоты, покрывая все траурным флером… И вся эта красота уже не радостна…»

После того, как британские войска отбросили итальянцев от Сиди-Баррани и погнали их на запад, воздушные налеты на Александрию на какое-то время прекратились. Но когда в Ливию был переброшен немецкий Африканский корпус и войска союзников вынуждены были отойти к Тобруку, бомбежки возобновились с удвоенной силой.

«2 мая (1941 года). Сегодняшний воздушный налет по силе впечатления был одним из самых сильных (а число воздушных рейдов перешло уже за полтораста).

От орудийного ураганного огня земля и небо буквально клокотали, точно в гигантском котле. Так вот она, огневая завеса! Игра света при этом была потрясающей; мечущиеся по небу прожекторы, вспышки орудийных залпов, разрывы снарядов над нами, корректирующие стрельбу ракеты, волны какого-то необъяснимого сияния – все это вместе с оглушительным грохотом создавало впечатление осуществленного ада.

4 июня. Обстрел был настолько близкий и сильный, что наш дом буквально ходуном ходил. Были явственно слышны падающие осколки. Один из них пробил стеклянную крышу в нашей мансарде и упал подле спящего Жоржика; пришлось спешно эвакуировать мальчика в столовую… Бомбовозы пролетали над нами в несколько приемов.

Д., служащий в Трибунале, сообщил мне, что якобы Рим предупредил итальянцев, проживающих в Александрии, чтобы они покинули город. Не знаю, насколько это правда… Ведь теперь говорят о многом таком, чего и половина не исполнилась: жизнь все время вносит свои коррективы во весь этот океан слухов и предположений… Но непосредственная опасность безусловно растет.

Огромный арабский госпиталь Эльмассат и морг переполнены жертвами налетов. Целыми днями к кладбищам тянутся процессии…

7 июня. Венчал юного Д.Ф. В-ва под зловещий гул вражеских эскадрилий, под скрестившиеся взоры жизни и смерти… И жизнь победила.

8 июня. Я был уже в постели (11.30), когда загудела сирена. Пришлось встать и выйти в коридор. Послышался тяжелый лет бомбовозов… И вот тут началось самое неприемлемое: сбрасывание бомб на соседние кварталы… Две бомбы огромной разрушительной силы (оказавшиеся минами, спущенными на парашютах) упали совсем недалеко от нас: на улицах Пелеуз и Пократис в Ибрагимии, в двухстах метрах по прямому пути. Когда взорвалась первая мина, та, что ближе к нам, наш дом сильно покачнулся, зазвенели разбиваемые стекла, со всех сторон посыпалась штукатурка и засыпала мне глаза. Было впечатление, зрительное и слуховое, будто лопнула гигантская шаровидная молния. Все двери распахнулись, хотя иные и были заперты на ключ.

Я вбежал в свою комнату: осветив ее карманным фонариком, с которым не расстаюсь, я увидел окно закрытым (было открыто) с изорванной в клочки бумагой “для затемнения”, обе двери – распахнутыми, тяжелый диван отброшен на средину комнаты, всюду – упавшая штукатурка, а ключ в ближайшей двери сплюснут от удара о стену. Электричество перегорело. Словом, полнейший хаос…

Вся эта ночь беспрерывных налетов (волнами), сбрасывания бомб, сильнейшего обстрела неба, беспрерывного судорожного вздрагивания дома, криков и плача со всех сторон продолжалась с 11 ч. вечера до 5 ч. утра.

В коридоре, прямо на полу, разместились наша хозяйка и квартиранты, Люба, наш общий друг песик Булька, кошка моя Пушок с тремя котятами и ежик…

Я же и Жоржик, возле двери в мою комнату – на табуретках. Так мы и просидели эти трагические часы (в своей человеческой и звериной беспомощности) тесной группой… Я горячо и неотступно молился, о нас и о всех, и все время крестил стены и потолок.

9 июня. При первом утреннем свете я печально оглядел свою комнату, так и не приведенную еще в порядок. И не ложась в постель отправился на улицу Пелеуз, чтобы взглянуть на причиненные за ночь разрушения.

Есть дома совершенно уничтоженные (напр., родильный дом со всеми обитателями, дом состоятельного француза, в котором погиб он и вся его семья, и т. д.), в других зданиях зияют огромные бреши, в магазинах свернулись в трубку железные шторы, всюду вырваны оконные рамы, выбиты стекла…

Убитых и раненых – многое множество. Встретил возле развалин многих своих прихожан. У всех расстроенные лица, слезы на глазах… Что-то будет?!. Неужели Ватикан прав, предупреждая итальянцев о выезде из Александрии?!. Тут же я узнал, что Александра Николаевна Г., вчера вечером усердно молившаяся в церкви (она стояла впереди и я видел, как она горячо, истово молилась), сейчас же после всенощной, вместо того, чтобы вернуться к себе домой, внезапно уехала на ночь к своей двоюродной сестре в Саба-паша (ее томило предчувствие чего-то недоброго и она побоялась остаться одна дома). Во время же налета ее квартира оказалась совершенно разбитой, так что если бы она осталась дома, то безусловно была