Модернизация vs. война. Человек на Балканах накануне и во время Балканских войн (1912-1913) - Рашид Рашатович Субаев

II

Балканская ментальность и ее отражение в деятельности политиков региона начала XX в.

Национальные символы, идеи и мифы болгарского освободительного движения в Македонии и Фракии в 1894–1912 гг.

Д.О. Лабаури

В последнее время в научной среде достигнуто согласие относительно того, что важнейшей составляющей модернизационных процессов в Восточной и Юго-Восточной Европе во второй половине XIX – начале XX вв. было национальное движение, выступавшее, по определению М. Хроха, в качестве организованных попыток по обретению всех атрибутов полноценной нации{109}.

Современные отечественные исследователи неоднократно обращали внимание, в частности на то, что способность правильно (с учетом исторической перспективы) сформулировать и поставить национальные задачи (национальные идеи), а также мобилизовать общество на их решение, становится существенным компонентом процесса модернизации{110}. При этом было замечено стремление модернизующихся государств и обществ (в том случае, если этническая группа не обладала собственной государственностью) в качестве первостепенной задачи обеспечить всеобщую грамотность населения. Отечественная исследовательница Р.П. Гришина отмечала, что школа на Балканах выступала «своеобразным инструментом модернизации», а «уровень образованности людей являлся одним из исходных оснований для успеха модернизационных реформ»{111}. От себя добавим, что для реализации национальных задач в рамках модернизационного проекта, от интеллигенции требовалось добиться не просто повышения грамотности как таковой, но еще, что намного важнее, расширения представлений своих рядовых соотечественников о действительности в прошлом, настоящем и будущем.

Достижение указанной задачи облегчалась тем фактом, что вышедшая из народа молодая интеллигенция не спешила порывать связи с ним. Эту особенность в последней трети XIX – начале XX вв. отмечали многие отечественные наблюдатели. Известный знаток Сербии П.А. Ровинский, например, писал, что в этой стране интеллигенция «слишком мало отделяется от массы» и стоит, в отличие от других стран, практически на одном уровне с ней{112}. Ту же закономерность можно было наблюдать, как в освобожденной Болгарии, так и в населенных этническими болгарами районах Македонии и Фракии, остававшихся и после Восточного кризиса 1875–1878 гг. вплоть до Балканских войн 1912–1913 гг. в составе Османской империи.

Проживший некоторое время в Болгарии и хорошо знакомый с болгарской действительностью Павел Николаевич Милюков, одну из основных причин успешного роста болгарского национального движения в Македонии и Фракии в конце XIX в., усматривал именно в отсутствии ощутимого интеллектуального барьера между основной массой болгарского, преимущественно сельского, населения в двух областях и местными болгарскими учителями, являвшимися главными организаторами и руководителями движения. По словам Милюкова, «учитель сохранил почетную роль сельского интеллигента, советника и руководителя… Он свой человек среди крестьян»{113}. Отвергая конструктивистский тезис, согласно которому «волнение в Македонии есть дело небольшой кучки агитаторов», Милюков указывал на следующий основополагающий факт: «При элементарном социальном строе и невысоком образовательном уровне, македонская интеллигенция всеми своими корнями остается в народе, оказывает на него непосредственное влияние и сама подвергается влиянию с его стороны (курсив мой — Д.Л.)… Эта македонская интеллигенция и народ живут одними и теми же идеалами, настолько понятными и близкими для массы, что распространять приходится не сами идеалы, а только способы их осуществления»{114}.

Созданная в порабощенных болгарских областях в 1893–1894 гг. Внутренняя македоно-одринская революционная организация (ВМОРО) всего за несколько лет своего существования, хотя и не без помощи из Болгарии, смогла достигнуть колоссальных успехов в деле консолидации местной болгарской общности и сдвинуть наконец-то крайне болезненный для Болгарии македонский вопрос с мертвой точки, открыв путь к дальнейшему освобождению Македонии от османского владычества{115}. Понять причины этого успеха невозможно без использования элементов истории коллективных представлений, связанной с реконструкцией мыслительных (ментальных) структур не элиты, которая являлась творцом национальных программ и идеологий, а широких слоев населения, которые принимали или не принимали по каким-то причинам эти программы. При этом нельзя не учитывать тот факт, что в большинстве случаев элита формировала национальную идеологию, предназначенную для массового распространения среди рядовых соотечественников, не с чистого листа, а на основе хорошо известных и понятных в народе более ранних форм этнической самоидентификации, проявлявшейся в мифах, символах, исторической памяти, фольклоре и т. д.

В данной работе мы поставили перед собой задачу на основе, главным образом, мемуарных источников, во-первых, рассмотреть используемые болгарскими революционными активистами в Македонии и Фракии в конце XIX – начале XX вв. национальные образы, символы, идеи, мифы{116} и другие средства, которые могли стимулировать развитие национального самосознания болгаро-македонского населения, а, во-вторых, выявить причины и степень восприятия населением тех или иных агитационных приемов. В конечном счете нам следует дать ответ на вопрос, что побуждало огромные массы населения, принадлежавшие к разным социальным слоям, жертвовать, как выразился профессор Любомир Милетич, всем своим милым и дорогим{117} и включаться в национально-освободительную борьбу.

Позволим себе еще раз повторить суждение, подтвержденное анализом большинства воспоминаний македоно-одринских деятелей, о том, что главным фактором, способствовавшим мобилизации национального чувства и вовлечению различных категорий населения в национальное движение являлось именно расширение его представлений о действительности в прошлом, настоящем и будущем. Доступ отдельного индивида в Македонии к информации о действительности в рассматриваемый нами период осуществлялся по различным каналам социальной коммуникации, таким как церковь, школа, национальное воспитание в семье, устные народные предания (фольклор). Однако в конце XIX в. к этим традиционным для эпохи болгарского Возрождения институтам добавилась пресса и другая печатная продукция, поступавшая из свободной Болгарии, устная агитация национальных активистов, в том числе и революционных деятелей, и непосредственные наблюдения, ставшие возможными благодаря повышению социальной мобильности (прежде всего за счет отходничества и военной службы македонцев в Болгарии).

Итак, следует определиться с той информацией, которая поступала к населению по каналам социальной коммуникации и играла национально-мобилизующую роль. И здесь, прежде всего, следует остановиться на том влиянии, которое на македоно-одринское движение и ВМОРО оказал пример болгарских революционеров Раковского, Ботева, Невского, Каравелова, их публицистика и художественные произведения, а также пример борьбы за освобождение Болгарии, удачно выраженной в художественных образах И. Вазова.

Активный участник, а позднее историограф болгарского македоно-одринского движения Христо Силянов имел все основания утверждать, что «македонский крестный путь был указан Невским и Ботевым, героями Апрельского восстания и мучениками Перуштицы и Батака»{118}. Мемуарная литература безапелляционно подтверждает тот факт, что целое поколение родившихся в 1870-х – начале 1880-х гг. македонских и фракийских болгар было воспитано на произведениях Хр. Ботева, Л.