Казань и Москва. Истоки казанских войн Ивана Грозного - Павел Канаев
Казань и Москва. Истоки казанских войн Ивана Грозного читать книгу онлайн
Русско-казанские контакты второй половины XV – первой трети XVI столетия – это смесь военного противостояния, подковерной борьбы в лучших традициях «Игры престолов», а также тесной культурной и экономической кооперации. Достаточно сказать, что львиная доля монет, сохранившихся в археологических слоях Казани ханского периода, именно московского происхождения. Разумеется, такое насыщенное взаимодействие происходило не в вакууме: на него влияло множество третьих сил. Чего стоила одна лишь борьба великого князя Московского и крымского хана за право называть Казань своим юртом. На страницах этой книги не просто хронологически излагается история русско-казанских контактов во времена правления Ивана III и его сына Василия III. В исследовании подробно раскрываются военный, политический, дипломатический и экономический аспекты данных отношений. Характеризуется место обоих государств в системе международных связей и их значение друг для друга. В книге поднимаются такие важные вопросы, как причины татарских набегов на русские территории и корни постоянно нарастающей московской экспансии в Среднем Поволжье в рассматриваемый период. Отдельное внимание уделяется тому, что представляло из себя Казанское ханство и каким было соотношение сил между двумя государствами.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
В 1508 году он писал в своей грамоте Василию III:
«И нынеча кто мне недруг, то и тебе недруг: астроханские Ахметевы и Махмутовы дети цари, Бог даст, как весна станет, поискать нам их, Божиим смилованием и силою, в три месяцы, доколева жита поспеет, а то дело станетца; а как жито поспеет, и мы Жикгимонтово дело королево, Божиим смилованием, сделаем».
Далее старый хан просил московского «брата» отпустить Абдул-Латифа, все еще находившегося в Москве на положении домашнего арестанта, в Крым повидаться с матерью.
Такой интерес к доле горемычного царевича объяснялся не только беспокойством царицы Нур-Салтан за своего младшего сына. Абдул-Латиф воспринимался Крымом как «запасной игрок», который при случае займет казанский престол. Во-первых, по матери он был связан с крымскими Гиреями. Во-вторых, в период своего короткого правления в волжском ханстве он показал себя как достаточно ведомая фигура и, скорее всего, попал под влияние восточного (антирусского) блока казанской аристократии. Соответственно, при правильном подходе через него можно было бы упрочить крымские позиции в Казани. С большой вероятностью осознавая такой расчет, Василий III не спешил жаловать царевича[32]. Постепенно его опала становится еще одним дестабилизирующим фактором в русско-крымских сношениях.
Да и литовская дипломатия изо всех сил старалась разрушить сложившийся альянс. Со времен Василия III начался так называемый Крымский аукцион, когда Литва соревновалась с Москвой в том, кто пришлет больше поминок крымскому хану и натравит его на соперника. Явным фаворитом в этой гонке Великое княжество Литовское стало только после смерти Менгли Гирея (1515), но дипломатические казусы между Русским государством и Тавридой начали происходить и раньше. Например, в 1509 году московский посол Васюк Григорьев писал великому князю о «теплом» приеме, который ему оказали при дворе крымского хана, следующее:
«Кудояр мурза у подиачего шубу отнял белилну хребтову. И яз, государь, пошол к дверем ко царевым, и ясаулы, государь, покинули посохи да стали говорить толмачу: давай пошлины… И Апак мурза, государь, мне молвил: не потакай тому, поди прямо ко царю».
Данное короткое сообщение крайне емко и содержит в себе квинтэссенцию отношений двух государств того времени. Часть крымских вельмож, как упомянутый послом Аппак-мурза, по-прежнему тяготела к союзу с Москвой и лоббировала ее интересы при дворе. Другие, например жадный до «белилных шуб» мурза Кудояр, были настроены резко враждебно к Русскому государству. Они уже решили дружить с Великим княжеством Литовским, поскольку литовские упоминки показались им богаче московских поминок – даров было больше. Описана в этом сообщении и одна из наиболее унизительных процедур, которой то и дело подвергались послы великого князя в Крыму, – посошная пошлина[33]. Заключалась она в том, что мурзы кидали к ногам дипломатов посох и требовали плату за право перешагнуть через него. Скорее всего, подобная традиция имела место еще в Золотой Орде. Платить такую «пошлину» послам запрещалось даже под страхом смерти. Если без нее на аудиенцию к хану было не попасть, дипломатам предписывалось сворачивать свою миссию и возвращаться обратно в Москву.
Еще один эпизод враждебных действий по отношению к московским представителям в Крыму отражен в грамоте Василия III 1509 года, адресованной Менгли Гирею. Великий князь жалуется, что послу боярину Константину Заболоцкому «учинили силу» ногайский бий Ямгурчи и «дети» крымского хана, «Ахмат-Кирей царевич, да Фети-Кирей царевич…» Василий Иванович подчеркивает, что раньше подобного произвола не происходило (или по крайней мере он не оставался без внимания со стороны хана), и просит, чтобы «впредь нашим послом и бояром от царевичев и от князей от твоих людей силы некоторые не было».
Со временем посольские миссии московских представителей в Крыму становились только опаснее.
К примеру, в 1516 году посол М.Г. Мамонов поплатился за то, что сначала не стал платить пресловутую посошную пошлину, а затем отказался произнести для протокола позорную фразу: «Царево слово на голове держу». В татарском, да и вообще в восточном церемониале это означало прямое подчинение. В свое время хан Ахмат требовал от Ивана III, чтобы тот «у колпака верх вогнув ходил». Такой, выражаясь современным языком моды, необычный look показывал весомость ханского слова для великого князя. Возвращаясь к Мамонову, тот так и не выехал из Бахчисарая и умер по неизвестным причинам во время дипмиссии. Сменивший Менгли на престоле Тавриды Мухаммед Гирей сухо отрапортовал Василию III, дескать, «Божья воля сталась… боярина Ивана (Мамонова) в животе не стало». А в 1517 году хан беззастенчиво сообщил, что изъял имущество покойного Мамонова по нужде в деньгах. Теперь уже Василий Иванович послал в Крым не «великого своего человека – среднего». В конце концов, так никаких великих послов не напасешься! С другой стороны, и крымские представители в Москве нередко нарывались на неприятности, что выливалось в новые дипломатические скандалы.
Оставалась формальным поводом для русско-крымских трений и судьба бедняги Абдул-Латифа. В 1517 году встал ребром вопрос о его поездке в Казань, чтобы унаследовать трон от неизлечимо больного старшего брата. Тогда Мухаммед Гирей очень «своевременно» напомнил великому князю Московскому давнюю просьбу царицы Нур-Салтан на время отпустить ее младшего сына в Крым. В ответ Василий III вежливо попросил крымского хана встать в очередь. Великий князь разъяснил:
«…вся земля Казанская присылала к нам бити челом о том же, чтобы… дать им на Казань Абдыл Латыфа царя… А как меж нас с братом нашим Магмет Аминем царем и со всею Казанскою землею то дело сделается, ино то тебе брату нашему ведомо будет».
Когда же в 1517 году Абдул-Латиф скоропостижно скончался в Москве в самом расцвете сил, так и не дождавшись братского трона, Бахчисарай открыто обвинил Василия Ивановича в его убийстве. В итоге ситуация вокруг Казани накалилась до предела, и кончилось все мощным антирусским выступлением и первым утверждением в ханстве крымского ставленника – Сагиб Гирея. Как и при последующих инспирированных крымчанами казанских переворотах, новая власть тут же столкнулась с
