Акимбеков С. Казахстан в Российской империи - Султан Акимбеков

class="p1">Очень может быть, что проблема здесь в том, что Россия расширялась как единый территориальный массив, она распространяла себя на каждой новой присоединённой территории, она стремилась включить в свой состав все встреченные на пути народы. Поэтому в современной России не могут признать колониальный характер прежней имперской политики. Потому что в отличие от европейских держав в постколониальную эпоху Россия до сих пор ориентируется на концепцию единого территориального массива с общей историей и общей судьбой. В этой связи, восстание 1916 года и те обстоятельства российской политики, которые сделали его возможным, слишком сильно не вписываются в эту концепцию.

Очень показательна в связи с этим оценка современного российского автора Виталия Хлюпина, сказанная им в дискуссии с другим российским автором Аркадием Дубновым. «1916 год — это никакое не Национально-освободительное восстание, а: 1. с точки зрения факта и юридической оценки — антиправительственный мятеж с отягчающим обстоятельством (военное время), что вполне можно квалифицировать, как государственную измену со всеми вытекающими последствиями. 2. с точки зрения морали — гордиться и чествовать героями, резавших и грабивших представителей других национальностей — аморально»[749]. В данной цитате характерно, что автор рассматривает участников восстания как мятежников против законной власти, как изменников. Но если власть была для них внешней, если она не рассматривала их полноценными гражданами (в частности, можно обратить внимание на отсутствие представительства в выборных органах власти), если её политика вела к более тяжёлым условиям жизни, связанным с изъятием земли в пользу более привилегированной группы граждан, то можно ли считать их именно мятежниками.

Понятно, что всё зависит от точки зрения. Например, в апреле того же 1916 года в Ирландии произошло восстание против английской власти. Оно во многом было спровоцировано стремлением Лондона распространить на территорию Ирландии призыв в британскую армию. Естественно, с английской точки зрения времён Первой мировой войны это был произошедший во время войны мятеж против законного правительства. В то время как для ирландцев это было восстание за независимость Ирландской республики. Если провести аналогию с нашим случаем, то и получается, что для Хлюпина это был мятеж, а для казахского и киргизского общества это восстание в защиту своих интересов. Соответственно, подавление восстания в первом случае выглядело как наведение порядка в условиях войны, которое оправдывало все жертвы и вообще всё остальное. В то время как во втором случае это было чрезмерно жестоким применением силы, в результате чего произошло усиление процесса изъятия земли у местного населения за участие в восстании.

Собственно, отличительной особенностью восстания 1916 года было то, что оно очень резко противопоставило российское государство и население зависимых от него территорий. Более того, противопоставленными друг другу оказались две группы населения империи, одна из которых при этом имела явные преференции и в том числе выглядела главным бенефициаром от подавления восстания. В данном случае были слишком прямые параллели с политикой европейских держав в своих колониях. В этом-то и заключается самая большая историко-идеологическая проблема относительно событий 1916 года в Средней Азии и Казахской степи. Эти события чересчур явно подрывают идею единого территориального массива и связанной с его образованием концепцией общей судьбы для всех народов империи. В самом общем смысле действия Российской империи в Туркестане и Степном крае до 1916 года и во время восстания были точно такими же, как и у европейских государств в своих колониях. Для того времени это не было проблемой, это было естественной моделью поведения для многих государств Европы.

Но с современной точки зрения это уже выглядит проблематично. Поэтому, безусловно, можно согласиться с российским МИДом, что надо передать эту проблему историкам. При этом было бы гораздо лучше, если бы им не пришлось этого делать под давлением со стороны исторической идеологии или исторической политики. Причём, что характерно, последнее обстоятельство тесно связано с государственным строительством, как в самой России, так и новых независимых государствах. Каждому такому строительству необходима своя идеология, что находит выражение в разных взглядах на общую историю. Собственно, демарш российского МИДа в 2008 году был отчасти проявлением идеологического противостояния вокруг общего исторического прошлого.

В этой связи очень показательно, как этот вопрос решали в бывшем СССР. В связи с тем что государство в данном случае было одно, то государственная идеология основывалась на построении компромиссной версии восстания 1916 года. Например, в предисловии к изданному в Казахской ССР в 1960 году сборнику документов по восстанию 1916 года было написано. «Причины этого восстания коренились в общих социально-экономических и политических условиях страны. В годы столыпинской реакции ещё больше усилился колониальный нажим российского военно-феодального империализма на народы окраин, в том числе на народы Средней Азии и Казахстана. Особенно ускорился в это время захват земель на юге Семиреченской, в северо-восточной части Сыр-Дарьинской областей и в других районах Казахстана и Киргизии. На этих землях создавались новые переселенческие посёлки и хутора кулаков. Имения царских чиновников и генералов, расширялись владения киргизских манапов и казахских феодалов. Киргизские и казахские народные массы вытеснялись в бесплодные горы и пустыни, где они были обречены на медленное вымирание»[750]. В данном случае хорошо заметно, что согласно советской идеологии авторы делали акцент на социальном противостоянии.

Отсюда появление термина «хутора кулаков» в контексте переселенческих посёлков, а также тезис про «киргизских манапов и казахских феодалов». То есть на роль главных бенефициаров российской политики в регионе выводились зажиточные слои населения с обеих сторон. Одновременно ставился вопрос о колониальной политике Российской империи и вытеснении местного населения на неудобные земли. Это тоже было объяснимо, потому что для этого периода в СССР было характерно негативное отношение к Российской империи. В Советском Союзе её в целом воспринимали в качестве прямого конкурента и относились соответственно, особенно в вопросах идеологии.

В то же время здесь имело место очевидное противоречие, когда одновременно ставился вопрос о прогрессивности присоединения Средней Азии и Казахстана к Российской империи. Например, в изданной в 1966 году книге Х. Турсунова и посвящённой событиям 1916 года, указывалось, что «восстание 1916 года — одно из важных проявлений прогрессивных последствий присоединения Средней Азии и Казахстана к России. Присоединение к России, несмотря на колониальную политику царизма и вопреки ей, всем ходом объективного социально-экономического, политического развития страны, имело огромные прогрессивные последствия для исторических судеб народов края»[751]. В данном случае для советской идеологии была важна легитимность формирования основной территории СССР. В этом смысле она была преемником Российской империи. Поэтому присоединение рассматривалось как исторически прогрессивное событие. Но при этом делалась оговорка про «колониальную