Акимбеков С. Казахстан в Российской империи - Султан Акимбеков

Восстание 1916 года было эмоциональной, во многом инстинктивной реакцией местного населения в Средней Азии и Казахстане на политику Российской империи. Оно не было продуманным восстанием, его участники не оценивали последствий. Они среагировали на очевидную несправедливость политики российского государства в решении земельного вопроса. В Семиречье, особенно в его горной части, действия восставших были весьма жестокими. Не менее жестокой была ответная реакция российских властей и местных поселенцев. Но при очевидном военном превосходстве и подавляющем преимуществе в оружии понятно, что последствия для проигравшей стороны были весьма трагическими.

Несомненно, что восстание не имело никаких шансов на успех. Российская империя была в состоянии справиться с любым выступлением плохо вооружённых повстанцев на своих азиатских окраинах. Но в то же время оно предоставило повод широко представленным в российской администрации сторонникам жёсткого варианта решения земельного вопроса в пользу крестьян-переселенцев из европейской России. Судя по указанным выше документам, такие настроения широко распространены среди некоторых представителей российских властей.

Мы не можем представить, как именно развивались бы события в случае, если бы в 1917 году не произошло февральская революции, в результате которой пала Российская империя. Точно также мы не знаем, что было бы, если бы не случилось второй революции, которая завершила в России недолгий демократический эксперимент. Каждая из них имела свои последствия, которые сказались и на России, и на казахах.

Но одно не вызывает никаких сомнений. Две революции 1917 года кардинально изменили тот вектор развития отношений между Российской империей и её подданными в Азии, который, собственно, и привёл к событиям 1916 года. Революционный 1917 год привёл к созданию принципиально новой реальности, в которой и Россия и казахи начали выстраивать новую систему взаимоотношений. Но это уже другая история.

Идеология вопроса

Восстание 1916 года, пожалуй, один из самых острых и наиболее болезненных моментов в истории отношений России и народов её бывшей азиатской окраины. Казалось бы, с момента восстания прошло больше ста лет. В обычной ситуации этого могло быть вполне достаточно, чтобы просто передать этот вопрос историкам. Кроме того, в истории взаимодействия России и народов Средней Азии и Казахстана было много самых разных, в том числе спорных моментов. Но именно восстание 1916 года продолжает оставаться самым трудным для восприятия и до сих пор вызывает споры даже на межгосударственном уровне.

Очень показательна была ситуация, когда в 2008 году министерство иностранных дел России опубликовало заявление в связи с решением Кыргызстана ввести «День памяти жертв национального восстания киргизского народа в 1916 году». По мнению российского МИДа «парламент Киргизской Республики принял решение об установлении ежегодного «Дня памяти жертв национального восстания киргизского народа в 1916 году». Речь идёт о жертвах силового подавления массовых выступлений против царского режима на территории нынешней Киргизии, в ходе которых, заметим, погибли и тысячи русских поселенцев. Никоим образом не пытаясь вмешиваться во внутренние дела независимого и суверенного Киргизстана, хотели бы отметить, что, по нашему мнению, придание широкого общественного звучания болезненно чувствительной теме 1916 года контрпродуктивно для нынешних дружественных отношений между нашими странами и народами. История у всех была неоднозначной, далеко не всегда окрашенной только в светлые тона. Полагаем, было бы правильно, чтобы проблемами почти векового прошлого занимались учёные-историки, без ненужной политизации под предлогом «восстановления исторической справедливости»»[748]. Конечно, с тем, что было бы лучше, если бы этим вопросом занимались историки, вряд ли можно спорить. Но даже сам факт обращения МИД одной страны к исторической теме, которая касается другой страны, автоматически превращает вопрос в политический.

Понятно, что такая реакция российского МИДа связана с тем, что чувствительность проблемы остаётся весьма значительной. Более того, это говорит о том, что совместное историческое прошлое до сих пор влияет на политическое настоящее. Недавняя история по-прежнему занимает большое место в современных межгосударственных отношениях и оказывает самое непосредственное влияние на общественное мнение, что автоматически делает её фактором идеологии. Поэтому в настоящий момент государствам достаточно сложно передать данную тему историкам.

Потому что в данном случае недостаточно просто констатации фактов, любые известные документы требуют обобщений и интерпретации, а значит, и оценки ситуации. В то время как любая оценка ситуации рассматривается через призму отношений России и её бывших зависимых территорий. Собственно, имевшая место в 2008 году негативная реакция официальной Москвы на введение в Кыргызстане дня памяти по поводу 1916 года связана с тем, что в России хотели бы избежать каких-либо оценок совместной истории со стороны одной из таких бывших территорий. Потому что любые такие сторонние оценки воспринимаются как направленные именно против России.

Если говорить о событиях 1916 года, то их особая чувствительность в политическом плане связана не только с тем, что они привели фактически к межнациональным столкновениям, как минимум, в Семиреченской области, и даже не с тем, что подавление волнений происходило весьма жёстко. В конце концов, в истории это происходило довольно часто. К примеру, восстание сипаев в Индии в 1857 году было связано с жестокостью восставших против англичан и их ответными жёсткими мерами при его подавлении. Очень похожая ситуация была в принадлежавшей Германии до Первой мировой войны Юго-Западной Африке. Восстание местных племён гереро и готтентотов в 1904–1907 годах произошло после изъятия их земель в пользу немецких поселенцев и было жестоко подавлено. Можно вспомнить много подобных историй, но все они уже перешли в ведение историков и потеряли своё значение для политики.

Однако с восстанием 1916 года всё не так. Сложность сложившейся ситуации, вполне возможно, заключается в том, что в России часто можно встретить мнение, что характер её исторической имперской государственности отличается от того, который был у европейских стран в колониальный период. Соответственно, отсюда следует, что история расширения России не носила колониального характера, она была связана с государственным патернализмом в отношении присоединяемых народов и их модернизацией. Поэтому её нельзя сравнивать с политикой европейцев в Южной и Северной Америках, в Австралии, Африке и отчасти Азии, которая носила разрушительный характер для традиционных обществ.

В данном контексте произошедшее в последней трети XIX века завоевание Средней Азии в большей степени и Казахской степи в меньшей степени несколько выбивается из общего ряда. Оно слишком напоминает европейскую колониальную политику. Процесс изъятия земли у кочевников очень похож на подобные процессы в Северной Америке, а также в Северной и Юго-Западной Африке. Внешнее управление оседлыми районами Средней Азии находится в одном ряду с подобными процессами в Индии, мусульманскими районами Северной Африки и Юго-Восточной Азии.