Акимбеков С. Казахстан в Российской империи - Султан Акимбеков

и в России, и в Кыргызстане, и в Казахстане происходит государственное строительство с формированием собственной исторической идеологии. Сегодня они уже не входят в одно государство и советский компромиссный вариант относительно восстания 1916 года больше не соответствует текущему моменту. Проблема здесь в другом. Новым независимым государствам в любом случае нужно проанализировать обстоятельства своего прошлого в составе Российской империи и сформулировать свою позицию по этому поводу. Безусловно, что было бы лучше, чтобы это был объективный научный анализ, без лишних эмоций.

Но вопрос в том, что любой анализ с их стороны в той или иной мере подразумевает оценку политики Российской империи. В то время как в современной России, выше по тексту на это обращалось внимание, имперское прошлое является частью идеологии, одной из основ современного государственного строительства. Поэтому призыв Котюковой фактически подразумевает нежелательность появления каких-либо других оценок со стороны новых независимых государств относительно политики России в её исторической ретроспективе. Причём её указание на «конструирование новых исторических мифов» исходит в том числе из часто появляющихся в странах нашего региона радикальных оценок. Например, вроде той, которая появилась в указанном выше сборнике от 1993 года.

Вообще акцент на исторических мифах, которых на самом деле очень много, типичен для российской научной оценки процессов в интеллектуальном пространстве новых независимых государств. Однако подтекст здесь почти всегда связан со стремлением подчеркнуть, что не стоит проводить такого анализа, который в принципе в состоянии привести к пересмотру уже разработанных концепций. Причём речь, безусловно, в первую очередь идёт о советском периоде, это хорошо заметно по цитате Котюковой. С этой точки зрения идеи, разработанные в СССР, в целом исчерпывают всю историческую повестку дня. В то же время сегодня они охватывают, в том числе уже и период существования Российской империи, поскольку сегодня это тоже часть современной идеологии России.

В целом обращение к советским версиям истории для многих историков в России и на постсоветском пространстве служит своего рода защитной реакцией от любых изменений в исторической науке, от которых они не ждут ничего хорошего. С одной стороны, это связано с более высокими стандартами качества работы с научными текстами в советское время. С другой — советская версия всё-таки была ориентирована на относительный идеологический компромисс, что является более комфортным выбором. Это хорошо заметно по тезисам Котюковой.

Но в то же время апеллирование к советской истории позволяет заслонить собой ещё и историю Российской империи. Таким образом последняя добавляется к общей схеме, которую не стоит лишний раз обсуждать. Империя наряду с СССР оказывается под чем-то вроде единого историко-идеологического зонтика. Несмотря на отдельные эксцессы, вроде жёсткого подавления восстания 1916 года, такой зонтик в целом должен объединять в одном формате истории Россию и её бывшие зависимые территории, что, в свою очередь, обусловлено их общей судьбой. То есть единое в виде общей истории в данном случае противопоставляется частному в форме исторической идеологии отдельных государств и их научной деятельности. Тем не менее в отдельных государствах, которые всё равно отошли от единого формата, уже либо существует, либо будет развиваться собственная точка зрения на историю, в том числе недавнюю. Понятно, что она может и наверняка должна иметь собственную позицию.

Вообще очень важно иметь свою позицию по важным историческим моментам, которая должна учитывать и другие мнения. Например, существует западная оценка событий 1916 года. Марко Бутино писал, что «по сути, организовывалась полномасштабная война всего русского населения против мусульманского и этническая очистка основного региона от кочевников. Наступательная акция, с одной стороны, была призвана отвечать решениям высшего русского командования, а с другой — оставляла колонистам возможность свободных манёвров»[760]. В данном случае западный автор, который не связан идеологическими вопросами, доминирующими на постсоветском пространстве, указывает на самый сложный момент в истории событий 1916 года. Причём имеет значение даже не то, что фактически Бутино говорит о межнациональном конфликте. Скорее, из его текста следует, что русские переселенцы оказывались главными бенефициарами от разгрома восстания. То есть они освобождались от конкурентов на земельные ресурсы.

В то время как у Татьяны Котюковой выражена другая точка зрения относительно переселенцев из России. По её словам, «подход к внедрению в крае так называемого «русского элемента» со стороны правительства был, во-первых, однобоким, во-вторых, очень кратким по времени. Он не мог оказаться прочным в политическом плане — привести к желаемой интеграции региона в общеимперскую систему, и в экономическом плане не принёс значительных дивидендов. Проводясь организованно всего десятилетие, переселение явилось мощнейшим раздражителем. Переселенцы оказались своеобразными заложниками, на которых сфокусировалась большая часть недовольства коренного населения в 1916 году и безопасность которых не смогло обеспечить государство, ратовавшее за перемещение этих людей с исконных мест проживания в далёкий Туркестан. Переселение было драматической страницей истории не только для коренных жителей края, но и в не меньшей степени для русских и украинских крестьян»[761]. Здесь мы опять же видим стремление предложить компромиссный вариант. Хотя с этим мнением вряд ли можно согласиться. Всё-таки переселенцы были заинтересованной стороной при осуществлении политики Российской империи на зависимых от неё территориях.

Скорее можно полагать, что позиция Котюковой является отражением современной ситуации. Сегодня очевидно, что в конечном итоге вся история переселения в данном случае в Туркестан закончилась неудачей. Однако вплоть до 1917 года ситуация с переселением вовсе не выглядела таковой. Напротив, хорошо была заметна тенденция к расширению переселенческого движения и постепенному его укреплению на новых территориях.

Но что характерно в указанном выше тексте Котюковой, так это то, что она определила государство внешним виновником причин неудачи истории с переселенцами, которое не смогло организовать процесс без конфликтов. В результате переселенцы также пострадали от переселения, как и местное население. Это очень интересная позиция, она основана на поиске компромисса в настоящий момент. Возможно, это связано с тем, что Котюкова является уроженцем Средней Азии, выходцем из Узбекистана. Поэтому понятно её сожаление о судьбе русских переселенцев в бывшей российской Азии.

Однако такой всё же больше гражданский подход Татьяны Котюковой не может соответствовать государственной идеологии современной России. Потому что из него следует критическое отношение к государственной политике Российской империи в Средней Азии и сожаление о сложной ситуации, в которой оказались русские переселенцы. В то время для государственной идеологии всегда первична политика государства. Соответственно, в интересах такого государства лучше вообще избегать обсуждения слишком сложных ситуаций. А восстание 1916 года, несомненно, относится к числу таковых. Отсюда и заявление российского МИДа в 2008 году. Поэтому вопрос о 1916 годе не находится в центре