Война, мир и книги - Валерий Валерьевич Фёдоров

тщательно отобранные игроки, а на ее границе. Это конфликт между теми, кто вовлечен в процесс принятия решений, и теми, кто исключен из него. Такой подход «включает в анализ властных отношений вопрос о контроле над политической повесткой» и о способах такого контроля. Однако он оставляет за скобками случаи, когда исключенные силы не демонстрируют своего недовольства принятыми решениями и самим фактом своего исключения, – а такие случаи весьма многочисленны. И здесь Льюкс переходит к «трехмерному» взгляду, рассматривая в качестве высшего проявления власти «воспрепятствование людям в какой бы то ни было степени испытывать недовольство посредством формирования у них такого восприятия и понимания, таких предпочтений, которые обеспечивают им принятие своей роли в существующем порядке вещей». Власть, по мнению автора, сохраняет устойчивость благодаря принуждению особого рода, которое «направлено на то, чтобы те, кто его испытывают, усвоили верования и сформировали желания, порождающие согласие на господство над ними и принятие его».

Благодаря целому ряду механизмов «третьего измерения» власти ей удается привести «тех, кого требуется подчинить, к восприятию условий своего существования как „естественных“ и заставляет даже ценить их, а также не осознавать источники своих желаний и верований». Тем самым власть действует против «интересов людей, вводя их в заблуждение и… разрушая их способность суждения». Отсутствие недовольства само по себе не означает подлинного консенсуса, ведь возможен ложный консенсус, достигнутый манипулятивными средствами. Конфликт возможен не только как открытый, но и как скрытый – между интересами тех, кто властвует, и тех, кто исключен. При этом исключенные могут их – свои реальные интересы – не осознавать, ведь «сами желания людей могут быть производными от системы, которая работает против их интересов». Такой подход Льюке называет радикальным, в то время как одномерный взгляд – либеральным, а двумерный – реформистским. И только радикальный подход может объяснить, «каким образом политические системы препятствуют тому, чтобы требования становились политическими проблемами, или даже тому, чтобы они просто были заявлены».

Социальные конфликты 1968 г. и последующих лет на Западе, казалось, подорвали все основания доверять «плюралистам». Однако спустя еще два десятилетия крах СССР и победное шествие неолиберализма по планете вернули в строй это, как и целый ряд других, буржуазное учение. Таким образом, вопрос о власти при буржуазной демократии и о том, кому она на самом принадлежит, а также почему угнетаемый народ не восстает против нее, не теряет актуальности. Чарльз Тилли составил исчерпывающий список вариантов ответа на него, и позиция Льюкса укладывается в один из них: «вследствие мистификации, подавления или просто недоступности альтернативных идеологических рамок подчиняющиеся так и не осознают свои истинные интересы». Таким образом, автор развивает тезис Антонио Грамши о «культурной гегемонии», которая принадлежит господствующему классу и помогает ему держать в подчинении общество в целом. С учетом растущей информатизации и медиатизации общества в 1990-2020-е годы тема использования информации, дезинформации, пропаганды в интересах власти становится все более интересной и важной. В этом контексте работа Льюкса, несмотря на полвека, прошедшие с момента ее написания, кажется удивительно современной.

Альберт Отто Хиршман

Риторика реакции: извращение, тщетность, опасность

М.: Издательский дом ВШЭ, 2021

Американский экономист разбирает три главных способа дискредитации прогрессивных изменений, применяемых консерваторами во всем мире на протяжении последних трех столетий. В целом реакцию Хиршман рассматривает как ответ консерваторов на прогрессивное движение общества, выразившееся в Великой французской революции, последующем введении в Западной Европе всеобщего избирательного права и, в дальнейшем, создании государства всеобщего благосостояния. Все три волны реакции, указывает автор, используют примерно сходные аргументы в попытках остановить прогресс или даже обратить течение истории вспять.

Первый из них – это тезис об извращении «профессорами» изначального смысла реформ: «попытка развивать общество в определенном направлении ведет его к движению в прямо противоположном направлении. Попытки достичь свободы топят общество в рабстве, поиск демократии ведет к олигархии и тирании, программы социального обеспечения ведут к еще большей бедности». По причине глубоко прогрессистского характера современности реакционеры почти всегда находятся во враждебном окружении. Поэтому они чаще всего не решаются подвергнуть сомнению благие помыслы реформаторов, а пытаются убедить окружающих в том, что по цепочке непреднамеренных последствий реформа приведет к прямой противоположности провозглашаемой цели.

Хиршман опровергает этот тезис, указывая, что едва ли извращенные последствия прогресса имеют место в тех масштабах, о которых говорят реакционеры. Эффект извращения есть крайний пример непреднамеренных следствий. Такие следствия могут быть как позитивными, так и негативными, но реакционеры закрывают глаза на эту вариативность и заранее объявляют реформы неудавшимися, игнорируя примеры удачных реформ.

Второй тезис реакции – о тщетности усилий реформаторов: «попытка реформы всегда обречена на неудачу, поскольку перемена – это лишь ширма, фасад, поверхность, за которой скрывается неизменность и нетронутость глубинных структур общественного бытия». Среди апологетов этого тезиса – Алексис де Токвиль, Гаэтано Моска и Вильфредо Парето. Однако, утверждает Хиршман, реакционеры слишком рано начинают говорить о тщетности, хватаясь за первое свидетельство того, что реформа не работает так, как было задумано. Возможность социального обучения и постепенной корректировки курса реформ ими не рассматривается вообще. То есть действенность критики в адрес реформаторов обесценивается.

Наконец, третий тезис – об опасности последствий реформ: «предлагаемая реформа, пусть даже ее цели выглядят привлекательно, подразумевает неприемлемые издержки или негативные последствия. Демократия угрожает личной свободе, а государство всеобщего благосостояния угрожает и свободе, и демократии». Его выдвигали в разные времена Маколей, Моска и Хайек.

Однако и этот тезис опровергается Хиршманом, так как исходит из видения мира как пространства игры с нулевой суммой. Это крестьянское видение мира, располагающего исходно ограниченным набором благ, который не может быть увеличен. Но мир принципиально иной, он представляет собой пространство игры с ненулевой суммой. Рост демократии не обязательно ограничивает пространство личных свобод, он может, напротив, расширить и укрепить эти свободы.

Чарльз Тилли

Демократия

М.: Институт общественного проектирования, 2007

Крупнейший историк и политолог современности, Чарльз Тилли (1929–2008) известен своим образом «демократии как озера». Смысл образа в том, что нет никакого «нормального» пути к демократии. Путей, как и горных речек, несущих свои воды в озеро, может быть множество. История многовариантна и оттого малопредсказуема, хотя с некоторой долей вероятности можно просчитать доступные нам политические варианты…

Различные пути к демократии (и от нее тоже!) Тилли рассматривает в одноименной книге, которая, на мой взгляд, абсолютно необходима для понимания плюралистичности современного мира. Даже объединенный демократическим идеалом, он не становится более однородным и поэтому терпимым к самозваным апостолам единственно верных образцов, эталонов демократии и