Надвигающийся кризис: Америка перед Гражданской войной, 1848-1861 - Дэвид Поттер

неквалифицированным рабочим в производстве сырья для мирового рынка, и все такие рабочие, будь то рабы или свободные, вели жизнь в лишениях. Сторонники этой точки зрения отмечают, что даже после освобождения повседневная жизнь негра не претерпела заметных изменений в течение почти семидесяти лет и, по сути, не менялась до тех пор, пока он не перестал работать на хлопковых полях.[42]

Слабость этой культурной интерпретации заключается в том, что она преувеличивает различия между Севером и Югом, преуменьшает сходства и оставляет без внимания все общие черты и общие ценности двух секций, которые обсуждались в предыдущей главе. Эти черты доказали свою реальность и важность, подпитывая сильный национализм, который был в полном расцвете сил к 1840-м годам. Кроме того, любое объяснение, подчеркивающее традиционализм Юга, скорее всего, упустит из виду интенсивные коммерческие и приобретательские особенности хлопковой экономики.

Экономическое объяснение секционализма позволяет избежать этой трудности, поскольку оно не подчеркивает различия, а вместо того, чтобы объяснять конфликт несхожестью, объясняет его столкновением интересов. Вытекающий из экономического детерминизма, он утверждает, что два региона с несхожей экономикой будут развивать различные экономические цели, что, в свою очередь, приведет к конфликту по поводу политики. Когда такой конфликт повторяется по географическим линиям, речь идет о секционализме.

Если говорить конкретно, то южная экономика, основанная на хлопке и табаке, доставляла свою продукцию по рекам и океанам для продажи на мировом рынке, и для её функционирования требовались щедрые кредитные условия. Северная и западная экономика, основанная на производстве, диверсифицированном сельском хозяйстве и производстве зерна, отправляла свою продукцию по железным дорогам или каналам на внутренние рынки, а её меркантильные интересы накопили достаточно капитала, чтобы опасаться инфляционных дешевых кредитов. В результате этих различий Юг, не имевший внутренних продаж, которые нужно было защищать, выступал против защитных тарифов, в то время как Север и Запад поддерживали их. Юг выступал против государственных ассигнований на улучшение транспортных средств, в то время как не имеющий выхода к морю Северо-Запад неизменно поддерживал их. Юг выступал против контроля над банковской деятельностью со стороны центральных властей, в то время как центры капитала выступали за такой контроль. Эти и подобные им точки соперничества привели к хроническим трениям, которые разделили противоборствующие стороны по линиям, повторявшимся с достаточной регулярностью, чтобы превратиться в барьеры секционного разделения.[43]

Утверждается, что до тех пор, пока противоборствующие стороны были равномерно сбалансированы и их темпы роста стабилизировались, они могли бы мирно существовать в равновесии союза, где ни одна из сторон не должна опасаться доминирования другой. Действительно, Север и Юг были довольно равномерно сбалансированы, когда штаты обоих регионов ратифицировали «более совершенный союз» 1787 года. Но не прошло и поколения, как экономические преобразования индустриальной эпохи привели к тому, что Север стал развиваться быстрее, чем Юг, в результате чего Север стал неуклонно опережать Юг по численности населения, богатству и производительности труда. Это нашло отражение в растущем перевесе северян в Конгрессе. Вскоре Юг начал проявлять психологические признаки страха, что его могут переиграть. Осознание своего статуса меньшинства стимулировало южное чувство солидарности, обособленности и оборонительности, а также привело к разработке многолетней южной политической доктрины прав штатов.[44] В то же время непредвиденная экспансия Америки на запад, сначала в Скалистые горы, а затем в Тихий океан, открыла перспективу гонки между секциями за доминирование в новых регионах и за создание штатов, которые либо увековечат, либо нарушат баланс, который все ещё сохранялся в Сенате между двумя секциями. Когда это произошло, Юг начал возмущаться успехами Севера в гонке за физический рост, а Север — решимостью Юга сохранить политический паритет, хотя он потерял численную основу для претензий на равенство. Согласно этому анализу, межнациональный конфликт на самом деле был борьбой за власть.

Недостаток экономического объяснения, когда оно жестко применяется, заключается в том, что история может показать множество случаев, когда экономические различия и конфликты существовали, не порождая сепаратистских тенденций, свойственных острому секционализму. Экономические различия могут, наоборот, способствовать гармонии между двумя регионами, если каждый из них дополняет другой и если их совместные ресурсы могут обеспечить им самодостаточность.[45] Например, в Соединенных Штатах Средний Запад и Восток имели очень несхожие экономики, и их интересы часто жестоко сталкивались, но поскольку различные экономики могли дополнять друг друга в важных аспектах, на Среднем Западе никогда не развивался сепаратистский секционализм. Не могла ли экономика Юга быть втянута в подобную взаимозависимость? В Соединенных Штатах в сороковых годах экспорт хлопка Юга оплачивал импорт всей страны, и это произвольная теория, которая отрицает, что Север и Юг могли бы найти роль, в какой-то степени дополняющую друг друга, в экономике национальной самодостаточности.

Можно объединить культурные и экономические объяснения в один общий анализ, который начинается с демонстрации существования социальных различий, которые сами по себе не обязательно вызывают трения, а затем переходит к показу того, как эти различия выливаются в конкретные конфликты интересов. Но хотя эти два подхода можно рассматривать как взаимодополняющие, они в основном различаются по акцентам. Культурное объяснение предполагает, что люди ссорятся, когда они не похожи друг на друга; экономическое объяснение предполагает, что независимо от того, насколько они похожи, они будут ссориться, если преимущество одного будет недостатком другого. Один утверждает, что важные культурные различия вызывают раздоры; другой — что раздоры заставляют враждующие группы рационализировать свою враждебность друг к другу, преувеличивая несущественные различия. Один объясняет секционализм как конфликт ценностей, другой — как конфликт интересов. Один видит в нём борьбу за идентичность, другой — борьбу за власть.

Оба объяснения сходятся в том, что минимизируют рабство как причину разделения на части, но опять же расходятся в причинах, по которым они это делают. Культурное объяснение отрицает, что разницы между системами наемного и надельного труда было достаточно для того, чтобы вызвать огромное неравенство, которое развилось между Севером и Югом, и вместо этого утверждает, что широкое культурное различие между двумя обществами — одним, подчеркивающим статус и фиксированность, другим — равенство и изменчивость — отразилось в различиях их систем труда. Короче говоря, глубокое культурное разделение между двумя принципиально несхожими системами выходило за рамки рабства. Экономический подход, с другой стороны, ставит под сомнение первичность фактора рабства на совершенно иных основаниях. Он подходит к проблеме с детерминистскими предположениями о том, что людьми движут интересы, а не идеалы, что они борются за власть, а не за принципы, и что моральные аргументы обычно являются простыми рационализациями или вторичными «проекциями», используемыми противоборствующими группами интересов, чтобы убедить себя или общественность