Когда женщины правили Пятой авеню. Гламур и власть на заре американской моды - Джули Сэтоу

в спальне, оно станет выглядеть лучше. «Я прекрасно понимала – оно мне совсем не идет, я едва не рыдала, но ведь нужно было что-то делать».

Добравшись на метро до Бруклина, Гортенс сунула Стенли рожок с молоком и облачилась в новое платье у зеркала в спальне. К ее ужасу, «оно смотрелось так же, как в магазине, даже хуже»[14]. Гортенс тогда в полной мере испытала, каково это быть молодой матерью, у которой нет ни времени, ни денег, столкнуться с презрением продавщицы и с дефицитом качественной, но недорогой одежды, – и тот опыт стал судьбоносным. Именно он определит основы ее политики годы спустя, когда Гортенс уютно устроится в президентском кабинете «Бонвит Теллера».

* * *

Гортенс выросла вдали от мира универмагов и Пятой авеню. Ее детство прошло в Юте, штате первопроходцев, где средства к существованию добывались с трудом и жители следовали заветам Церкви Иисуса Христа Святых последних дней. Жизнь на широкую ногу, городская суматоха, потребление напоказ, экстравагантность «Дамской мили» – все это даже близко ее не касалось. Предки Гортенс принадлежали к первым англичанам и шотландцам, которые, вдохновленные идеями Бригама Янга[15], пересекли в середине XIX века океан, дабы обрести в здешней пустыне землю обетованную, присоединившись к мормонам. Они оказались среди первых белых поселенцев в Сент-Джордже, залитом солнцем и покрытом пылью месте посреди пустыни Мохаве, в долине на стыке плато Колорадо и нагорья Большой Бассейн. Там ее дед с бабушкой поставили навесы, вырыли колодцы для полива, а сами спали в открытых повозках. Родители Гортенс относились к первому поколению родившихся в Сент-Джордже белых колонистов. Ее отец Гектор отличался внушительной внешностью – рост 186 см, темные вьющиеся волосы и густой низкий голос, – а мать, Элла, была миниатюрной женщиной с серьезным взглядом и тонкими чертами лица. Семья, где росло шестеро детей, жила в построенном своими руками глинобитном домике, который каждую весну после дождей приходилось ремонтировать.

Гектору никак не удавалось толком устроиться в жизни, он работал то в кузнице, то на лесоповале, то на фермах, а то и вовсе уезжал искать золото в Неваде или наниматься на стройки в Лос-Анджелесе. В 1910-е годы дорог вокруг Сент-Джорджа становилось все больше, люди все чаще заезжали сюда на машинах. Туристы любили там бывать – угрожающие вот-вот рухнуть вниз огромные валуны на вершинах скалистых гор, лабиринты глубоких песчаниковых каньонов, заросли особых местных маргариток, целые чащи тополей – то, что позднее станет частью национального парка Зайон. Пока Гектор отсутствовал, Элла пыталась добыть средства, чтобы прокормить детей, – сдавала комнаты туристам. Гортенс было 19 лет, когда Гектор связался с бутлегерами, снабжавшими виски индейцев в местной резервации. Его арестовали и выпустили под залог в 600 долларов (около 19 тыс. в сегодняшних ценах). Спустя год дело закрыли за недостатком улик, но Элла все равно была уже сыта по горло такой жизнью. Она подала на развод и нашла себе другого мужа. Гектор же (которому позднее ампутировали ногу, поскольку он пренебрег советами врача и покинул больницу раньше, чем следовало) полностью утратил связь со своими отпрысками.

Гортенс была средней из шести детей в семье[16]. Вспоминая сестер, она называла их красавицами, а себя считала неказистой – «непослушная рыжая грива, с которой не справлялись никакие щетки и расчески, ехидная веснушчатая мордашка»[17], но при этом она всячески следила за своей внешностью и выглядела исключительно аккуратно, сама кроила себе платья и одевалась всегда модно – во всяком случае для захолустного Сент-Джорджа. Немного повзрослев, Гортенс стала придерживаться строгой диеты, начала курить, дабы умерить аппетит, подхватывала все свежие поветрия из раздела «секреты красоты» – вроде того, что если регулярно шлепать себя по бедрам, это, мол, снизит риск развития целлюлита. Все шестеро братьев и сестер жили дружно, хотя и конкурировали за внимание работавшей не покладая рук матери. Они изобретали игры, мастерили кукол из дерева и клочков ткани, украшали стены композициями из пряжи и даже из своих волос, вплетенных в причудливые цветочные венки. Ставили спектакли, показывая их в амбаре за домом. Заворачиваясь в отжившие свой век тюлевые занавески, Гортенс чаще всего исполняла роль Безумной Мод и изображала драматическую смерть своей героини, валясь на софу из мешков с зерном.

Гортенс была своенравным, норовистым, «проблемным», по ее собственным словам, ребенком. «Я всегда относилась ко всему серьезно, никогда ничего не делала кое-как, – рассказывала она. – Ничто не могло удовлетворить мое любопытство, мою тягу к новому опыту, к открытию новых миров»[18]. Поссорившись с кем-нибудь из братьев или сестер или испытывая приступы жалости к себе, Гортенс уединялась на чердаке, где под самой крышей соорудила собственное убежище: занавески – из клочков ненужной ткани, диван – из потрепанных ковровых дорожек, стол – из старых деревянных ящиков. Она могла сидеть там часами – читать, играть с куклами, предаваться мечтам, воображать, какой будет месть злейшему на сегодня врагу, продумывать планы побега из этой глуши. Ее вдохновляли истории, которые она слышала от дедушки с бабушкой, – о том, как они пересекли океан, проехали тысячи миль по диким, опасным пустошам, дабы обустроить на новой земле свою версию рая. «Жизнь у них была – не фунт изюма», – вспоминала Гортенс. «Хоть мы были детьми, но все равно те истории» про быт пионеров «оказались нам очень близки, воспринимались как часть нашего теперешнего существования»[19]. Она унаследовала от предков их бесстрашие и страстность – только в ее случае все устремления были направлены на бегство из Сент-Джорджа – навстречу жизни в большом городе.

Окончив школу в Сент-Джордже, Гортенс перебралась в Солт-Лейк-Сити, поселилась там у старшей сестры Зеллы и поступила в Университет Бригама Янга. Но у нее не было чувства обретенного пути – «просто шагала на месте»[20]. В 21 год, в декабре 1912-го, Гортенс влюбилась во Флойда Эдварда Мэнджиза и решила: вот оно то, что она искала. Ее избранник продавал автомобили в Лос-Анджелесе. Парень на год старше Гортенс – белокурые, уже начавшие редеть волосы, голубоглазый, но самое главное: он жил не в Юте. В сочельник пара обвенчалась в мормонском храме Сент-Джорджа, и местная газета отметила, что невеста – «известная у нас юная дама, чьи многочисленные друзья желают ей счастья»[21]. Месяц спустя миссис Гортенс Мэнджиз покинула дом, где прошло ее детство, и переехала в Лос-Анджелес.

Информация о дальнейших событиях скудна, но мы знаем, что в какой-то момент брак с Флойдом начал распадаться. В 1915 году 24-летняя Гортенс вновь стала незамужней женщиной с недосданными экзаменами в университете и неясной дальнейшей жизненной траекторией. И так сложилось, что однажды в гостях, куда пригласили