Запрещенные слова. книга 2 - Айя Субботина

авокадо. В мясном отделе - красивый стейк, в рыбном - стейк осетра. И шампанское. Две бутылки ледяного, колючего брюта. Одну - для себя, на сегодня. Вторую - для завтрашнего вечера, когда придет Наташа.

Домой возвращаюсь уже когда н улице совсем темно. «Медуза» плавно съезжает в тихий, полутемный уют подземного паркинга. Паркуюсь на свое место — номер «119».

Глушу мотор, выхожу… и торможу, перекидывая два бумажных пакет в руках, чтобы удобнее нести. И взгляд тут ж цепляется за байк. Он такой огромный, что первая мысль, которая формируется в моей мгновенно опустевшей голове - как, блин, я его сразу не заметила?! Наверное, все дело в том, что он стоит на второй секции паркинга, и в тусклом свете лампы похож на сидящего в засаде хищника.

Вторая мысль, которая приходит следом - это не «Ниндзя» Дубровского. Определенно. Он у него абсолютно черный, хотя этот - основательный, с мощными широкими колесами - совсем не уступает по габаритам. Но на нем есть белые и синие вставки, и значок совсем друго бренда. В этом стерильном, бетонном подземелье он, почему-то, выглядит немного неуместным - как запертый в лаборатории волчара.

Я трясу головой, отгоняя наваждение. Глупости. В городе тысячи байкеров и сейчас, когда дожди и морозы вот-вот «закроют» мотосезон, их на дорогах особенно много. Дубровский не единственный на этой планете высокий райдер, так что…

Боже, это же просто мотоцикл, Майка, не превращайся из-за двух колес и красивой рамы в драма-квин!

Прижимаю пакеты плотнее к груди и иду к лифту.

И сталкиваюсь с Кирой у самых дверей - она тоже с пакетом, из которого торчат фрукты и горлышко винной бутылки. Мы смотрим друг на друга, потом на наши одинаковые бумажные пакеты, и начинаем смеяться.

— Великое переселение народов? - улыбается она, кивая на мои покупки.

— Что-то вроде того, - киваю я. - Первый день остаюсь в новой квартире, так что…

— О, поздравляю! Это нужно отметить! У нас сегодня тоже маленькая вечеринка, так что если будет шумно - не сердись. Но мы очень цивилизованные, так что постараемся держаться в рамках часовых ограничений.

— Никаких проблем. У меня тоже вечеринка. Правда, в составе одного человека. Но шампанское будет. Так что мы квиты.

Она снова смеется. С ней легко, как будто мы знакомы сто лет.

Мы поднимаемся на наш этаж. Кира идет к своей двери, я - к своей. Она нажимает на звонок, и я слышу, как из-за двери доносится приглушенная музыка и гул голосов. Кажется, там веселье уже в разгаре.

Я ставлю свои пакеты на пол, чтобы достать из сумки ключи. Роюсь в ворохе вещей - ежедневник, косметичка, телефон…

Дверь соседней квартиры открывается.

Музыка на мгновение становится громче - какой-то рваный, энергичный рок.

Смех. Голоса.

И сквозь шум и стену звуков до меня доносится знакомый запах.

Его запах. Лайм и соль.

Так не бывает. Этого не может быть. Это просто… игра воображения. Память тела.

Я же не собака, чтобы чувствовать его так явно даже с такого расстояния.

Да и с чего бы Дубровскому…

— …Слав, я пиво распечатал, короче! - кричит из глубины квартиры мужской веселый голос.

Я замираю с ключами в руке. Держу их в ладони, с каждой секундой все сильнее сжимая пальцы, пока это не становится физически больно. Надеюсь, что укол в нежную кожу развеет дурацкое наваждение.

Это же просто… абсурд…

Просто… боже, да так просто не бывает!

Я медленно, очень медленно, как будто боясь, что любое резкое движение свернет шею, поворачиваю голову.

Дубровский стоит в дверях.

Хочу зажмуриться, крепко-крепко, как в детстве, когда мне снились кошмары, и этот нехитрый фокус помогал избавиться от страшных картинок в голове.

Но ничего такого не делаю, понимая, насколько глупо буду выглядеть.

Хотя, все равно именно так и выгляжу, потому что смотрю на него в упор.

На нем - широкие серые спортивные штаны, висящие низко на бедрах. Простая черная футболка. Босые ноги.

Он здесь не в гостях. В гостях так не выглядят!

Кира проскальзывает мимо него в квартиру, что-то весело щебеча, по пути игриво бьет его локтем под ребра. Вручает ему свой пакет. Он что-то ей отвечает, смеется. Смеется мягко, открыто - совсем не так казенно, как типовый красавчик, каким он был в Берлине в окружении богатых красоток.

Я стою в метре от них и не могу дышать. Я смотрю на него, и реальность рассыпается, как карточный домик. Это - сон. Кошмар. Галлюцинация. Этого не может быть.

Кира исчезает в квартире. Музыка почему-то становится громче.

А Дубровский остается стоять в дверях. И смотрит на меня.

Мы стоим так - в пустом холодном коридоре.

Нас разделяет всего несколько метров - и целая пропасть впридачу

Серебряный взгляд - сначала слегка удивленный, даже немного хмурый, как будто он пытается понять, не мерещится ли ему. А потом его губы трогает улыбка. И близко не такая теплая, как секунду назад Кире.

Эта - другая. «Специально для Майи» - медленная, хищная, чуть насмешливая.

Улыбка хищника, который загнал свою добычу в угол.

Мои пальцы разжимаются от хлынувшей в голову волны осознаний. Такой мощной, что прямо сейчас я ни черта не понимаю, что именно понимаю, но от этого даже еще больнее.

Ключи с глухим звоном падают на пол.

Я не могу произнести ни слова. Ни вежливого «привет». Ни идиотского «какая встреча».

Ничего. В горле - ком. В легких - вакуум.

Только как в замедленной съемке, наклоняюсь, подбираю ключи.

Дрожащими руками вставляю ключ в замок. Поворачиваю. Хватаю свои пакеты.

Я не смотрю на него, но чувствую направленный на себя взгляд.

Он буравит мне спину.

Дверь моей квартиры, наконец, открывается.

Я заскакиваю внутрь - слишком очевидно трусливо.

Дверь за моей спиной захлопывается с таким грохотом, что он эхом разлетается внутри стен, и почему-то больно бьет по коже даже через одежду, как удар плеткой. Прижимаюсь спиной к двери, чувствуя, как ее холод просачивается в кровь, и медленно сползаю вниз, пока колени не подгибаются, а тело не оседает как тряпичное. Пакеты с продуктами выскальзывают из онемевших пальцев, апельсины раскатываются в разные стороны.

Моя долбаная крепость пала, не успев отразить даже первую атаку.

Не дышать. Главное - не дышать, потому что теперь даже воздух в моей квартире как будто пропитан им.

Но я дышу. Жадными, рваными глотками, потому что в легких смертельная нехватка воздуха. Сердце