Внутри - Катрин Корр

и сражается со своими демонами, среди которых есть ты — его лучший друг, не сказавший ему ни слова и ни разу не взглянувший ему в глаза. Нравится тебе это или нет, но пока он изолирован и приводит себя и свое здоровье в порядок, я буду говорить о нем, напоминать и желать услышать от тебя что-то хорошее в ответ. А потом, когда он вернется, ты встретишь его и вы поговорите. Я знаю, что ты зол на него и были минуты, когда ты его ненавидел. Но прошу тебя, постарайся обуздать свой гнев и обиды, потому что Богдан не какой-то мимо проходящий человек. Я знаю, что он важен для тебя. Пообещай мне, что постараешься.

— Зачем это тебе?

— За тем, что я люблю тебя. И я не слепая, Аверьян. Ты злишься, но всё равно беспокоишься о нем. Чтобы оставить его и забыть всё, что вас связывало, нужны годы и огромные расстояния. Возможно, для этого потребуется целая жизнь. Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, и дружба является неотъемлемой частью конкретно твоего счастья.

— Мое счастье — это ты, — говорит он, крепче прижимая меня к себе.

— И больше тебе ничего не надо, я угадала? — смеюсь, перебирая пальцами его волосы.

— Именно.

— Ну и упрямец же ты! И ладно. И с этим я справлюсь.

— Я в этом не сомневаюсь. Ты не замерзла?

— Как я могу замерзнуть, когда ты горячее огня? — Прильнув к его теплым губам, ощущаю подступающее возбуждение внизу живота. — Хорошо, что все разъехались и мы одни в целом доме. Я могу делать с тобой всё, что захочу даже здесь.

— Я не против.

— Я чувствую, — смеюсь, продолжая покрывать его колючее лицо поцелуями. — Точнее, это чувствует моя нога. И уже минут десять. Ты возбудился сразу, как только меня увидел?

— Ты спрашиваешь о сегодняшнем дне или о том, когда мы впервые встретились?

Придерживая плед, поднимаюсь на ноги, а потом просовываю каждую под изогнутый подлокотник, и снова сажусь на Аверьяна.

— О-о, — притягивает он меня к себе, — ты хочешь сделать это в своей невинной и волшебной беседке, да?

— Да, — целую его шею и заманчиво двигаю бедрами. — С тобой мне нравится нарушать правила и предаваться страсти там, где этого делать не стоит. Боже, ты такой твердый, — смеюсь, вспыхивая, как спичка. — Мне даже больно немного. Кажется, мне пора расстегнуть твои штаны.

— Вперед, девочка, только ничего не изменится, — говорит он, когда мои руки разделываются с ширинкой и пуговицей. — Тебе всё равно будет больно.

— Мне льстит сила твоего возбуждения, — шепчу, нащупав пальцами два твердых бугорка. Один крупный, по центру и я точно знаю, что это. Но другой чуть в стороне и он… квадратный? — Что это?

— Моя любовь, — отвечает Аверьян, стараясь не засмеяться. — Я бы достал сам, но ты такая инициативная и страстная…

— Что там у тебя?

Приподнимаюсь на ногах и заглядываю под плед: в кармане расстегнутых джинсов что-то есть и именно оно больно упиралось мне в ногу.

— Нет, я должен сделать это сам.

— Ты меня интригуешь. Что там? Какая-нибудь игрушка?

— О-о! Так вот, чего ты хочешь. Окей, в следующий раз в моем кармане будет секс-игрушка.

С трудом просунув руку в карман, Аверьян достает черную бархатную коробочку, при виде которой у меня замирает дыхание. Он открывает её, и моему взору предстает изящное и утонченное кольцо из белого золота со сверкающим камнем в окружении бриллиантовой крошки.

— Кто-то скажет мне, что я тороплюсь, — произносит он, глядя в мои глаза. — Возможно, тебе скажут, что он торопится. Я засмеюсь, когда это услышу, ведь им неизвестно, сколько минут, часов, дней, месяцев и лет я ждал тебя. А что скажешь ты?

— Я скажу, что мне фиолетово и пойду выбирать свадебное платье, потому что я безумно тебя люблю! — отвечаю, не задумываясь, и целую его со всей страстностью и желанием. Эмоции переполняют меня, чувства захватывают, лишая воздуха. — Аверьян, я люблю тебя, — говорю, прижимаясь к нему всем телом. — Люблю! Люблю! Много и сильно люблю!

— Сегодня ты сделала меня счастливым навсегда, — говорит он и надевает кольцо на мой безымянный палец.

— Я теперь невеста? Это не сон?

— Ты моя невеста, — говорит Аверьян, откровенно любуясь моей радостной улыбкой. — И я не дам тебе уснуть.

— Я только за. Можешь начинать прямо сейчас.

Дарю ему продолжительный поцелуй, с трудом веря в происходящее. Я невеста. Господи, я его невеста!

— Как думаешь, что на это скажут родители? — спрашиваю, запуская руки под его толстовку.

— Отец озвучит очередной плюс наших отношений: тебя обойдет стороной тошнотворная процедура по смене фамилии.

— О, боже, и правда, — ахаю, чувствуя, как его теплые ладони пробираются под резинку моих спортивных штанов и ложатся на ягодицы. — А что скажет Ника?

— Даже не знаю. Поживем — увидим.

— До их возвращения из отпуска ещё целая неделя, — дышу с трудом, тая от поцелуев. — Я не смогу столько жить в неизвестности.

— Значит, мне придется занять тебя чем-нибудь интересным на всю следующую неделю. И начнем прямо сейчас.

— Я согласна, — шепчу в его губы, полюбив эту осень ещё сильнее.

Эпилог

— С предложением ты запоздал на полтора месяца, сынок. Твой отец сделал это намного быстрее! А со свадьбой так вообще затянул на целый год! Но это неважно, ведь главное, что все мы здесь, потому что долгожданное событие наконец случилось: вы с Адель стали семьей! — парирует мама в микрофон под аплодисменты трех сотен гостей. — Мы с папой поздравляем вас от всего сердца! Мы так… так счастливы, — всхлипывает она, и Адель рядом со мной тоже шмыгает носом.

— Хорошо, что время поздравлений ограничено, — говорю шепотом и беру её за руку. — А то бы мы здесь все ушли под соленую воду.

— Это просто очень трогательно.

Эту фразу Адель повторяет каждый раз, когда на сцену поднимается очередной гость и говорит нам теплые слова и пожелания. К концу поздравительного часа, который лично мне показался вечностью, на сцену выходит Богдан. Я не думал, что он решится поздравить нас публично. После шестимесячного лечения от наркозависимости в клинике, да и в целом после пережитых событий и перемен в своей жизни, он сильно изменился. Больше молчит, реже соглашается встретиться с кем-нибудь из друзей, которых осталось не так много, и, по словам его отца, как никогда проводит много времени в офисе. Каждый раз, когда я смотрю на него, то вижу стыд, вину и сожаление, которые не оставили ни единого места чувству былой уверенности.