Запрещенные слова. книга 2 - Айя Субботина

Взгляд скользит по списку: Я, Сорокин… и Дубровский.

От испуга рефлекторно захлопываю крышку ноутбука.

Господи.

Делаю глоток из бокала - жадный, как будто от от него в эту минуту зависит моя жизнь.

Боль взрывается где-то глубоко внутри. Разлетается на микроскопические осколки, и каждый летит обратно в меня, вонзаясь под кожу, в сердце, в душу. Непроизвольно чешу ногтями предплечья, чтобы избавиться от противного зуда, но становится только хуже.

Есть еще крохотная надежда, что мне просто показалось.

Ну вдруг.

После стольких недель напряженной работы, кукуха может поехать у кого угодно, и я - не исключение.

Поглядываю на ноутбук, который в моменте становится похож на кровожадного монстра, обманчиво притворяющегося куском ультратонкой стали с «яблочком». Подавляю желание открыть и проверить. Вместо этого забираю бокал и иду на кухню. Выплескиваю остатки в раковину, ставлю в посудомоечную машину и впервые за долгое время завариваю кофе в турке - с парой зернышек душистого перца и щепоткой гималайской соли.

Забираюсь на широкий подоконник, обнимаю чашку ладонями и пытаюсь представить свою будущую квартир уже с мебелью. В планшете у меня миллион фото с пинтереста о том, как я оформлю буквально каждый уголок, какого цвета будут зоны, даже какие куплю чашки и полотенца, и свечи с ароматом морской соли и можжевельника.

Пытаюсь нырнуть в это будущее… но ничего не получается. Потому что, как оказалось, прикрученный к ноге камень прошлого упрямо тянет назад.

После нашего со Славой последнего разговора мы просто… исчезли из жизни друг друга.

Я безупречно сыграла свою роль. Форвард оказался прав - если бы я чуть-чуть сплоховала и дала ему повод думать, что дело совсем не в моей карьере, которую я ставлю выше всего на свете, то Слава бы не остался в стороне. Не дал себя высадить на обочине моего транзитного поезда. Но… «нас» просто не стало. Так редко бывает в красивых историях любви, но часто - в жизни.

Просто в один день все заканчивается: звонки, сообщения, разговоры, мысли.

Я включила голову - напомнила себе про наши пять лет разницы в мою пользу, про то, что я ему совершенно не подхожу по множеству других причин. Что я не смогу сделать его счастливым, потому что… просто не смогу.

Мы больше никак и нигде не пересекались - так совпало.

Усилием воли я ни разу не заглядывала на его страницу. Убедила себя в том, что он обязательно очень быстро найдет утешение в объятиях очень подходящей ему девушки. Даже попыталась мысленно за него порадоваться (но, как говорится, не от всей души).

Я утопила свое разбитое вдребезги сердце в работе. В перспективах, которые передо мной открылись. В редких шутках Форварда-старшего на тему моей политической карьеры, если он позволит мне взять над собой шефство.

Я не то, чтобы жила… Но хотя бы дышала, как очень странный, мертвый, но так и не начавший разлагаться труп.

Если бы еще утром кто-то спросил меня, готова ли я встретиться с Дубровским лицом к лицу, я бы пожала плечами и кивнула, причем совершенно искренне. А когда эта перспектива превратилась в реальность - плотина внутри меня рухнула и боль затопила внутренности кипятком.

Допив кофе, все-таки нахожу в себе силы вернуться к письму.

Открываю, перечитываю, заранее зная, что чуда не будет, но все равно верю, что если смотреть достаточно долго, буквы расплывутся, изменятся и сложатся в другое, безопасное имя.

Дубровский.

Вячеслав.

Павлович.

Понтия не имею, откуда он здесь. В проекте приказа его точно не было. Я хорошо помню. Когда мы утверждали состав делегации месяц назад, его кандидатуру даже не рассматривали. Он был слишком загружен финальными тестами «Фалькона».

Воздух в комнате снова становится густым и вязким.

После трех с небольшим месяцев тотальной тишины, мы… будем вместе.

В Берлине.

В одном отеле.

На одном форуме.

Боже, мы ведь, наверное, даже полетим туда на одном самолете.

Я снова трусливо захлопываю крышку ноутбука.

Я не готова. Господи, абсолютно не готова столкнуться с ним лицом к лицу.

Глава шестнадцатая

В день нашего вылета в Берлин небо над городом - серое, низкое, как будто сшитое из тяжелого сукна. Давит, обещая затяжной дождь, и эта меланхолия идеально рифмуется с моим внутренним состоянием.

Я уже несколько минут разглядываю свое отражение в зеркале, примеряя одну за другой свои любимые маски - Майя-профи, похожая на кусок льда, Майя-пофигистка, с пустой казенной улыбкой.

Но больше всего не получается Майя-сука, хотя именно на нее я делаю основную ставку.

Именно Майя-сука должна встретить Славу и с первых минут дать ему понять, что все, что было между нами, давно и безвозвратно кануло в лету, и Майя-сука ни о чем не жалеет. Тем более - не собирается ничего возвращать, никогда и ни за что на свете не станет еще раз рисковать своей карьерой.

Как бы я ни старалась, но убедить в этом даже себя - не получается.

Всю неделю до командировки я буквально сожрала себя в попытках понять - правильно ли поступила? Может, нужно было уволится, стать домохозяйкой..? Поняла, я бы никогда не смогла быть счастлива, если бы оставила все, ради чего жила десять лет. А сейчас…? Счастлива ли я сейчас?

Я еще раз улыбаюсь своему отражению, говорю себе, что готова и что он - просто мужчина, с которым у меня когда-то что-то было. Не более. Точно не повод для истерики и затирания до дыр песен Меладзе в iTunes. Даже если это беспощадный самообман, от которого сводит скулы, я буду так думать. Буду за это держаться.

В гардеробной меня уже ждет «броня» - идеальный брючный костюм из темно-серой шерсти, белоснежная шелковая блузка и остроносые лодочки на высоком, тонком, как стилет, каблуке. Делаю макияж - ровный тон, подчеркнутые скулы, строгие графитовые стрелки и холодная, нейтральная помада цвета пыльной розы. Никакой красной. Красная - это для другой Майи. Той, которая умерла три месяца назад в своей пустой квартире, задушенная собственным беззвучным криком. Майя-сука любит нейтральный цвета, потому что они отлично маскируют ее холодное, не способное любить нутро.

Еще раз оцениваю свое отражение. Оттуда на меня смотрит незнакомка с легкой, ироничной улыбкой, красивая, стильная, абсолютно неприступная. Не хватает только таблички «Не трогать - супер-токсично!». У нее мои глаза, но в них - лед. У нее мои губы, но они забыли, как улыбаться. Она сильная и непрошибаемая. Она никогда