«Реми Мартен» - Светлана Полякова

смотрел фильмы с Антонио Бандерасом, чтобы срисовать подобный взгляд… А потом тренировался перед зеркалом. Я попыталась вспомнить взгляд какой-нибудь красотки, но отчего-то ничего путного в голову не пришло, и я смирилась.

— Добрый день, — ответила я, встречая его взгляд заправского мачо спокойно и без всяческих замираний в сердце. Обойдется… Он ведь явно ожидает другого эффекта. Например, что я замертво упаду. Или начну содрогаться в пароксизмах сумасшедшей страсти.

— Билеты у вас? — спросил «плейбой».

— У меня… Двадцать рублей… — Я подумала и добавила: — Но если вы, скажем, студент или художник…

— Увы! — развел он руками. — Ни то ни другое…

Потом обернулся к своему спутнику и приказал ему заплатить. Я удивилась — не столько безапелляционности его тона, сколько покорности его приятеля. Тот кивнул, отдал мне пятидесятирублевую бумажку, пробормотал, что сдачи не надо, и раньше, чем я успела возмутиться, они быстро скрылись в ближайшем зале.

— Ничего, — пробормотала я, приготовив сдачу, — вернутся же они когда-нибудь…

Потом я вспомнила все свои неудачи и заподозрила эту странную парочку в дурных намерениях. Вот мы тут сидим с «невысокликом», подумалось мне, а они там веденеевские стожки тырят… А нам потом расплачиваться… И ведь нечем особенно расплачиваться, а если бы даже и было чем, обидно ведь расплачиваться за чужое злодеяние, да и не только… Ладно бы за Вероникины творения, а то ведь за эти дурацкие стожки, из-за которых у меня неудачи в личной жизни начнутся!

Я быстро встала и покинула свой пост.

Осторожно заглянула в зал: парочка предполагаемых грабителей мирно паслась возле Вероникиных картин, о чем-то тихонько разговаривая. Постояв возле ее «Раненого Адониса», они пошли дальше, к огромной скульптуре, изображающей полет Икара к небесам. Скульптура была замечательна тем, что ее ваяли пять человек, и она явно посягала на соперничество с гигантами Церетели. Вот только не вышло у них, право, затрудняюсь сказать почему… Они так старались! Наверное, им просто не хватило материала.

Как бы то ни было, этот Икар занял собой целую комнату, и «грабители» его долго разглядывали. Потом все-таки оставили его в покое и поплелись прямо к веденеевским творениям.

Мне показалось бестактным навязывать им свое общество, да и успокоилась я немного, решив слепо довериться судьбе. Украдут так украдут… Все равно ведь им придется возвращаться назад через меня. Буду внимательно следить за ними, никуда они от меня не скроются…

Я вернулась и начала дочитывать свою книгу.

— А что вы читаете?

От неожиданности я вздрогнула. Подняв глаза, я увидела перед собой снова этого самоуверенного типа.

— Павича, — сообщила я, сладенько улыбаясь.

Он сделал вид, что знает, кто это такой.

— Я хотел бы узнать цены, — сказал он. — У вас ведь некоторые работы продаются? Дайте, пожалуйста, каталог…

Никакого каталога у меня не было. Были какие-то листочки, оставленные нахальными художниками. Суммы они запрашивали такие, что я начала серьезно подумывать и самой перейти в ряды художников или ваятелей.

— У меня нет каталога… — честно призналась я. — Но… возьмите ручку и листок бумаги и напишите, что вас интересует. А мы потом поищем это в прайс-листе…

Он неожиданно покорно согласился. Взял у меня листочки, от ручки, правда, отказался — сообщил, что у него есть своя.

Они снова удалились.

Спустя несколько минут они, правда, снова появились перед моими глазами. Он протянул мне листки, и я с удивлением обнаружила, что его больше всего интересует именно огромный Икар. И еще Дэнова «Полянка». Несколько веденеевских пейзажей, впрочем, тоже попали в сферу его внимания.

— Насчет «Полянки» я сразу вас огорчу: она не продается, — сказала я. — У художника там отдыхает мать после Трудной работы…

Он удивленно вытаращился на меня. Наверное, мое объяснение его не совсем удовлетворило.

— Но ведь я же ему хорошо заплачу, — растерянно сказал он. — Может быть, вы все-таки с ним поговорите?

Я вздохнула сочувственно и пообещала, что попытаюсь. Хотя и не уверена.

Цена «Икара» его ужаснула, и он долго молчал. Тысяча баксов, которую эта компания планировала получить, меня тоже ужасала, если честно… И место ведь для него еще надо найти… Хорошо, если вокруг твоего замка-бунгало разбит живописный английский парк, а если ты в хрущобе живешь? Куда ты этого урода поставишь? Надо ведь тогда и стены разрушить, и мебель всю выбросить…

Короче, он долго молчал, явно раздумывая, так ли уж ему этот самый Икар необходим, а потом всучил мне свою визитку.

— Простите, как вас зовут?… Сашенька, не в службу, а в дружбу, поговорите с вашими художниками… Может быть, они немного скостят цену на «Икара»? И еще… Мне бы очень хотелось, чтобы вам удалось убедить продать мне «Полянку».

— Я попытаюсь, — пообещала я не очень-то уверенно.

С тем эта парочка и удалилась, правда, меня немного удивило, что он хотел, чтобы позвонила ему непременно я. Он даже объяснил: мы с ним вроде как уже познакомились. Я сказала, что позвоню, хотя есть искусствовед… Он поморщился, как от зубной боли, и, прощаясь, как-то очень пристально меня рассматривал. Я бы сказала, с некоторым удивлением.

Я, признаться, испугалась, что сейчас он едва удерживается от страстного желания сообщить мне, что я «рыжая дура» или еще что-нибудь в этом роде. Поэтому я поймала себя на том, что мои щеки стали горячими и наверняка пунцовыми…

Он промолчал и вдруг поцеловал мне руку, быстро и решительно, я не успела толком сообразить, каким образом моя рука вообще оказалась в его.

— До встречи, — прошептал он.

Когда я наконец пришла в себя, он уже был возле дверей. «Точно плейбой», — подумала я. Что же, с плейбоями все-таки общаться приятнее, чем с гаражными грубиянами.

Однако как-то странно все это; один хамит ни с того ни с сего, другой руку целует — тоже без видимой причины. Может, у меня что-то с лицом?

Чем я вызвала у незнакомых людей такую неадекватную реакцию, я так и не смогла понять, хотя честно раздумывала над ней все время, пока не появились художники. А появились они часам к шести. Вместе с Надей-искусствоведом.

Сначала мне показалось, что в отличие от меня они времени даром не тратили. Надя, высившаяся над группой исполином, — я забыла сказать, что внешность у Нади была замечательная; рост метр девяносто и довольно внушительная комплекция, — шествовала первой своим гренадерским шагом и над чем-то заливисто смеялась. При такой комплекции Надя обладала тоненьким голоском, что меня бесконечно удивляло. Ей бы больше подошел низкий бас, право…

За ней шли по порядку Веденеев, скульпторы, Вероника и Дэн. Все, кроме последних, явно