Неподходящая - Юлия Резник

– Отпусти меня! Больно!

В отличие от матери, Лейла не падает как подкошенная. Я немного прихожу в себя и разжимаю пальцы.

– Прости. Я отвезу вас.

– Не надо, – рычит Лейла, утаскивая за собой дочь к выходу.

– Мамочка, мы куда? А как же мой тортик? – возмущается Ками, непонимающе хлопая мохнатыми ресницами.

– В другой раз, малыш. Я вспомнила кое-что важное. Да отвали ты! – орет, выдергивая ладонь из моих пальцев. Конечно, непривычно, что она со мной так разговаривает. Но я, сцепив зубы, терплю:

– Я просто подвезу вас.

– Ладно. Заодно заберешь свои вещи. Чтобы и духу твоего не было. Заявление на увольнение пришлю по почте.

– Не дури. Я тебя не гоню! У тебя хорошая работа и соцпакет. Ты отлично справляешься. Подумай о ребенке!

– Плевать. Я видеть тебя не хочу, Байсаров! Не хочу дышать одним с тобой воздухом!

Это контрольный, да. Но я заслужил. По полной. Давай, детка. Не щади. Ты можешь за себя постоять. Я знаю.

– Не будешь видеть. А что касается воздуха… У нас в офисе отличная система вентиляции.

Боль полосует. Лютует внутри. Ками ловит мой взгляд. Я… Сука, слов нет. Как ей объяснить?

– Вы поругались с мамочкой?

– Просто изменились планы, – хриплю я, в последний раз усаживая Ками в детское автокресло. Мы недалеко от дома. Дорога проносится незаметно. А я бы ее растянул…

Попав в квартиру, Лейла тут же хватает пакет и начинает собирать в него мои немногочисленные пожитки. Глядя на то, как их мало, я вдруг понимаю, что, наверное, предчувствовал, что мое счастье с ней не продлится долго. Понимает это и Лейла. Ее губы кривятся в циничной улыбке. Мне хочется стереть ту с ее лица, но я больше не имею права ее касаться.

Руки трясутся, словно это не я все решил за нас. Внутри пусто. Я пытаюсь убедить себя, что поступил правильно. Честь по чести. Но где там? Мои доводы – хрень собачья! Так, наверное, поступают лишь отъявленные подонки. Уходят, когда больше всего нужны. С другой стороны, какие у меня варианты? Я не могу рисковать здоровьем матери. Не могу закрывать глаза на то, что окончательно втаптываю в грязь репутацию Лейлы. Не могу продолжать врать самому себе, что это ок, и у нас всё получится.

Нет, не получится. Потому что в реальной жизни, где есть долг, традиции и четкие правила – за счастье надо платить.

И да, порой это стоит сердца.

Уже дома я долго стою под душем. Горячая вода жжёт плечи, шею, ладони. Но боль внутри не уходит. Зато уходит время без нее… В себя прихожу, когда сквозь шум воды до меня доносится звонок в дверь.

Накидываю халат на мокрое тело и иду открывать, оставляя на полу лужи. Как я и думал, на пороге стоит отец.

– Я порвал с ней. Можешь успокоить мать.

Его глаза расширяются. Видно, он шел, настроившись на ругню, а тут… Вот бы еще голос так не дрожал!

– Это было опрометчиво.

– Да. Было, – хриплю я. – Мне жаль, что маме пришлось пережить стресс.

– Ты принял правильное решение.

– Да. Извини, не могу разделить твою радость. Ты… не мог бы сейчас уйти?

– Адам, это не конец света. Правда, – смягчается отец. – Какие твои годы?

– Не надо. Хорошо? Я поступил как надо. Да. Все так. Но это не дает тебе права обесценивать мои чувства.

Батя стискивает челюсти. Долго смотрит на меня, поигрывая желваками. И, наконец, кивает.

– Пройдет немного времени, и станет легче.

Я киваю и, не в силах продолжать этот разговор, почти его в этот момент ненавидя, толкаю дверь. Дескать, до свидания.

Отец уходит, смерив меня на прощание долгим взглядом.

Глава 22

Лейла

А ночью Ками становится плохо. И я могла бы об этом не узнать до самого утра, если бы в поисках поддержки не устроилась на ночь в ее комнате. А так я, не раздеваясь, просто рухнула на край кровати. Зарылась лицом в подушку и проснулась, лишь когда дочь громко всхлипнула, словно ее что-то испугало во сне.

Ее бросает то в жар, то в холод. Кожа покрывается потом. Бужу малышку, чтобы дать жаропонижающее, и понимаю, что она вряд ли осознает реальность. В глазах ее мутная рябь. Она выпивает сироп и тут же засыпает. Я же сижу рядом и в бессилии наблюдаю, как на её щечках густеет румянец. Но очень скоро не выдерживаю и звоню в скорую.

Врач убеждает меня, что это обычный вирус, и выписывает больничный. И хоть я бы отдала все на свете, чтобы взять на себя болезнь Ками, я не могу не радоваться этой передышке. Недели мне определенно хватит, чтобы прийти в себя после расставания с Адамом.

Ведь хватит же?

Тишину комнаты пронзает тоненький всхлип. Обеспокоенно склоняюсь над дочкой, прежде чем понимаю, что этот звук срывается с моих губ…

Господи, как же чудовищно я устала! Выгорела дотла.

Два дня прошло без него. Два чудовищных в своей пустоте и бессмысленности дня. Зря я думала, что если я избавлюсь от следов его присутствия – от его чашки на полке, одежды, от запаха его любимого геля для душа и парфюма – мне станет легче. Не стало. Ни тогда, когда за ним с вещами только закрылась дверь, ни сейчас по прошествии времени.

Я вообще не понимаю, почему до сих пор жива. Боль внутри кажется совершенно несовместимой с жизнью. Словно кто-то вырезал у меня сердце, оставив на его месте бездонную чёрную дыру.

Минут через тридцать поставленный Ками укол все-таки сбивает жар. Моя девочка погружается в глубокий сон. Комната наполняется ее тихим сопением.

Весь день потом ее температура скачет. Лишь под вечер, когда жар в очередной раз спадает под напором лекарств, я позволяю себе отойти, чтобы заварить чай и, быть может, впихнуть в себя хоть что-нибудь из еды, потому что уже и забыла, когда в последний раз ела. Сажусь на край дивана, сжимая в ладонях кружку, и только собираюсь сделать первый глоток, как в дверь звонят.

Сердце подскакивает к горлу. Я никого не жду. А звонки в такой поздний час обычно