Неподходящая - Юлия Резник

Батя такой, да. Сразу на самое больное давит.

– Поверь, я только о ней и думаю.

– Тогда представь, как это выглядит со стороны! – внешне отец успокаивается, но напряжение в нём гудит, как ток в высоковольтных проводах. – Сначала я ее. Теперь мой сын?

– Что ты?

Крылья моего носа дергаются. Глаза сужаются. В душе поднимается такая муть, что неровен час ей захлебнуться. Это же не намек, что у них с Лейлой что-то было? Бред. Не верю. Но зачем-то сжимаю руки, как если бы собирался с кулаками отстаивать ее честь. Отец это, естественно, подмечает. В его глазах мелькает что-то весьма похожее на потрясение. Если до этого у него еще оставались сомнения в том, что у меня к ней серьезно, то теперь они развеиваются как дым.

Отец обескураженно пробегается пальцами по волосам. Отворачивается к окну, делает глубокий вдох и снова ко мне поворачивается:

– Она позор семьи, Адам. Её имя – клеймо. Ты потеряешь уважение, если не остановишься.

– Когда мать с тобой развелась, кто-то мог бы сказать точно так же, – выбрасываю свой главный козырь. Мне тошно это вспоминать, но… Черт, как же заебали эти двойные стандарты!

– Это несравнимые вещи. Репутация твоей матери безупречна! А в том, что она ушла, была лишь моя вина. Не смей приплетать сюда ее имя. Не смей ставить их в один ряд, ясно? Твоя мать – святая.

– Думаешь, я не знаю?!

– Еще раз! – рявкает отец. – Ты сравниваешь несравнимое.

– Потому что ты сейчас несправедлив! В чем вина Лейлы? В том, что она вышла замуж по любви?! Господи, мы же современные люди! Посмотри на это по-другому! Да, Лейла совершила ошибку. Разве она за нее не поплатилась? Да с лихвой, пап! Но это ее не сломило. Разве не достойно уважения хотя бы то, что она не развалилась на части? Не пошла по рукам. Поднялась. Одна. С ребёнком. Многие бы на ее месте смогли начать все заново?

– Точно ли не пошла? То есть вы с ней за ручку держитесь, что ли?

Я срываюсь. Это сильнее меня. Сильнее всего, мать его! Подлетаю к отцу… Не знаю зачем. Его глаза расширяются. Я замираю как вкопанный. Потому что я, блядь, чуть не бросился в драку. Да. Не знаю, кто из нас в этот жуткий момент потрясен больше. Мое горло сжато удавкой эмоций – бурных, с трудом выносимых.

– Она просто любит, ясно? – тычу куда-то в пол указательным пальцем. – Просто любит меня. И все.

– Ты забываешься, Адам.

– Да. Да…

Я пячусь. Внутри все дрожит. Делаю глубокий вдох, чтобы унять бешено стучащее в груди сердце, и отвожу взгляд в сторону. Не могу смотреть ему в глаза. Не сейчас. Меня буквально трясет от осознания того, как далеко я чуть было ни зашел. Неизвестно, как после такого вообще возвращаться… К этому изматывающему разговору. К своей прежней жизни.

Отец молчит, и это самое худшее. Будь он зол, кричи он, ругайся – я бы выдержал. Но сейчас он просто смотрит на меня. Без гнева. Без раздражения. А с таким выражением, будто впервые видит. И это чертовски больно.

– Извини, – бросаю хрипло, наконец, находя в себе силы говорить. – Я не должен был.

– Нет. Не должен, – тихо соглашается отец. – Адам, пойми одну вещь. Я говорю это не потому, что мне нравится диктовать условия или распоряжаться твоей судьбой. Я говорю это, потому что знаю, чем все закончится. Ты ведь и сам это в глубине души понимаешь.

Губы растягивает совершенно неуместная кривая улыбка. Он прав. Я всё понимаю. Понимаю, что это никогда не сойдет нам с рук. Что вряд ли кто-то простит мне такую дерзость – поставить себя и всю нашу семью под удар ради женщины, которая по всем возможным параметрам считается абсолютно, мать его так, неприемлемой. И это знание разрывает мою душу на части.

– Ты не понимаешь. Я не могу иначе, не могу без нее! – выдавливаю сквозь зубы, потому что это единственная правда, которую я сейчас чувствую.

Отец качает головой, прикрывая на миг глаза. Усталость, пробегающая по его лицу, ошеломляет меня сильнее любой ярости.

– Я не прошу тебя отказаться от нее.

– Тогда для чего этот разговор?

– Просто хотел убедиться, что ты не планируешь делать глупости. А раз нет – что ж. Дело молодое.

То есть он не против, если мы будем встречаться без обязательств? Я моргаю, не зная, как к этому относиться. По факту – это максимум понимания, на которое я мог рассчитывать. На деле…

– Ну что еще? – сощуривается отец.

– Лейла достойна гораздо большего, – замечаю тихо.

– Так отпусти её, – спокойно предлагает он. – Ты можешь дать ей денег. Помочь с жильём и работой. Не усложняй ей жизнь больше, чем это уже случилось.

– Думаешь, дело в деньгах? – мрачно усмехаюсь я. – Сам по себе я, по-твоему, ничего не стою?

– Не перекручивай, Адам. Сам говоришь, что она достойна большего. Финансовая поддержка снимет с нее хотя бы часть груза.

– И, очевидно, заставит мою совесть заткнуться?

– И это тоже, – теряет терпение отец. – Что бы ты ни решил, я надеюсь на твое благоразумие. То, что твоя мать выглядит цветущей и здоровой – еще не говорит о том, что ее в любой момент не убьет стресс. Если ты сейчас не готов отказаться от этой женщины… будь добр, сохрани ваши отношения в тайне.

– Хорошо. Я могу идти?

– Больше я тебя не задерживаю.

Выходя из кабинета, я прикрываю за собой дверь, прислоняюсь спиной к стене и на пару секунд прикрываю глаза, чтобы вернуть самообладание. Сердце стучит, будто я только что пробежал марафон. В голове звенит от мысли, насколько же все не так, как должно было.

Этому разговору полагалось расставить всё по местам, но в итоге он лишь вдребезги разнес остатки моих иллюзий. В глубине души я все же надеялся, что отец поймёт меня хоть немного. Он же дал понять, что будет лучше всё замять, пока ситуация окончательно не вышла из-под контроля.

По сути, отец предложил мне ровно тот сценарий, к которому я и сам склонялся. Встречаться тайно, держать наши отношения под ковром, надеясь, что со временем