Найди сердце королевы - Фэя Моран

левого бедра почти к самой подмышке ползёт распахнувшая пасть чёрная змея, образуя волнистую чёрную линию на боку. Ровно посередине, на подвздошной кости, там, где сидят чёрные боксеры и штаны, я вижу небольшую, но ясно читабельную надпись:

бездна взывает к бездне[8]

Не дав мне возможности ещё детальнее всё рассмотреть, Гай разворачивается, наконец демонстрируя мне то, что я так хотела лицезреть.

У меня сердце падает вниз от увиденного.

По всей его спине расползаются небольшие округлые шрамы с неровными, словно рваными краями, которые будто обработали паяльником. Их так много, что я невольно задумываюсь: при каких вообще обстоятельствах можно было их получить?

– Что это? – хрипло спрашиваю я.

– Доказательства моей слабости, – отвечает мне холодный голос Гая. – Я рос в мире убийц, жил с убийцей в одном доме с рождения, и было ожидаемо, что вскоре подобное потребуется и с моей стороны. Отец бросал к моим ногам предателей, должников, нежеланных… Всех, кого он считал лишними. А потом приказывал пытать. Пытать до тех пор, пока они не задохнутся от боли. – Его голос, до этого спокойный, теперь переходит в слабый, едва слышный. – Впервые это произошло на моё двенадцатилетие. В мой день рождения он приказал мне казнить одного человека на глазах у его семьи. От меня требовалось отсечь ему голову. Я не смог этого сделать. И тогда отец велел мне снять рубашку и подставить голую спину. В руках у него уже была сигара.

Ему не нужно продолжать, чтобы я поняла, что произошло далее. Сердце сжимается до боли, у меня начинают дрожать руки и потеть ладони.

А Гай продолжает:

– Он потушил о мою спину первую сигару. Держал её до тех пор, пока она не потухла окончательно. Мне запрещено было издавать хоть звук. Пришлось вонзить зубы в губы до крови, потому что я смертельно боялся разозлить отца сильнее. Когда я встал, он сказал, что впредь моя спина будет напоминанием о моей слабости. О слабости, которая не дозволена тем, кто был рождён с кровью Харкнессов. С тех пор он называет мою спину Доской наказаний.

У меня пересыхает во рту. Перед глазами живо появляется двенадцатилетний Гай, совсем ещё ребёнок, с задранной кофтой, подставивший спину родному отцу, который безжалостно тушит о него сигары. А детская кожа лопается от ожогов и ещё долго болит и медленно заживает.

Тот случай был не единственный. Шрамов у него очень много.

Я пячусь назад, не зная, что больнее осознавать: сам факт того, что ему вообще пришлось подобное пережить, или то, что это всё сделал с ним его родной отец?

– Мне так жаль, – тихо шепчу я, борясь с подступающим к горлу комом. – Правда, жаль…

Он поворачивается обратно.

Мне становится дурно от того, что я буквально заставила его пережить те ужасные события вновь. От нахлынувшей волны сожаления я опускаю голову, понимая, что никогда не знала подлинную историю Кровавого принца, которого таковым сделал его отец. Ведь если с детства учить ребёнка убивать, кто вырастет в итоге?

– Никто не заслуживает подобного отношения к себе, – продолжаю я, пока голос дрожит, выдавая всю мою ничтожность. – Никто. И ты тоже. Я…

– Может быть, однажды я верну тебе твою жизнь, – говорит он. – Может быть, однажды тебе не придётся больше знать, кто я такой. Возможно, ты забудешь всё, что произошло с тобой по моей вине, Каталина, но я хочу, чтобы ты знала: ты дала мне веру в то, что мир необязательно такой мрачный, каким он был для меня всё моё детство и оставался таким и по сей день. Что, оказывается, в нём есть место и для света. – Гай касается моей руки, тянет к себе мою ладонь, перебирает пальцы. – Вот почему я не смог исполнить свой долг перед теми, кого до смерти боялся. Потому что ты разбудила в моём сердце то, что я смело могу назвать любовью, хотя мне всю жизнь внушали, что её нет. Может, я просто чокнутый, но мне нравится таким быть, если это в итоге спасёт тебе жизнь.

Он сплетает наши пальцы, и его касание вызывает дрожь по всему моему телу. Вместе со взглядом. А взгляд у него головокружительный. Такой, что невозможно отвернуться, невозможно отвести глаза. Хочется в нём затеряться.

На Гае всё ещё нет рубашки, и от этого факта дыхание у меня сбивается, собственные лёгкие предают меня, заставляя грудь заметно опускаться и подниматься.

– Пожалуйста, дай мне шанс, – шепчет он. – Не отнимай у меня хотя бы этого.

И я взрываюсь от желания пасть на колени перед ним и извиняться. Извиняться так долго, что у него закружится от моего голоса голова.

Я никогда не знала, каким было его детство, никогда не знала, что ему пришлось вытерпеть, но теперь, когда я всё это знаю, мне не легче. Теперь приходит осознание, почему он всегда так собран, спокоен и серьёзен. Потому что под запретом были любые чувства.

Гай Харкнесс пал жертвой своего отца, и теперь он – будто живой мученик. Ведь как было сказано в выколотой на его теле татуировке?

Бездна взывает к бездне?

Надеюсь только, я не стану его бездной.

Глава 12

Заснуть мне всё же удалось.

Правда, оказалось, что ненадолго, потому что просыпаюсь я той же ночью. Но и утешение себе нахожу быстро – не было никаких кошмаров, которые, как я думала, меня обязательно посетят после последних случившихся событий.

Едва открыв глаза, я сглатываю, когда передо мной вновь возникают картины, нарисованные воображением после рассказа Гая.

Шрамы, боль, унижения, печаль в глазах…

Я всё ещё не могу поверить в то, что человек может сотворить нечто подобное с собственным сыном. Бесчеловечная жестокость.

Сейчас в комнате Гая нет. Я встаю и осматриваюсь по сторонам. Новая постель подо мной всё ещё приятно пахнет, и я невольно улыбаюсь, вспоминая, что её купили вчера специально для меня. Как долго же продлится моё заточение в этом клубе?

Встав с дивана, я иду к двери, осторожно приоткрываю её, попутно удивляясь тому факту, что она не заперта. Может, я перестала быть пленницей после вчерашних откровений? Неужели теперь я могу ходить там, где мне вздумается? И прощайте наручники?

Коридор полон музыки и сверкающих бликов. Ищу глазами Нейта и Зайда, но и их нет поблизости. Мне сказали, что этот клуб безопасен, что «Могильные карты» никогда сюда не сунутся. Наверное, поэтому я так опрометчиво закрываю за собой дверь и выхожу