Сынок моего мужа. Семья по ошибке - Николь Келлер

Мы ходим по какому-то замкнутому кругу. Не слышим совершенно друг друга. Каждый стоит на своей правде, а по итогу оба в тупике.

- Хорошо, - киваю. В голове рождается самая бредовая мысль в моей жизни. Но всё же… - Даже если чисто гипотетически предположить, что это правда. Как тогда появился Демьян? Я проверяла, Ксюша не делала ЭКО. Не наблюдалась в той же клинике, что и мы. Ты сдавал свой биоматериал ранее, до нашего брака?

Рома озадаченно качает головой. Хмурится и мрачнеет ещё сильнее.

- Только с тобой. Клинику и врача я проверил - наши эмбрионы утилизировали в тот же день, как мы написали заявление.

Рома растаптывает надежду, что только-только начала давать ростки в моей душе.

- Но… тогда как?!

Муж мрачно усмехается.

- Я полгода задаю себе этот вопрос. Пока ответа нет. Но я обещаю тебе, Ника, что откопаю правду. Просто поверь мне уже наконец.

Глава 39

Вероника

Эти дни мы не видимся с Ромой. Нет, он исправно навещает сына, но мы не пересекаемся: то он приезжает, когда у меня операция, то когда я на выходном.

Но сына мой бывший муж посещает исправно. Я сужу это по новым вещам, которые появляются у мальчика, по каким-то вкусностям и игрушкам.

Вот только Демьян не очень-то рад появлению в его жизни отца на постоянной основе. С каждым днем он все сильнее чахнет.

Нет, физически Демьян здоров, довольно бодро идет на поправку. Вот только глазки его с каждым днем грустнее, мальчик закрывается от всех, говорит с неохотой. А улыбку я, кажется, и вовсе ни разу не видела за время его пребывания в больнице.

Несмотря на то, что все детское отделение мало похоже на государственные больницы, Рома распорядился, чтобы сына перевели в одиночную ВИП-палату. Она больше похожа на гостиничный номер уровня люкс. С телевизором, игровым детским уголком и множеством книг.

Вот только Демьян даже не взглянул ни разу в сторону игрушек. Не притронулся к пульту. Ни разу из-за двери я не слышала музыку, смех и голоса мультяшных персонажей.

За дверью самой лучшей палаты клиники пугающая тишина и беспросветная тоска.

Демьян, вопреки моим запретам, постоянно сидит на подоконнике. Ему тяжело, больно, но он упрямо сидит и ждет. Когда становится холодно, кутается в плед, и все равно продолжает вглядываться в пейзаж за окном. Вернее, в тропинку, что ведет к центральным воротам.

Демьян ждет маму.

Тихо, без истерик, с неимоверным терпением, чем каждый раз заставляет сжиматься мое сердце и вызывает слёзы на глазах.

Да, мне больно за малыша, потому что ребёнок ни в чем не виноват. Я не ощущаю к нему злости, неприязни или отторжения. Наоборот, хочется прижать к себе, обнять двумя руками крепко-крепко и баюкать, забрав все его тревоги. Стараюсь по возможности почаще заглядывать, чтобы взглянуть на него одним глазком.

Вот только малыш практически не реагирует на то, что происходит вокруг него. Потухшим, пустым и неживым взглядом глядит в окно, почти не ест. Дышит на стекло, выводит неровное «Мама» и рисует сердечки.

Я попросила нашего штатного психолога заглядывать к моему маленькому пациенту и как-то подготовить его к страшной новости до выписки. Срок невероятно короткий, но другого выхода нет - когда мама не придет забирать малыша из больницы, он потребует ответы. А зная его упрямство, Демьян с места не сдвинется, пока не узнает правду. Он и сейчас-то пристает с вопросами, а персонал отбивается как может. Но когда-то и эти ресурсы иссякнут.

- Вероника Сергеевна, сколько можно врать мальчику? - ворчат на меня коллеги, недовольно косясь в мою сторону.

- Он ещё не до конца окреп и восстановился. Нужно подождать ещё немного. Пока нельзя ему этих стрессов.

Но всё же кокон, в который я поместила мальчика, разрушается до основания. В пыль.

У меня вечерний обход. По традиции, я завершаю его в палате Демьяна, чтобы побыть с мальчиком подольше, уделить ему внимание.

Осторожно толкаю дверь, и в уши врывается жалобный, пронзительный плач. Демьян свернулся клубочком на подоконнике и рыдает взахлеб, содрогаясь всем телом.

В один шаг оказываюсь рядом с ребёнком, стаскиваю его и обнимаю двумя руками, как будто хочу стать с ним единым целым.

- Демьян, малыш, что случилось? - меня саму трясет. Горе и переживания малыша передаются и мне. Просачиваются в кровь и несутся по венам, отравляя организм. - Почему ты так плачешь? Кто тебя обидел?

- М-ма-ма.... - всхлипывает и заикается. Осторожно опускаюсь на койку и прижимаю его голову к груди. Раскачиваюсь из стороны в сторону и сама глотаю слёзы. Грудь распирает от боли. Сердце в ошметки. Я люблю детей, но никогда, ни при каких обстоятельствах не пропускала их боль через себя. Это мои принципы врача. А здесь болит нереально.

- Что, малыш? Расскажи мне. Пожалуйста…

- Мама…Мама меня бросила. Я ей больше не нужен…Она ушла и больше не придет…

Вздыхаю. Прикрываю глаза и мысленно матерю высшие силы.

За что такое маленькому ребёнку?!

«Ведь так не бывает на свете, чтоб были потеряны дети…»

Оказывается, ещё как бывает…

Реальность очень жестока. И к детям тоже. На фоне трагедии и горя Демьяна мои проблемы просто меркнут и выглядят смешными.

- Демьян, - выдыхаю, до боли закусив губу. Собираю все свое самообладание в кулак и тщательно подбираю слова. Как сапер выбирает какой проводок на бомбе перерезать. - Мама тебя любит. Очень сильно.

- А вы откуда знаете? Она ни разу не пришла…Бросила…Я один…Мне страшно.

- Я понимаю, малыш…Она тебя не бросала. Мама не пришла, потому что…потому что не может.

- Почему?! - вскидывает голову и обжигает сверкающим гневным взглядом. - Потому что я ей стал не нужен? Я ей мешаю?

- Господи, где ты такое услышал? Нет, конечно, нет. Мама…Она тебя сейчас с неба защищает…

Признаюсь, и становится страшно. Резко становится мало кислорода. Пульс разгоняется до сумасшедшей скорости, дыхание рвется, тошнота душит.

Демьян замирает, как каменное изваяние. Не плачет. Не моргает. Почти не дышит. Смотрит в одну точку. Он как будто медленно умирает внутри. Но как маленький настоящий мужчина не показывает этого. Очень это похоже на кое-кого.

- Мама…. Мамочка умерла?

Осторожно киваю, не в силах произнести этого вслух.

Демьян толкает меня, ударяет и кричит так, что внутри все скручивается в узел.

- Нет,