Сынок моего мужа. Семья по ошибке - Николь Келлер

Ребёнок кричит до покраснения, надрывается и утыкается в подушку. Плачу в голос вместе с ним и отчаянно, со злостью жму кнопку вызова медсестры.

- Вероника Сергеевна…

- Успокоительное! Быстрее!

Демьяну делают укол, и он засыпает через пару минут. Меня всё ещё трясет, и я размазываю слёзы по щекам, закусывая кулак.

- Вероника Сергеевна, - медсестра осторожно касается моего плеча. - Может, вам тоже капель накапать?

- Не надо…Иди, я побуду тут, сама понаблюдаю за ним.

Медсестра выскальзывает из палаты и осторожно прикрывает за собой дверь. А я….

Плюю на все правила. Осторожно пристраиваюсь с краю кровати и обнимаю Демьяна. Почему-то мне важно показать, что он не одинок.

- Мне очень-очень жаль, малыш…Я сочувствую тебе и даже в какой-то мере понимаю. Давным-давно я потеряла своего малыша…И я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Я тебя очень понимаю. Но ты не одинок. Твой папа… он будет рядом. А мама всегда будет рядом. Будет оберегать и защищать тебя.

Бормочу это на ушко, перебирая мягкие пряди и не замечаю, как засыпаю, прижимая ребёнка к себе, как самое дорогое на свете…

Глава 40

Вероника

Я просыпаюсь от непонятных ощущений. Резко распахиваю глаза и не сразу понимаю, где нахожусь. За окном темно, ещё ночь или предрассветное время. Тру ладонью лицо, чтобы проснуться. Каждое движение дается с трудом: я так и пролежала на краю койки, и тело безумно затекло, до покалываний в каждой мышце.

Глаза опухли и до сих пор щиплет от пролитых слез накануне. Даже страшно подумать, как я выгляжу. Хорошо, что у меня ещё вчера начался выходной - главный не допустил бы меня до операций, подумав, что я беспробудно пьянствовала весь вечер. И был бы прав. С подобным душевным раздраем мне нельзя брать в руки скальпель.

К моему боку прижимается теплое детское тельце. Которое так потрясающе пахнет. Детством. Волшебством. Счастьем.

Моя бурная фантазия сразу же рисует идеальную картинку: что это мой сын, и ему просто приснился плохой сон. Ночью он пришлепал к нам с Ромой и лег между нами. Совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, лежит мой любимый муж, который держит за руку нашего малыша…

На голых инстинктах, не задумываясь, прижимаю мальчишку к себе и целую в макушку.

И сказка рассеивается.

Демьян вздрагивает, ведет плечом и сбрасывает мою руку. И вообще отодвигается подальше от меня.

Привстаю на локте, заглядываю мальчику в лицо и понимаю, что он не спит. Лежит, не шевелясь и глядя в одну точку в окне. С отрешенным и отсутствующим видом. С очень взрослым для его возраста выражением лица. Пугающим до чертиков, до холода внутри.

- Демьян…. Почему не спишь? Что-то болит? Где?

Мальчик не отвечает. Не поворачивается и вообще никак не реагирует. Как будто меня нет.

Мнусь, раздумываю несколько секунд. Всё-таки тянусь и легонько глажу его по плечу, но снова ноль реакции. Ледяной холод сжимает все нутро. Этого я и боялась.

Мальчик закрылся. Ушел внутрь себя. И самостоятельно переживает страшное горе.

- Демьян, ты голоден? - спрашиваю обо всем подряд, лишь бы разговорить мальчишку. - Может быть, пить? Или ты чего-то испугался?

Результат тот же - Демьян не здесь. Меня для него не существует. И этот факт почему-то ранит. Теперь я для него не только тетя, которая «украла» папу, но и тетя, которая лишила его мамы. Наверно я самый страшный человек в его жизни.

В абсолютной тишине мы сидим какое-то время. Я пытаюсь прикоснуться к Демьяну, как-то утешить, но он моментально выпускает свои колючки и не позволяет к нему прикоснуться, предпочитая одиночество. Маленький сильный мужчина.

Тяжело вздохнув, поднимаюсь и ухожу в ординаторскую. Предупреждаю медсестру на посту, чтобы с повышенным вниманием следила за Демьяном. Такое же послание оставляю коллеге на смене.

Нужно идти домой - у меня законный выходной, и у меня на него были большие планы: привести в порядок квартиру, постирать и погладить вещи. Закупить продукты на ближайшие несколько дней. Может, выпить хорошего вина.

Но домой не тянет. Там одиноко, холодно и пусто. Это не место силы, не крепость, не уютное место, где собираются большой семьей. Это просто место, куда я могу прийти переночевать. Я не чувствую себя там, как дома. Вместо этого хочется остаться в клинике и лично контролировать состояние маленького пациента.

В ординаторской оттягиваю свой уход, как могу. Сажусь за стол, кручу в руках мобильный. Сейчас очень рано, но не это меня останавливает от звонка Роме.

Не только это. Какой-то страх. Несвойственное мне волнение. Как бывает, когда только познакомишься с мужчиной, и он тебе нравится…

Так, что-то меня понесло от усталости! Я - лечащий врач его ребёнка, а не влюбленная барышня!

- Доброе утро, Ника, - мгновенно отвечает Рома. Голос серьёзный и взволнованный. - У тебя все хорошо? Что-то случилось?

- Да, то есть нет….

- Ника! Объясни, пожалуйста, нормально.

Вздыхаю, прикрываю глаза, роняя голову на стол.

- У Демьяна случилась истерика, он скучает по маме. Искал ее, ждал…Мне пришлось сказать ему правду. Больше оттягивать было нельзя. Прости.

Тяжелый вздох на том конце провода.

- Тебе не за что извиняться. Наоборот, спасибо, что взяла это на себя. Я, например, не смог. Не знаю, как такую новость сообщить ребёнку.

- Заедь к нему сегодня, поговори. У мальчика психологическая травма, он замкнулся в себе. Демьяну нужна поддержка. Меня он не воспринимает. Ему нужен кто-то близкий.

В трубке воцаряется вязкая тишина. Тяжелый вздох и обреченное:

- Я думаю, не очень гожусь на роль близкого человека….- хочу возразить, но Рома опережает меня: - Но я понял, Ника. Спасибо ещё раз. У тебя точно все в порядке? Голос уставший и грустный.

Его забота всё ещё трогает, задевает самые чувствительные струны моей души. И я ощущаю свое одиночество как никогда остро.

- Все хорошо. Устала после смены.

- Береги себя, пожалуйста. Не забывай отдыхать.

От этих простых слов снова становится тоскливо на душе, и я спешу распрощаться с Ромой и еду домой.

В следующие дни ситуация не меняется. Демьян почти не ест, не пьет, не смотрит ни на кого, только в окно или ковыряет стену, лежа спиной к двери. Позволяет проводить с ним любые манипуляции, как с куклой. Лежит тряпочкой в позе эмбриона. И паника душит