Бывшие. Жена для чемпиона - Анна Олеговна Ковалева

не сойти с ума и тоски по тебе, и не нарушить наши с Петром договоренности, я согласилась на переезд в головной офис компании, в которой тогда работала. Он, как ты понимаешь, находился в Берлине. Еще через два года я познакомилась с Германом Штайнером, он был одним из деловых партнеров босса. Честно скажу, поначалу он меня очень пугал. Казался таким суровым, что поджилки невольно начинали дрожать от одного вида. Но, как оказалось, за внешней строгостью скрывался настоящий мужчина. Я это оценила со временем, и ни разу за эти годы не пожалела о том, что согласилась стать фрау Натали Штайнер. Только с ним я поняла, что значит быть по-настоящему любимой женщиной. А всё, что было у меня с твоим отцом — игра в одни ворота. Я отдавала ему всё, а в ответ получала только упреки. Когда сравнить не с чем, кажется, что это норма, что все так живут, терпят кризисы, ссорятся, мирятся. Но нет, мой милый. Когда есть с чем сравнить, сразу видишь разницу. У нас с Петром не было нормальной семьи, лишь ее видимость. Его потребительское отношение, покоившееся на моей слепой влюбленности.

— А как… кхм… твой муж — я потер подбородок, — отнесся к отлучкам ко мне в Россию?

— О, он сильно ругался, когда я ему рассказала о Петре и его условиях. Я тогда впервые услышала, как он матерится. Причем по-русски и весьма разнообразно. Герман предлагал мне помочь разрулить ситуацию и вернуть тебя, но… — уголки ее губ опустились. — Тебе уже было десять, ты только начал оттаивать в общении со мной, и я боялась, что новые суды только ухудшат дело. Ты все равно тогда бы выбрал жизнь с отцом, а меня бы просто возненавидел. Герман моего решения не понял, но согласился не лезть. Сказал, только, что если Петр позволит в отношении меня что-то неподобающее, ему конец.

— Понятно…

— Сень, — спросила мама спустя минут десять, прервав возникшую пелену молчания. — Скажи, сможешь ли ты меня простить? Хоть когда-нибудь?

— Нет, — мотнул я головой. — Не надо просить у меня прощения. Это ты меня прости за то, что так долго портил тебе нервы. За то, что постоянно отталкивал. Я ведь не понимал тогда, что происходит. Зачем эти встречи, звонки, если тебе плевать на меня.

— Мне было не плевать… Ты же мне снился каждую ночь, сынок. Не было и минуты, чтобы я не вспоминала о тебе. Готова была довольствоваться малым, но знать, что ты счастлив и здоров. Господи, я бы так хотела, чтобы все сложилось по-другому.

— Теперь я понимаю это, мам. И не держу зла. Иди ко мне. — неловко обернувшись, я раскрыл руки и крепко обнял маму.

По-настоящему обнял. Не холодно и формально, как делал большую часть жизни, а искренне. Как очень соскучившийся ребенок.

Потому что в этот момент я именно ребенком себя и чувствовал. Ребенком, который, наконец, получил то, что ему не хватало долгие годы…

Глава 25

Пусть к восстановлению у меня был долгим. Долгим и мучительно-болезненным. Каждый прожитый день, каждая секунда были непрерывной борьбой.

Борьбой с непослушным телом и со сдающей психикой.

Такого, пожалуй, и злейшему врагу не пожелаешь.

Полгода я провел в стационаре, а потом еще полгода заняла реабилитация.

Я учился ходить заново. Шаг за шагом, почти как маленький ребенок. Разрабатывал мышцы, которые заметно ослабли за месяцы в неподвижности, посещал различные физиотерапевтические процедуры, сеансы ЛФК и массажа.

И спустя год, наконец, смог полноценно встать на ноги. Ни о чем серьезном речь пока не шла, я был способен только на небольшие пешие прогулки по ровной местности, но врачи говорили, что со временем я достигну большего.

Что смогу бегать и даже подниматься в горы. И надежда снова выйти на лед меня все еще не покидала.

Она придавала мне сил двигаться дальше.

Для реабилитации, кстати, я выбрал клинику в Германии, а не в Штатах, как хотел отец.

Муж матери нашел действительно отличную клинику и даже оплатил лечение. Конечно, я хотел со временем все вернуть, но мама попросила даже не заикаться об этом.

— Не надо, Сень. Герман помогает от души. Помогает потому, что ты мой сын, и твое здоровье для меня важно. Ты его оскорбишь, если предложишь вернуть деньги.

Вот так и получилось, что спустя двадцать лет я познакомился со своими братом, сестрой и отчимом.

Стоит отдать должное, Герман Штайнер оказался действительно достойным человеком. Это стало ясно с первых дней нашего общения.

Как и то, что маму он очень любит. Я наблюдал за ними украдкой и видел его трепетное к ней отношение.

Нежность, уважение, забота и желание защитить жену — сквозили в каждом его слове и движении.

На контрасте вспоминались слова отца, крывшего маму последними словами. То, как они ругались в больнице, когда думали, что я их не слышу.

И от этих воспоминаний сразу начинало подташнивать.

Да уж, разница в отношении была очень наглядной. Поведение отца иначе, чем скотским назвать было невозможно.

И если говорить начистоту, то увидев все эти сцены нормальной семейной жизни, став их невольной частью, я искренне порадовался за маму.

Она заслужила счастье. Особенно после всего того ада, который ей устроил мой отец.

Герман, кстати, был полиглотом, что очень помогало ему в бизнесе.

Помимо родного немецкого, он владел свободно итальянским, французским, испанским и русским языками.

Так что мы с ним прекрасно понимали друг друга.

Хельга, или Оля, как звала ее мама, и Ник тоже прекрасно говорили по-русски. Хоть и с очень заметным акцентом. Мама постаралась, чтобы в семье на равных звучали два языка.

Я был сильно ошарашен теплым приемом, которым меня встретили родственники. Мама не соврала, она и правда рассказывала детям обо мне, и они давно хотели познакомиться со старшим братом.

Ник так и вовсе пылал энтузиазмом от нашей встречи. Он расспрашивал меня несколько часов обо всем на свете, и похвастался коллекцией футболок с моей фамилией.

Со смехом я на каждой из них поставил свой автограф, чему брат был безмерно рад.

А вот за свое поведение мне стало стыдно. Я ведь столько лет напрасно лелеял свои обиды и упустил возможность общаться с родными.

Если бы я не бунтовал так отчаянно, мы бы познакомились намного раньше. Мама бы нашла способ обойти драконовские условия, выставленные отцом.

Но сложилось так, как сложилось. Исправить прошлое уже нельзя, а вот изменить будущее вполне возможно.

Может, судьба не