Клетка бесприютности - Саша Мельцер

Кроме дежурного Витальки там никого не было. Оно и к лучшему.

– Кофе? – он пододвинул ко мне чашку с ароматным напитком, и я жадно глотнул, обжигая десны.

– Спасибо, – поблагодарил я, откинувшись на мягкую спинку металлического неудобного стула. Здесь ординаторская выглядела поуютнее, чем у нас. У каждого врача имелся небольшой шкафчик для личных вещей, а в углу даже стояла закрытая ширмой софа для сна.

Мы с Виталькой помолчали.

– Помнишь, ты про контракт говорил? Ну, на Север. Таймыр, кажется. Для врачей.

Виталька явно растерялся от внезапной смены темы: он чуть нахмурился и склонил голову набок. Его лицо – овальное и плоское – вытянулось еще больше в немом удивлении. Затормозив с ответом, он поднялся и щелкнул чайником. Может, лишь для того, чтобы сгладить возникшую паузу и собраться с ответом.

– Помню, но, слушай, это дурацкая идея. Я так просто брякнул тогда, потому что предложили. Нафиг оно тебе надо? Вот-вот ординатуру закончишь.

– И зарабатывать больше тридцатки поначалу не буду. Нам не хватит, – пояснил я. – Они перестали кормить Вадика. Зажали ему, суки, тарелку перловки.

Хлопнула дверца маленького холодильника, и Виталька поставил передо мной бутерброды – чуть заветренные, явно вчерашние. Но я был таким голодным, что накинулся на них сразу, даже икнув от еды всухомятку. Виталька подлил кофе. Внутри от еды и горячего напитка потеплело, уже не бросало в мелкий озноб.

– Что там по оплате?

– Ну, вроде как разовая выплата сразу и очень хорошая зарплата. Надбавки всякие, – пробормотал Виталик, почесав затылок. – Неплохие деньги, но условия труда – сам понимаешь. Врагу не пожелаешь…

Задумавшись, я впихнул в себя последний кусок бутерброда, с трудом сглотнул сухой кусок хлеба и кивнул. Скорее самому себе, нежели в ответ на Виталькины слова. Мысли в голове всплыли все сразу, как дохлые рыбы, серебристым чешуйчатым пузом кверху. Лу в центре – та, которой я никогда не буду достоин, для которой я – не то. Но, поработав там, у меня был шанс обеспечить нам лучшее будущее. Спасти Вадика от бедности и кормить его вкусной едой, а не тарелкой перловки.

– Я хочу подписать контракт.

глава одиннадцать: проститься

До экзаменов в ординатуре оставалось две недели: всего ничего, чтобы подготовиться и блестяще их сдать. Контракт, подписанный пару дней назад, отсчитывал оставшиеся восемнадцать дней до отъезда. Почти сразу после экзаменов. Никто не знал, кроме Витальки и Инессы Валерьевны, качавшей головой и сетовавшей на то, что такого специалиста нельзя отпускать.

«Да, – говорила она, – зарплаты не бог весть что, но работать-то можно? Семью кормить… сына… понимаю… Поезжай с Богом, Игорек. Если что, всегда ждем».

Я не знал, поеду с Богом или нет, будет ли вообще высшая сила сопровождать меня после того, как я решился оставить Вадика с родителями. Они еще не знали об этом, но я верил, что круглая – пусть и не самая крупная – сумма сгладит их недовольство. По крайней мере, материнское. Подписанный контракт лежал в тумбочке, и осознание этого пускало опасный жар по щекам и ниже, жгло пониманием, что скоро закончится все – останется только промозглый холод Таймыра, северные ночи и вечная мерзлота.

Первым делом я купил термобелье и теплые ботинки, пару колючих свитеров и дорожную сумку. Прятал это под кроватью, чтобы не увидели раньше времени, не обвинили в тратах и не начали выпытывать с ножом у горла, зачем оно мне в летней Москве.

«Уверен? – спрашивал Виталька перед подписанием. Он пошел со мной, как настоящий друг, крепкое плечо, видимо, тайно лелея надежду отговорить от безумной затеи. – Может, не надо? Лу же предлагала частную клинику…»

«И зависеть от ее отца? Вечно кланяться ему? В ножки? – парировал я. – Чтоб все говорили, что я – проплаченный? Нет уж. Не надо».

Лу ничего не знала – ни того, что я подписал контракт; ни того, что через две недели мы расстанемся на три года; ни того, что с каждым днем нашего времени становилось все меньше, а я оправдывался работой, лишь бы с ней не встречаться.

– Надо поговорить, – наконец решился я, плюхнувшись за стол напротив матери. – Серьезно. Я уезжаю.

Она вытирала чашки после мытья и замерла с одной в руках, подняв на меня недоуменный, влажный взгляд.

– Куда?

– На Таймыр. Работать врачом по контракту и зарабатывать деньги. Предвещаю твои дальнейшие вопросы, Вадик остается с вами. Я буду его полностью обеспечивать и регулярно присылать деньги. Одним ртом все равно станет меньше.

– Игорь, мы не то…

– Я все решил и подписал. С Вадиком туда нельзя. Уж надеюсь, в детский дом не сдадите…

– Да как ты можешь! – она ударила дном чашки о столешницу. – Мы его с детства…

– Вы ему перловки пожалели. Ничему не удивлюсь, – обрубил я любые ее причитания. Разговаривать с ней было мало удовольствия, но приходилось: с отцом хотелось говорить еще меньше, да и он в своем алкогольном буйстве вряд ли мог трезво воспринимать слова.

Мать в тонкую полоску поджала губы, схватилась за кухонное полотенце и с силой бросила в сторону заляпанного чем-то неоттирающимся гарнитура. Оно мятой тканью осело возле раковины. Грязное и мокрое. Противное, наверняка вонючее.

– Насколько едешь?

– Три года.

– Это прилично, Игорь! Вадик будет в седьмом классе, когда ты вернешься! Ты не можешь бросить его так надолго!

– А вы оставили мне выбор? Ты, что ли, оставила? Или отец?! Вам деньги нужны были, вы их получите. Да, я не мог содержать сына так, как вам того хотелось бы. Но я работал по ночам, пока учился, потом сутками в больнице, а вам все мало и мало! Ну теперь точно будет достаточно, еще и на безбедную жизнь самим хватит!

– Не кричи…

– Не смей затыкать мне рот, – я угрожающе склонился к ней. – Все, что сейчас происходит – из-за вас.

Легко было обвинять их, но где-то внутри колола мысль, что не только из-за них, но и из-за меня самого. Из-за глупой гордости, независимости, желания все сделать самому. Из-за этого, а не из-за родителей, я подводил самого себя, наши отношения с