Фэй Уэлдон - Судьбы человеческие

— Опеку отдать отцу, воспитание и контроль — матери, — присудил судья.

— Полагаю, что теперь Кутберт Вэй — твой новый любовник? — прошипел ей на ухо Клиффорд, выходя из суда. — Вижу, что ты продвигаешься вверх по лестнице законности. Но я скорее умру, чем позволю тебе торжествовать.

— Тогда умри, — парировала Хелен.

Тяга любви

Перетягивание ребенка между родителями — вот что творили с малышкой Нелл первые два года ее жизни. Сначала одно, потом другое: то великолепный, сверкающий чистотой и порядком дом ее дедушки и бабушки в Сассенсе; то небольшой и откровенно богемный дом других дедушки и бабушки — по выходным, а между ними на неделе — квартира на пятом этаже в Эрл-Курт; потом, теперь не столь блестящий, однако элегантный дом отца в Примроуз-хилл; затем дом в Машвел-хилл, в котором ее мать стала жить с новым мужем, Саймоном Корнбруком.

Позвольте мне кратко рассказать вам, каким образом Хелен повстречала Саймона Корнбрука и вышла за него замуж. Это был действительно достойный человек, может быть, немного скучноватый, как, впрочем, почти все достойные люди. Он был очень умен и имел диплом первой степени Оксфорда по политике, экономике и философии. Он занимался тем, что писал статьи для цветного приложении к «Санди таймс». Иногда, по согласованию с высшими кругами, он писал для «Таймс» передовицы. Саймон был невысок, с яркими добрыми глазами и круглым лицом, и, хотя ему было немногим более тридцати, сохранил лишь остатки шевелюры, будто биение мысли внутри черепа затрудняло произрастание волос. Он очень и очень отличался от Клиффорда, и, возможно, для Хелен в этом и состоял его шарм. Это — плюс его доброта, внимание, открытость, а также, конечно, состояние, да еще его преданность и физическим, и эмоциональным интересам Хелен сыграли свою роль в симпатиях к нему.

Она не любила его. Она пыталась любить; она почти убедила себя, что любит, но, читатель, она не смогла любить его. Ей нужен был муж, отец для Нелл — защитник ее и ее ребенка от Клиффорда и новой своры его юристов (он отказался от услуг Ван Эрсона). Что касается Саймона, то он любил Хелен, но при этом, я полагаю, где-то в глубине души таил мысль, что она должна быть благодарна ему — и что эта благодарность привяжет ее к нему. Разве он не пожертвовал собой, взяв замуж женщину с почти преступным прошлым и с чужим ребенком? Хотя, конечно, он и не подумал бы заявить об этом вслух! И, конечно, Хелен была благодарна ему.

Да и как она могла быть неблагодарна? Она ценила своего умного, доброго мужа, который, хотя и обладал богемной профессией журналиста, никогда не засиживался допоздна за рюмкой в увеселительных местах; никогда не давал ей повода для ревности; был внимательным, нежным любовником и увозил ее домой из гостей в тот же момент, когда она намекала, что желает уехать. (В те времена, когда она посещала званые вечера с Клиффордом, она даже не осмеливалась попроситься домой, прежде чем он сам не высказывал такое пожелание, как бы ни умирала она от скуки и усталости). В тех местах, где они бывали с Саймоном, публика была более приветлива, менее нервна и менее заносчива (хотя, временами, более проста). Это не были блестящие люди, зато несравненно более приятные.

Хелен была счастлива встретить Саймона: теперь она избавилась от необходимости ежедневно дважды взбираться по пяти пролетам лестниц вместе с еле ковыляющей Нелл (после дня, проведенного на работе за расписыванием мебели в Браш Антик на Бонд-стрит, надо было проехать весь Лондон, чтобы забрать Нелл из яслей, и обратно на Эрл-Курт, на пятый этаж) — о, цена материнской любви может быть непомерно велика, и замужество тогда кажется очень удобным и спасительным.

Будучи холостяком, Саймон Корнбрук купил дом на Машвел-хилл. Дом требовал приобретения обстановки. Саймон поехал на Бонд-стрит, чтобы приглядеть там антикварную мебель (тогда еще существовали такие магазины). Билл Браш повел посетителя в запасники, чтобы показать ему недавно поступивший огромный темно-зеленый буфет, расписанный красными цветами, над которыми, так уж получилось, в этот момент и трудилась Хелен. Она взглянула на Саймона снизу вверх, из своего полусогнутого положения; и Саймон ярко запомнил мазок белой краски у нее на щеке — и все для Саймона было решено, правда, не для Хелен. Да, это похоже на Хелен! Она всегда имела таинственную власть над сердцами и судьбами мужчин — и никакой власти над собственным сердцем и собственной судьбой!

Через месяц они поженились, и дом на Машвел-хилл сразу же был введен в совместное владение, и Эвелин почти сразу же после этого получила свои двести фунтов обратно. Саймон, как я уже отмечала, был щедр, благороден и предусмотрителен.

— Машвел-хилл! — с презрением повторял, бывало, Клиффорд. — Хелен — на Машвел-хилл! Она, должно быть, отчаянно хотела замуж, раз пошла на это. Бедняга Корнбрук! Ну что ж, человек, который покупает дом на Машвел-хилл, большего и не заслуживает.

Теперь Машвел-хилл, читатель, если вы этого не знаете, стал достаточно респектабельным районом, зеленым и процветающим, и расположен он на северной окраине Лондона, откуда открывается чудесный вид на весь город. Но это «спальный» район, и достаточно отдаленный для тех, кто хочет находиться в центре событий. Конечно, ни Саймон, ни Хелен не относились к разряду таких людей, и это отчего-то очень раздражало Клиффорда.

Поэтому Клиффорд отправился в суд с заявлением, что Саймон Корнбрук — распущенный человек и алкоголик, однако не смог собрать доказательств, и обвинение принято не было. (Суд решил, что Корнбрук является просто журналистом — не хуже, чем они все). И Нелл вновь осталась с матерью, но в суде улыбалась всем, особенно радостно — маме, но только не Энджи.

Энджи теперь весьма часто проводила воскресенья в доме Клиффорда, однако весьма редко ее приглашали остаться на ночь. А когда ее приглашали, она чувствовала, что это делается лишь для того, чтобы ее успокоить. Так оно, впрочем, и было. Бедняжка Энджи: да, читатель, даже Энджи заслуживает жалости, потому что нет ничего ужаснее, чем любить — и не быть любимой. Но Энджи все еще надеялась, что в один прекрасный день Клиффорд оценит ее — и женится на ней.

Свидания с дочерью были назначены Клиффорду каждый третий уик-энд месяца. Ребенка привозили к дверям дома на Примроуз-хилл каждый раз в полдень в субботу, а увозили в воскресенье вечером.

— Странно, — сказал как-то Клиффорд Энджи, — что она просыпается и кричит по ночам только тогда, когда ты здесь.

Это случалось в те ночи, когда обе: и Нелл, и Энджи — оставались ночевать у Клиффорда. Но это было не совсем так: просто в те ночи, когда Энджи была с Клиффордом, он спал меньше, поэтому мог слышать крики ребенка. Энджи заметила это ему, однако он не поверил.