Фэй Уэлдон - Судьбы человеческие

— Странно, — сказал как-то Клиффорд Энджи, — что она просыпается и кричит по ночам только тогда, когда ты здесь.

Это случалось в те ночи, когда обе: и Нелл, и Энджи — оставались ночевать у Клиффорда. Но это было не совсем так: просто в те ночи, когда Энджи была с Клиффордом, он спал меньше, поэтому мог слышать крики ребенка. Энджи заметила это ему, однако он не поверил.

В ту ночь Энджи была одета в бежевую роскошную ночную рубашку от Зандры Родес; рубашка была украшена бледно-бежевыми газовыми бабочками, но неожиданно этот наряд выглядел глупым в постели, а также нисколько не подходил к комплекции Энджи. Клиффорд не мог не представлять себе на месте Энджи Хелен и думал, что Хелен выглядела бы в этом одеянии богиней, не прилагая никаких усилий. В эти дни он пытался заставить себя вообще не думать о Хелен: приятные воспоминания о ней были отравлены видением ее в объятиях Лорана Дюррена, затем Эдвина Друза, затем Кутберта Вэя и, что всего хуже, ему почему-то все время представлялась Хелен в бежевом атласном пеньюаре, кувыркающаяся в постели с Саймоном Корнбруком. (В действительности, Хелен, если что-то и надевала в постель, то старую рубашку своего мужа, но Клиффорд этого, конечно, не знал).

— Тебе стоило бы нанять няню, — сказала ему Энджи, — чтобы она вставала к ребенку ночью. Это глупо для такого важного человека, как ты, обходиться без няни.

— Нанять на раз в месяц? — возразил Клиффорд. — Это вряд ли окупится.

Он однако, вскоре нанял через агентство девушку, которая, по счастливой случайности, оказалась дочерью итальянского графа (по счастливой для Клиффорда, конечно), с ученой степенью по истории искусства и с волнистыми длинными темными волосами. Энджи понятия не имела об ее графском происхождении, но опасалась худшего, и задумала устроить депортацию девушки. (Это было легко в те времена: достаточно было обвинения в подрыве британской семьи, и виза иностранца аннулировалась. У Энджи был талант всегда иметь под рукой нужное ухо и нужную руку). Но это — другая история, читатель, и, честно говоря, многочисленные любовные увлечения и ошибки Клиффорда не должны нас сильно касаться. Достаточно будет сказать, что Клиффорд частенько, тем или иным способом, ускользал от всевидящего ока Энджи.

Да и Саймон Корнбрук касается нас только лишь как человек, который держал правую маленькую ручку Нелл на семейных прогулках, в то время как Хелен держала левую.

— Раз-два-три, беги! — кричали они, бывало, хлопая в ладоши вслед восхищенной Нелл, или подбрасывали ее в воздух, а Нелл затаивала дыхание и заливисто смеялась.

Именно Саймон доставлял малышку к дому Клиффорда и забирал ее обратно каждый третий уик-энд. И под его добрым, поистине отцовским надзором малышка училась бегать, разговаривать, прыгать и даже, к трем годам, читать и писать одно-два слова. У Нелл была тоненькая, грациозная фигурка, яркие большие голубые глаза и светлые волосы, густые, как у отца — и вьющиеся, как у матери. (Как многомудро природа создает из качеств двух — одно. Не удивительно, что возникают пересуды!) Но Нелл была счастлива, весела, хотя жизнь в доме на Машвел-хилл, с ее медленнотекущим спокойствием и слишком солидной домовитостью была скучновата (или это не Нелл, а Хелен так считала?). Люди бывали у них в доме, и хотя, по причине того, что кухня и столовая в этом доме были одно и то же — гости пили и одновременно могли видеть Хелен стоящей у плиты — и это не нервировало ее.

Саймон был вынужден время от времени ездить в заграничные командировки, но, хотя Хелен и скучала без него, она считала это полезным для семейных отношений. Таким образом, некоторое время она жила тихо и семейно, и даже поверила в то, что образ домохозяйки с Машвел-хилл — это и есть ее сущность.

Да, она выздоравливала после оскорбления и испуга, нанесенных ей этим миром и людьми. Нелл прекрасно приспособилась к тому, что каждый третий уик-энд ее везут в отцовский дом; привыкла к тому, что если в доме матери можно вести себя как заблагорассудится, то в доме отца нужно быть осторожной: иначе может разбиться что-нибудь ценное. Если она расплескивала молоко на скатерть, то в Примроуз-хилл это бывала какая-нибудь ценная антикварная скатерть с богатой вышивкой, и, хотя никто не позволял себе кричать на девочку, но случался большой переполох: скатерть снимали, замывали и меняли. В Машвел-хилл ей просто давали губку, и она сама вытирала пятно, а деревянный стол просто скребли для чистоты.

Жизнь текла в целом счастливо: Саймон полагал, что настало время, чтобы Хелен решилась родить, но Хелен все как-то откладывала. Изобретение предохранительных таблеток — в те дни это была огромнейшая доза эстрогена — совершенно поменяло сексуальное поведение женщин. Когда-то рождаемость контролировал лишь мужчина: теперь это стало и обязанностью, и правом женщины. И каждое утро, зная о мечте Саймона, будучи и добросердечной, и отзывчивой, Хелен смотрела на упаковку таблеток и думала, стоит ли ей принимать таблетку, и каждое утро принимала. Однажды утром, проснувшись после крайне реалистичного сна о Клиффорде (читатель, она все еще видела его во сне), она почувствовала себя настолько виноватой, что ее сомнениям пришел конец, и она выбросила упаковку в мусорную корзину. Хелен подумала, что родив от Саймона, она перестанет мечтать о Клиффорде. Ей нужно забыть его. И не прошло и месяца, как Хелен забеременела.

Энджи принесла новость о беременности Хелен Клиффорду. Тем воскресным утром яркое солнце освещало спальню через французские окна, когда-то узкие, позже реставрированные, переделанные, новопокрашенные и очаровательно выглядевшие теперь. Солнечные лучи упали на одну из картин Джона Лэлли: явно умирающую сову над довольно оживленной мышью, и даже эта картина казалась очаровательно-милой в таком свете. На Клиффорде была простая белая рубашка, и он пил кофе; его густые светлые волосы были непричесаны. Энджи подумала, что никогда еще не видела его более красивым.

— Привет, — сказала она, делая вид небрежно-дружественный, в руках у нее были красные розы. — Кое-кто подарил мне вот это, а я не могла отказаться; и подумала, может быть, они и тебе понравятся? А где Анита? (Анита была та самая дочь итальянского графа).

— Уехала, — кратко сказал Клиффорд. — Какой-то идиот в департаменте аннулировал ее визу.

— Кстати, ты знаешь? Хелен беременна, — как бы между прочим бросила Энджи, расставляя розы в нескольких парадных вазах. (Она купила эти розы в оранжерее Хэррода, а заказала накануне: шесть дюжин алых роз).

К, сожалению, Энджи всегда ошибалась в важных вопросах. Она думала, что этой вестью поможет Клиффорду осознать, что Хелен для него навсегда потеряна, и тогда он женится на ней.