Босс для Белоснежки (СИ) - Амурская Алёна

А в последнее время — не по вкусу ей почти всё, что связано со мной.

Я слышу её до того, как вижу: стук каблуков, лёгкое фырканье, запах парфюма, слишком сладкий для офиса. Она всегда идёт, как по подиуму, будто стены должны расступаться перед её цокающей походкой, а воздух — благоговейно вибрировать от самого факта её появления.

— Превосходно! Ну вот, как чувствовала, — её голос звучит за моей спиной уже привычным ежеутренним укором. — Гость от “Эмеритека” уже на подходе, а статус в системе у него “гостевой”. Ты вообще в курсе, Лиза, что это ВИП-контакт? Такое впечатление, что ты даже не проверяешь, что вводишь!

Я медленно оборачиваюсь, стараясь не закатывать глаза. На экране и правда висит не тот тип пропуска. Рука дрогнула, или я отвлеклась — неважно. Мелкая поправимая ошибка. Но в интерпретации Маргоши — почти что диверсия.

— Ты права, это моя ошибка, — коротко соглашаюсь я, не глядя на нее. — Спасибо, что заметила.

Курсор уже на нужной строке. Щёлк. Исправлено.

Всё заняло меньше пяти секунд. Я могла бы извиниться, но знаю — не поможет. Она приходит ко мне не ради порядка, а ради того, чтобы цепляться и компенсировать свою болезненно токсичную "кукушечку" за мой счет.

— Уже исправила, — сообщаю спокойно.

— Испра-а-авила… — передразнивает Маргоша, повторив это слово с особым нажимом, как будто я внесла не коррективу, а подписала смертный приговор всей корпорации. — Ты хоть понимаешь, что “Эмеритек” — это наш потенциальный инвестор? Между прочим, такие ошибки могут стоить нам репутации на высшем уровне! Или теперь у тебя иммунитет, раз наш генеральный разок кивнул в твою сторону, и ты решила, что тебе всё можно?..

Вот оно. Всё опять свелось к этому.

Я знала, что это не забудется. Знала, что тот странный момент, когда генеральный директор прошёл мимо ресепшена — не по закрытому коридору, а через общий вестибюль, — и кивнул в ответ на мое спонтанное приветствие, обернётся мне боком. Не со стороны Батянина. А со стороны тех, кто годами охотился за его взглядом, как за редким трофеем. И так и не получил даже намёка.

Вот и Маргоша с тех пор буквально кипит и пылает. Постоянно крутится вокруг меня на низком старте, чтобы поймать на чём угодно ради шанса унизить и обесценить.

— А может, ты и на десятом уже побывала? — продолжает язвить она, поймав свою обычную ревнивую волну. — Скрытый лифт, прогулки с элитой. Говорят, некоторые работать начинают с подвала, а некоторые — сразу с верхнего этажа. Карьера за неделю… Рекорд, блин!

— Ох, ну началось! — бормочет Юля, не отрываясь от планшета. — Марго, тебя послушать, так у нас тут не офис, а служебная дорама какая-то. Кивок — это тебе не приглашение в постель, и тем более не предложение руки и сердца. Хватит бред тут по утрам всякий нести. Лучше бы за кофе сгоняла и нервы успокоила.

— Ты не понимаешь! — отрезает Маргоша, сжав папку, как скалку. — Здесь речь о правилах, Юль! О должностных обязанностях и допущениях. А если быть точной — то о нарушении и о том, что за ошибки платят копеечкой из своего кармана и выговором. Между прочим, за это по внутреннему регламенту реально положен штраф! Или ты забыла, как Акулов поступает с некомпетентными?

Она говорит это вслух, громко и отчетливо, как профессиональный диктор в театре. Так, чтобы услышали не только мы. Чтобы охрана насторожилась, чтобы курьер напротив уставился, чтобы по вестибюлю побежала вибрация: сейчас начнётся. Она хочет вывести меня из равновесия. Хочет, чтобы я начала оправдываться. Чтобы пошатнулась.

Но я не даю ей этого.

— Всё исправлено. Визит не сорван. Пропуск обновлён, — говорю рассудительно. — Разве в этом есть проблема?

— Да, есть! — еще больше заводится она. — Проблема в том, что ты допускаешь ошибки, Лиза! Хуже того, ты считаешь, что тебе всё сойдет с рук. Может, и простится, если начальство у тебя… особенное.

Я чувствую, как мои щёки начинают подрумяниваться от гнева и возмущения. Но Юля реагирует быстрее и старается перевести назревающий скандал в шутку:

— Ну да, “особенное”! Такое особенное, что спускается в столовку, будто случайно. А потом зачем-то предлагает экскурсии. Какой кошмар. Надо срочно донести в отдел абсурда.

— А вот я и донесу, — с пафосным нажимом говорит Маргоша, даже не подозревая, на кого намекает Юля. — Я, в отличие от некоторых, не заигрываю с руководством. Я работаю! И сейчас позову кого-нибудь, кто умеет ставить на место.

В этот самый момент — как будто кто-то специально нажал на кнопку “вызов начальства”, - под звук тихого музыкального треньканья распахиваются двери общего лифта с ключевой фигурой внутри.

Акулов Давид Олегович выходит из кабины, точно отмеряя шаги. В зале становится немного холоднее. Он не говорит нормального человеческого “здравствуйте”. Он просто смотрит на нас всех — как обычно, расчетливым взглядом начальника отдела продаж, по-акульи холодным и бездушно-рыбьим. И конечно же, сразу замечает повисшее в воздухе напряжение.

— В чём дело? — требовательно спрашивает он ледяным тоном.

Вижу, как Маргоша вздрагивает и тут же спешно выпрямляется, как по команде. Голос её становится почти благоговейным:

— Давид Олегович, доброе утро! Я так рада, что вы здесь. Вы очень вовремя. Я хотела вам сообщить, что Лиза допустила грубую критичную ошибку в оформлении важного клиента “Эмеритек”. Внесла неверный статус, хотя это ВИП. Слава богу, что я заметила. И это не в первый раз. Я понимаю, что она новичок, но… ведь за такие вещи, вы сами говорили, положены меры наказания..?

Акулов не отвечает сразу.

Смотрит сначала на неё, потом на меня. Его взгляд как нож, но без той безжалостной резкости, которую я заметила в нем при первом знакомстве на собеседовании. Теперь он больше напоминает мне нейтральный ИИ-сканер, в котором не чувствуется угрозы. В том смысле, что он хоть и бездушный, но какой-то… перепрограммированный, что ли.

Причем перепрограммированный именно под задачу “Не навреди Лизе”.

В целом у меня такое впечатление, что легендарный тиранистый начальник отдела продаж, которого тут все боятся, как огня, оценивает вовсе не нашу скандальную ситуацию, а некий беспрецедентный алгоритм, в котором что-то не бьётся. Снова и снова пытается сопоставить данные, но результат у него каждый раз выходит некорректным. И это его втайне раздражает.

Недовольные холодные глаза останавливаются на моём лице.

Я не отвожу взгляда и ничего не говорю. А зачем? Не вижу смысла бояться его. Слишком уж странно он вел себя в последнее время рядом со мной, и это каким-то образом лишило меня страха перед его абьюзерской натурой.

— Уже исправлено? — наконец спрашивает он, поморщившись.

— Да, — уверенно киваю я.

— В таком случае это пустяки, — бросает он и сразу же отворачивается от Маргоши, как от надоевшего окна. — Не стоит тратить на это время.

Пауза после его слов настолько долгая, что я почти слышу, как внутри Маргоши щёлкает какой-то перегоревший предохранитель. Она стоит, приоткрыв рот, с глазами, полными шока и непонимания. Потому что всё, чего она добивалась своим доносом, внезапно обернулось жалким пшиком в виде одного слова.

Пустяки.

Я кошусь в сторону Маргоши, и вижу, как у неё медленно приоткрывается рот. Но из него не выходит ни единого звука. Она вообще словно отключается вся на секунду. И явно не верит в то, что только что услышала собственными ушами.

— Так, а вы, Елизавета… — снова смотрит на меня Акулов, — …если не заняты ничем срочным, идемте. Сейчас самое подходящее время для экскурсии по зданию.

Не дожидаясь моего ответа, Акулов стремительно направляется прочь. Он идет к дальнему краю холла — туда, где “особый” лифт для руководства скрывается в глубине стены.

Я скованно поднимаюсь из-за своей стойки, чтобы последовать за ним и слышу, как развеселившаяся Юля приглушенно хихикает позади, пока тяжелый и потрясенный взгляд нашей общей коллеги прожигает мне спину.

— Это называется “эффект бабочки”, Маргош. Только бабочка у нас что-то больно на Акулова смахивает, которым ты грозилась… не находишь?