Развод. Пусть горят мосты (СИ) - Бестужева Стася

– Ах да, я забыла, – киваю я. – Это случилось, потому что я плохая жена. Холодная, занятая работой, не удовлетворяющая твои потребности.

– Ты сама это сказала!

– Я ничего такого не говорила!

– Говорила! Всем своим поведением! – он размахивает руками. – Когда в последний раз ты интересовалась моими делами? Когда мы в последний раз проводили время вдвоём? Когда занимались любовью?

Удар ниже пояса. Он превращает нашу интимную жизнь в оружие против меня.

– Когда ты в последний раз был дома? – спрашиваю я в ответ. – Когда в последний раз пришёл на концерт дочери? Когда помог сыну с домашним заданием? Когда просто поужинал с семьёй, не проверяя телефон каждые пять минут?

– Я работаю! – кричит он. – Я обеспечиваю эту семью! Этот дом, твою машину, частную школу для детей!

– И это даёт тебе право изменять?

– Это даёт мне право на понимание! На поддержку! На жену, которая встречает меня дома с улыбкой, а не с претензиями!

– Как Вероника? – спрашиваю я ядовито. – Она встречает тебя с улыбкой?

Он замолкает. В его глазах что-то меняется.

– Да, – говорит он тихо. – Встречает. Она радуется, когда меня видит. Она интересуется моими делами. Она не устала от меня до смерти.

Каждое слово как пощёчина. Он сравнивает меня с ней. И я проигрываю это сравнение.

– Тогда иди к ней, – говорю я. – Иди к своей понимающей, радостной, не уставшей Веронике.

– Лена...

– Нет, серьёзно, – я подхожу к нему вплотную. – Зачем тебе жена, которая тебя не устраивает? Зачем семья, которая тебя тяготит? Иди. Будь счастлив.

– Я не хочу разрушать семью, – говорит он. – Дети...

– Дети? – смеюсь я. – Ты думал о детях, когда водил их к своей любовнице? Когда заставлял лгать матери?

– Я хотел, чтобы они привыкли...

Он замолкает, понимая, что сказал лишнее.

– Привыкли? – переспрашиваю я. – К чему привыкли, Павел?

– Ни к чему, – быстро говорит он. – Я просто...

– Ты готовил их к разводу, – понимаю я. – Ты уже всё решил. И этот разговор – просто формальность.

– Нет! – он хватает меня за руки. – Нет, Лена, я ничего не решал. Я запутался, я не знаю, что делать.

– Знаешь, – говорю я, высвобождая руки. – Прекрасно знаешь. Ты просто хочешь, чтобы я приняла решение за тебя. Чтобы я стала плохой, которая разрушила семью.

– Это не так...

– Это именно так, – перебиваю я. – Ты трус, Павел. Ты не можешь честно сказать, что больше не любишь меня. Что хочешь быть с ней. Вместо этого ты делаешь меня виноватой во всём.

– Я люблю тебя! – кричит он. – Просто... просто по-другому.

– По-другому? – в моём голосе звучит боль. – Как брата? Как старого друга? Как удобную домработницу?

– Лена, пожалуйста...

– Уходи, – говорю я тихо. – Просто уходи. Сегодня. Сейчас.

– Куда мне идти?

– К ней. К своей понимающей, радостной Веронике. У тебя же есть квартира.

– А дети?

– Детям я всё объясню. Честно объясню. Не буду заставлять их лгать и хранить секреты.

Он стоит посреди кухни, растерянный, словно не может поверить, что разговор принял такой оборот.

– Лена, может быть, не стоит спешить? – говорит он наконец. – Может, нам нужно время подумать?

– Время подумать было у тебя несколько месяцев, – отвечаю я. – Пока ты думал, я жила в обмане. Хватит.

– Но мы можем попытаться...

– Попытаться что? – перебиваю я. – Сделать вид, что ничего не было? Я не смогу, Павел. Каждый раз, глядя на тебя, я буду думать о ней. О том, как ты лгал мне. О том, как использовал наших детей.

– Я не использовал...

– Использовал! – кричу я. – Ты превратил их в соучастников своей лжи!

Он молчит, опустив голову. На кухне повисает тишина, нарушаемая только тиканьем часов и гудением холодильника.

– Хорошо, – говорит он наконец. – Я уйду. На время. Пока мы не разберёмся, что делать дальше.

– На время, – повторяю я. – Конечно.

Он поднимает голову, смотрит на меня.

– Я правда люблю тебя, Лена. По-своему.

– Знаю, – говорю я. – И это самое страшное. Что ты любишь меня по-своему и при этом можешь причинять такую боль.

Он уходит собирать вещи. Я остаюсь на кухне, слушаю, как он ходит по спальне, открывает шкафы, укладывает чемодан. Звуки конца. Звуки того, как рушится жизнь.

Через полчаса он спускается с сумкой.

– Я буду звонить детям, – говорит он. – И тебе тоже. Мы всё решим цивилизованно.

– Конечно, – киваю я. – Цивилизованно.

Он подходит, хочет обнять, но я отстраняюсь.

– Лена...

– Уходи, Павел. Пожалуйста, просто уходи.

Он стоит ещё секунду, потом поворачивается и идёт к двери. Слышу, как хлопает входная дверь, как заводится машина, как звук мотора удаляется в ночи.

Я остаюсь одна на кухне с дежурными розами и остатками тринадцатилетнего брака. Подхожу к букету, беру его и выбрасываю в мусорное ведро. Красивые, дорогие розы летят туда же, где им место – к остальному мусору.

Потом сажусь за стол и плачу. Тихо, чтобы не разбудить детей. Плачу о потерянной любви, о разбитых мечтах, о том, что завтра придётся объяснять Нике и Данилу, почему папа больше не живёт с нами.

Плачу о конце той жизни, которую знала. И о страхе перед тем, что будет дальше.

Глава 8

Глава 8

Больничный коридор кажется бесконечным. Иду по нему, как в тумане, механически здороваясь с коллегами, не замечая их удивлённых взглядов. Ночь без сна, с красными от слёз глазами и разбитым сердцем, не сделала меня привлекательнее. Но сейчас внешность – последнее, что меня волнует.

Утро выдалось кошмарным. Разговор с детьми, которых пришлось разбудить до школы, чтобы объяснить отсутствие отца, до сих пор стоит перед глазами. Недоумение Даниила, слёзы в глазах Ники, её тихое: «Я знала, что так будет» – всё это впилось в сердце острыми иглами, которые будут там ещё долго.

– Доктор Федоркова! – окликает меня медсестра Светлана. – Вас ждут в третьей палате. Пациент после вчерашней операции.

– Иду, – киваю я, стараясь, чтобы голос звучал нормально. Профессионально. Здесь я врач, спасающий жизни. Не обманутая жена, не мать, объясняющая детям, почему папа ушёл.

В палате пожилой мужчина с бинтами на груди. Вчера я удаляла ему злокачественную опухоль. Осматриваю его, проверяю швы, задаю стандартные вопросы. Движения отработаны годами практики, слова привычны. Только внутри всё дрожит и рассыпается.

– Как я, док? – спрашивает пациент, когда заканчиваю осмотр.

– Вы в порядке, Николай Петрович. Восстанавливаетесь хорошо. Если так продолжится, через неделю отпустим домой.

– К жене? – он улыбается, и я вижу, как теплеют его глаза при упоминании супруги. – Мы с Машей сорок два года вместе. Она без меня теряется.

Комок подкатывает к горлу. Сорок два года. Почти половина века вместе. А мы с Павлом не смогли продержаться и пятнадцати.

– Повезло вам с женой, – говорю я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Это мне повезло, – он подмигивает. – Помню, как-то поссорились мы крепко. Молодые были, горячие. Я хлопнул дверью, ушёл на два дня. Вернулся – она сидит, ждёт. Я с порога: «Прости». И она: «Прости». И зажили дальше. Вот так-то.

Он говорит это обыденно, просто делясь воспоминаниями. Не зная, что каждое слово – как нож в моё сердце. Не зная, что я тоже ждала, когда дверь хлопнула этой ночью. Но мой муж не вернулся со словами «прости». Он ушёл к другой женщине.

– Отдыхайте, Николай Петрович, – выдавливаю я улыбку. – Скоро вернётесь к своей Маше.

Выхожу из палаты, глубоко дыша. Соберись, Лена. Ты нужна пациентам. Сейчас не время разваливаться.

В ординаторской меня встречает Ирина, медсестра, с которой работаем больше десяти лет.

– Лена, ты сегодня какая-то... – она замолкает, подбирая слово. – Случилось что-то?

– Всё в порядке, – отвечаю слишком быстро. – Просто не выспалась.