Развод. Пусть горят мосты (СИ) - Бестужева Стася

– Не стоит, – отвечаю. – Я понимаю, что работа важнее.

– Лена, не начинай, – в его голосе появляется раздражение. – Я пытаюсь найти компромисс.

Компромисс. Он называет компромиссом жалкие крохи времени, которые готов выделить жене в день годовщины свадьбы.

– Хорошо, – говорю я. – Если освободишься, позвони.

– Обязательно. И Лена... – он делает паузу. – Я люблю тебя.

Три слова, которые когда-то заставляли моё сердце петь. Сейчас они звучат как издевательство.

– И я тебя, – отвечаю автоматически и сбрасываю.

К вечеру, когда я забираю детей из школы, на душе скребут кошки. Весь день я пыталась не думать о том, где сейчас Павел и с кем. Но мысли возвращались снова и снова, как языки пламени к сухому дереву.

Дома готовлю ужин, помогаю Данилу с домашними заданиями, слушаю, как Ника репетирует новую пьесу. Обычный вечер, обычные заботы. Только сегодня этот вечер должен был быть особенным.

В семь часов раздаётся звонок в дверь. Павел? Но у него есть ключи. Иду открывать и вижу курьера с огромным букетом красных роз.

– Елена Федоркова? – спрашивает он.

– Да.

– Вам доставка.

Беру букет, расписываюсь. Курьер уходит, а я стою в прихожей с тремя дюжинами роз в руках. Дорогие, красивые, идеально свежие розы. Ищу глазами открытку. Вот она, маленькая белая карточка между цветами: «С годовщиной, любимая. Прости, что не могу быть рядом. П.»

Стандартная формулировка. Ни намёка на личные чувства, на воспоминания, на то, что этот день когда-то что-то значил для нас. Розы, купленные по телефону, скорее всего секретаршей. Дежурный жест успешного мужчины, у которого нет времени на семью.

– Мама, какие красивые цветы! – восклицает Даниил, появляясь в коридоре. – От кого?

– От папы, – отвечаю, неся букет на кухню. – Сегодня наша годовщина свадьбы.

– Здорово! – сын хлопает в ладоши. – А торт будет?

– Какой торт, Данилик? – спрашиваю, ставя розы в вазу.

– Ну, как на дне рождения. Разве на годовщину не едят торт?

Из горла вырывается что-то среднее между смехом и всхлипом. Мой восьмилетний сын знает о праздниках больше, чем его отец.

– Конечно, будет торт, – говорю я. – Завтра сходим в кондитерскую и выберем самый красивый.

– А папа будет?

Этот вопрос. Вечный детский вопрос: «А папа будет?» На празднике, на концерте, на прогулке, на семейном ужине. И мой вечный ответ: «Постараемся», «Увидим», «Если освободится».

– Обязательно будет, – обещаю я, хотя не знаю, смогу ли сдержать это обещание.

Ника входит на кухню, смотрит на розы.

– Красиво, – говорит она нейтрально. – А где папа?

– На работе, – отвечаю, и моё терпение начинает трещать по швам. – Важная встреча.

Она кивает, но в её глазах я читаю понимание. Слишком взрослое понимание для двенадцатилетней девочки.

К десяти вечера Павла всё ещё нет. Дети спят, дом погружён в тишину, а я сижу на кухне с бокалом вина, глядя на дежурные розы. Телефон молчит. Никаких звонков, никаких сообщений. Даже формального «задерживаюсь, не жди» не удостоилась.

В половине одиннадцатого слышу звук машины. Наконец-то. Я остаюсь сидеть, не встаю навстречу, как делала раньше. Пусть сам найдёт меня.

Павел входит на кухню, видит меня с бокалом.

– Привет, – говорит он осторожно. – Извини, что так поздно. Встреча затянулась.

– Розы получила, – говорю я, кивая на букет. – Спасибо.

– Нравятся? – он подходит ближе, и я чувствую знакомый аромат духов. Не моих.

– Красивые, – отвечаю нейтрально. – Дорогие, наверное.

– Только лучшее для моей жены, – он пытается улыбнуться, но улыбка получается натянутой.

– В день нашей годовщины ты провёл вечер на деловой встрече, – говорю я, поднимая глаза на него. – В ресторане на набережной.

Он замирает. В его глазах мелькает что-то похожее на панику.

– Откуда ты знаешь, где я был?

– Неважно откуда, – встаю, подхожу к раковине, выливаю остатки вина. – Важно то, что ты лжёшь мне прямо в глаза.

– Лена, о чём ты говоришь? – он пытается изобразить недоумение, но получается плохо. – Какая ложь?

– Павел, – оборачиваюсь к нему, и в моём голосе звучит усталость. – Хватит. Просто хватит врать.

Мы смотрим друг на друга через кухню, и в этом взгляде – целая жизнь. Любовь, надежды, разочарования, ложь. Всё, что было между нами тринадцать лет.

– Я не понимаю, о чём ты, – повторяет он, но голос дрожит.

– Вероника Шелест, – произношу я имя, как приговор. – Твоя PR-менеджер. Твоя любовница.

Цвет медленно сходит с его лица. Секунды тянутся, как часы.

– Лена... – начинает он.

– Я знаю всё, – говорю я. – Читала ваши сообщения. Видела фотографии. Знаю про квартиру, которую ты для неё купил. Знаю, что ты водишь к ней наших детей.

Он опускается на стул, закрывает лицо руками.

– Господи, – выдыхает он.

– Сколько? – спрашиваю я. – Сколько это длится?

Долгая пауза. Потом он поднимает голову, смотрит на меня.

– Несколько месяцев, – говорит тихо. – Это просто... это не то, что ты думаешь.

– А что это? – голос у меня удивительно спокойный. – Просвети меня.

– Это было... увлечение, – он встаёт, начинает ходить по кухне. – Глупость. Временная слабость.

– Увлечение, – повторяю я. – На несколько месяцев. С покупкой квартиры и знакомством с детьми.

– Лена, послушай меня, – он подходит ближе, протягивает руки. – Это ничего не значит. Она ничего не значит. Ты – моя жена, мать моих детей. Ты важнее.

– Но недостаточно важна, чтобы не изменять мне, – говорю я, отстраняясь от его рук.

– Это... это сложно объяснить, – он проводит рукой по волосам. – Последние годы между нами... мы стали чужими, Лена. Ты всегда на работе, всегда уставшая. Мы практически не разговариваем, не... не живём как муж и жена.

И вот оно. Он обвиняет меня. В своей измене виновата я. Потому что много работаю. Потому что устаю. Потому что не удовлетворяю его потребности.

– Значит, это моя вина? – спрашиваю я.

– Нет, не твоя, – быстро говорит он. – Но пойми, я мужчина. У меня есть потребности. И когда дома холодно, когда жена относится ко мне как к предмету мебели...

– Стой, – перебиваю я. – Стой прямо сейчас. Не смей переворачивать всё с ног на голову.

– Я не переворачиваю! – в его голосе появляется раздражение. – Я пытаюсь объяснить, как получилось, что мы дошли до этого.

– Мы? – я почти кричу. – Мы дошли? Это ты дошёл, Павел. Ты решил изменить жене. Ты решил лгать детям. Ты решил тратить наши деньги на любовницу.

– Она не любовница! – выкрикивает он. – Не называй её так.

Тишина. Даже холодильник перестал гудеть. Мы стоим и смотрим друг на друга, и я понимаю – он защищает её. От меня. Свою жену он готов обвинить во всех грехах, а её защищает.

– Как же её называть? – спрашиваю я тихо. – Коллегой? Подругой семьи?

– Лена, пожалуйста, давай говорить спокойно, – он пытается взять себя в руки. – Мы можем всё исправить. Я закончу эти... отношения. Мы начнём заново.

– Заново? – смеюсь я, и смех получается истерический. – После того, как ты месяцами лгал мне? После того, как втянул в это детей? После того, как провёл нашу годовщину с ней?

– Я не хотел, чтобы так получилось, – он подходит ближе. – Сегодня она просто... ей было плохо. У неё проблемы с родителями, она плакала. Я не мог её бросить.

– В день нашей годовщины, – повторяю я. – Ты не мог бросить её в день нашей годовщины.

– Это не так звучит! – он начинает злиться. – Ты всё искажаешь!

– Я искажаю? – голос у меня срывается. – Я искажаю то, что мой муж изменяет мне? То, что он врёт детям? То, что он покупает квартиру для любовницы на деньги, которые мы откладывали на образование детей?

– Хватит! – кричит он. – Хватит истерики! Ты ведёшь себя как... как...

– Как что? – подхожу ближе. – Как обманутая жена? Как женщина, которой лгал тринадцать лет самый близкий человек?

– Не тринадцать лет! – он тоже кричит. – Несколько месяцев! И это случилось не на пустом месте!