Шрам - Эмили Макинтайр

– Мой отец был моим лучшим другом, – мурлычу я, перекатываясь на спину, пока не оказываюсь в клетке его рук. – Он с ранних лет учил меня одной истине: если я девочка, то это не значит, что я должна быть кроткой и смирной.

Тристан ухмыляется:

– Он правильно тебя научил.

Я морщусь, сглатывая тошноту, которую в глубине моего нутра провоцирует разговор об отце:

– Да, правильно. Он был герцогом. Ты знал об этом?

– Знал, – кивает Тристан, кончиками пальцев гладя мне лоб и линию роста волос.

– Он очень любил наш народ. Когда средства перестали поступать, предприятия закрылись, а люди потеряли свои дома… ему стало горько. – Я судорожно сглатываю. – Он передавал мне деньги, которые получалось наскрести, и теплую шерстяную одежду и посылал меня в густую ночь, чтобы я отнесла их нуждающимся.

– Похоже, это был великий человек.

– Да. – Комок разбухает у меня в горле. – Когда он умер, меня накрыло горе. Но больше я тонула в гневе.

– Мне хорошо знакомо это чувство, – отвечает он.

– Все, чего он хотел, – попросить о помощи. – Я стискиваю зубы. – Он отправился сюда, в Саксум, и преклонил перед твоим братом колено, умоляя его просто увидеть нас, потому что все те годы о нас забывали.

Я тянусь к лицу Тристана, глажу приподнятые края его шрама, ощущая под подушечками пальцев бугорки и огрубевшую плоть. Он вздрагивает, но не отстраняется. Вместо этого он наклоняется ко мне. Я перевожу взгляд на татуировку на его груди – на гиену поверх костей и фразу под ней. И почему я сразу не догадалась? Я настолько очаровалась словами, что не воспринимала остальное.

– Я приехала сюда, чтобы отомстить тем, кто забрал его у меня.

Я ожидаю увидеть удивление в его глазах, но его нет. Только тепло и понимание. Из-за этого мне невероятно трудно держаться за гнев и он понемногу уходит, падая на пол и разбиваясь вдребезги.

– Меня привез Александр, мой двоюродный брат, чтобы я вышла замуж за твоего брата… но ты, конечно, уже знаешь об этом.

Его глаза мрачнеют, хватка на талии становится крепче.

– Он не может заполучить тебя.

– Этому никогда не быть. – Набравшись храбрости, я продолжаю: – Я видела тебя прошлой ночью в Тенистых землях, когда проследила за Шейной и Полом.

Он кивает, снова без удивления:

– Да, я знаю.

Слезы наворачиваются на глаза, хотя я думала, что они уже давно высохли.

– Я видела тебя, Тристан.

– Знаю, – повторяет он, не сводя с меня глаз.

– Ты запер моего брата в клетке.

Его рот приоткрывается, он делает глубокий вдох. Его пальцы останавливаются на том месте, где они касаются моей кожи.

– Его там уже нет, маленькая лань.

Сердце в груди замирает, хотя я не скажу, что ошарашена.

– Ты убил его?

– Тебе поможет, если я скажу, что он заслуживал смерти?

Наверное, я должна быть в ярости, но это не так. Я почти ничего не чувствую. По правде говоря, я никогда не была близка с Ксандером: мы встречались всего раз или два, и то в детстве. Отношения между нами строились на верности семье, и все же, когда я представляю, как Тристан его убивал, почему-то не могу найти в себе силы переживать.

Оказывается, есть вещи посильнее, чем кровные узы.

– Что он сделал? – спрашиваю я.

– Убил моего отца, – он говорит без колебаний, без интонации. Просто констатирует факт.

Слова врезаются в стену, которая по-прежнему стоит между нами и не дает мне уступить. Как бы сильно мне этого ни хотелось.

– А ты убил моего.

Его брови опускаются, глаза вспыхивают.

Я прижимаю руку к его лицу.

– Понимаешь, Тристан, я не могу любить тебя. Потому что любить тебя – значит забыть его.

– Маленькая ла…

– Ласковые слова не изменят правды. – У меня дрожит губа, заштопанное сердце рвется по швам. Я выскальзываю из его хватки и сажусь в кровати, шлепая руками по матрасу. – Что еще ты от меня хочешь? Что еще я могу дать? Ты забрал у меня все, но тебе нужно и мое сердце?

Он набрасывается на меня. Его тело нависает над моим, аура давит, а лицо мрачнеет и напрягается.

– Да, – отвечает Тристан. – Да. Я хочу все. Я хочу каждую твою частицу. Я требую ее.

– Что ж, очень жаль, – выплевываю я, толкая его в грудь.

Я не успеваю опомниться, как он хватает меня за руки и притягивает к себе. Я отталкиваюсь – ноги ударяются о его голень. Он шипит от боли, но я все равно продолжаю вырываться из его хватки. Усмехаясь, он тащит меня к себе и переворачивает так, чтобы я оказалась прижата весом его тела. Ноги его обвиваются вокруг моих; руки впиваются в запястья над моей головой.

От этого опасного положения во мне нарастает жар; в паху начинает пульсировать, хочу я того или нет.

– Ты моя, Сара, – Тристан подкрепляет свои слова резким толчком бедер. – И если мне придется каждое утро погружать в тебя свой член и каждую ночь шлепать тебя по заднице до синяков, то я так и сделаю, лишь бы ты чувствовала меня при каждом шаге.

Я насмехаюсь:

– Ты мной не владеешь.

Он ухмыляется:

– Ну и кто теперь лжет, ma petite menteuse? – Он снова прижимается ко мне, и мои предательские ноги раздвигаются, предоставляя ему больше места.

Наклонившись ко мне, он засасывает мою нижнюю губу, целует меня с зубами, языком и слюной. Небрежно. Грязно. Он делает все то, чего я жажду, но не могу иметь.

– Я убил многих мужчин, – шепчет он, придвигаясь ко мне. – И я помню лицо каждого. Их образы живут во мне – как они молили меня об отпущении грехов.

– Ты ненормальный, – усмехаюсь я.

– Сара, я не убивал твоего отца.

Я перестаю сопротивляться хватке. Тело расслабляется, пока сквозь меня струится смятение.

– Это не так. – Я хмурю брови. – Дядя сказал мне, что это ты. Он…

– Хочет забрать корону, – вклинивается Тристан.

Я бы с удовольствием все отрицала, и следующие несколько мгновений именно так и поступаю. Я перебираю каждую крупицу своей памяти, пытаясь выудить хоть что-то, доказывающее его невиновность. Он так настойчиво убеждал меня в необходимости убить короля мятежников… Но если даже это оказалось неправдой, то возникает вопрос: а знала ли я Рафа вообще?

Мой дядя стал для меня вторым отцом. Но при этом он на каждом шагу нашептывал мне на ухо свои мысли, раздувая пламя ненависти и направляя его в нужное русло. Неужели все эти манипуляции были направлены на достижение его конечной цели?

– Ты стала козлом отпущения, маленькая лань. Той, кто возьмет на себя вину за убийство монарха и проложит им путь к краже короны.

Моя грудь судорожно сжимается.

– Что? – я качаю головой; неверие льется по телу, как ледяной дождь.

Его пальцы прижимаются к моим губам, нежно лаская их.

– Ты ведь знаешь, что я не хочу причинить тебе боль.

– Нет, они бы так не поступили, – повторяю я. – Он бы не стал этого делать. Я его семья.

В то время как я произношу эти слова, истина оседает на моих костях, вызывая мучительную боль.

Какая же я глупая женщина.

В глазах Тристана мелькает сочувствие:

– Теперь я буду твоей семьей, маленькая лань.

В груди тяжелеет, душа изнемогает, но вместе с тем приходит и чувство облегчения, снимающее груз с моих плеч: цепи, связывающие меня с именем Битро, наконец рвутся и разбиваются, падая на землю.

– Поклянись, – умоляю я. – Поклянись могилой отца, что ты говоришь правду.

Тристан накрывает ладонью мою щеку.

– Я клянусь могилой отца, Сара. Я всегда буду говорить тебе правду.

Мой взгляд возвращается к принцу; сердце замирает, пока я рассматриваю его идеальное лицо.

– Ты был искренен, когда сказал, что любишь меня? – спрашиваю я.

Со вздохом он отпускает мою руку и кладет ее на свое колотящееся сердце.

– Всю свою жизнь я мечтал только об одном. О троне. Я так долго строил планы, что уже и не помню, какой была жизнь. И я так близок, Сара. Так близок к победе.

Мой желудок сжимается.

– Но ты… – он облизывает губы. – Ты можешь сжечь все королевство, пока от него не останутся лишь руины, и я с ликованием буду ползать по углям, лишь бы у меня была возможность преклоняться перед тобой.

Внутренности содрогаются от величия его