Вернись ради меня - Коринн Майклс

я сильнее прижимаю ее к груди.

– Мне жаль, что я не сделала больше для нее! Прости! – плачет она.

Не представляю, что она чувствует, но, если ее эмоции хоть немного похожи на те, что испытал я, она потрясена.

У меня есть малышка, за взрослением которой я не смог понаблюдать, но я не виню в этом Элли. Как, черт побери, она могла меня найти? Если бы она знала, что я Эрроуд, все сложилось бы иначе, но у нее не было даже моего имени.

– Ты сделала все что смогла. Ты только сейчас узнала, что она моя. Ты защищала ее, Элли.

Она поднимает голову, и я вытираю слезы на ее лице.

– Хэдли не должна была нуждаться в защите.

– Все мы совершаем ошибки. Видит бог, я пытался искупить свои.

Если бы Элли знала про некоторые из них, то сбежала бы от меня.

В тот день, когда я покинул этот город, я стал другим. Все мои братья тоже прошли через это. Отец сломал нас, и я сделал все, чтобы восстановиться. Я послужил своей стране, старался вершить добро. Я никогда не позволял дерьму из прошлого повлиять на меня.

– Чувствую, что никогда не смогу исправить их в отношении вас с ней. Хэдли должна была узнать о тебе раньше. Посмотри, как сильно она уже тебя любит.

– И отныне я всегда буду рядом с ней.

– Знаю, что это означает… Все мои тревоги по поводу развода больше не имеют значения. Кевин никогда к ней не притронется. Он ей не отец, он не имеет на нее никаких прав, – говорит Элли, и в ее глазах появляется облегчение.

Да, ее бывший больше никогда не подойдет ни к ней, ни к Хэдли.

– Нам придется сказать ей, – напоминаю я.

Элли делает шаг назад и отворачивается.

– Я знаю.

– Ты не хочешь?

Она тут же поворачивается обратно:

– Нет, хочу. Но мы не можем просто вывалить это на нее. Хэдли не знает, что мы встречались раньше. Она всегда считала своим отцом Кевина. Хоть я и не думаю, что она отреагирует плохо на эту новость, но все же может запутаться.

Я киваю.

Даже если твой родитель жестокий, ты все равно его любишь и хочешь, чтобы он тоже тебя любил. Я молил Бога о том, чтобы отец понял, что его сыновья хорошие; хотел, чтобы он гордился нами, и часто делал что-то, чтобы заслужить его одобрение.

Но я его так и не получил. Какое-то время я был разочарован, даже страдал, но потом мне стало все равно.

– Мы будем рядом и поможем ей пройти через это.

Элли мягко улыбается мне:

– У нас есть дочь.

Я делаю шаг к ней:

– Да, и я надеюсь, что скоро мы будем вместе.

25. Элли

– Мам, смотри! – кричит Хэдли, крутясь на качелях из покрышек, которые Коннор сделал для нее.

Они теперь тоже часть домика на дереве. Каждый день Коннор понемногу работает над ним, стараясь превзойти ожидания Хэдли. В итоге всю эту неделю ее приходится буквально снимать оттуда, чтобы затащить домой.

– Хэдли, уже холодно, а еще тебя ждет домашнее задание.

– Но мне здесь нравится!

– Я знаю, что нравится, но тебе нужно сделать уроки. А еще нам нужно сходить домой, чтобы забрать кое-что.

– А ты сама не сходишь?

Это продолжается уже который месяц, и я начинаю подозревать, что дело больше не в страхе – просто Хэдли нравится жить у Коннора.

– Нет, нам обеим нужно пойти.

Она неохотно слезает с качелей и направляется ко мне, бухтя что-то себе под нос.

Как только мы с Кевином разведемся, дом больше не будет моим, так что нам с дочкой нужно забрать оттуда все свои вещи.

– Ненавижу туда ходить.

– Ты ведь знаешь, что нам некого бояться?

Хэдли поднимает на меня доверчивые глаза:

– Знаю, папа же в тюрьме.

И это самое печальное. Она чувствует себя в безопасности, потому что Кевин в тюрьме.

Я столько раз была в шаге от того, чтобы рассказать ей, что ее настоящий папа – Коннор. Мне хотелось просто выпалить это, вместо того чтобы мучиться над каждым словом. Сложно знать правду и хранить ее в тайне, но мы с Коннором решили подождать.

Я хочу, чтобы Кевину вручили документы о разводе, что произойдет уже на этой неделе. В эти же дни я подам заявление о лишении его родительских прав, так как у меня на руках теперь генетическая экспертиза.

Кевин тоже сделал ДНК-тест – Сидни удалось уговорить его. Это тоже нужно для судебного разбирательства.

Столько всего неприятного пришлось сделать, чтобы навсегда вычеркнуть его из нашей жизни.

– Как насчет того, чтобы пробежаться до дома и начать делать домашнее задание?

Хэдли широко улыбается и срывается с места.

Я тоже возвращаюсь к дому, но без спешки, желая насладиться свежим осенним воздухом.

Он напоминает мне о маме. Она любила это время года. В нашем доме витали запахи яблок, тыквы и пряностей. Маме нравилось заниматься выпечкой, а папа любил ужасы и страшилки, так что Хеллоуин был любимым праздником в нашем доме.

Я иду сквозь высокую траву, дышу легко и не испытываю тревоги. Сейчас у меня совершенно другая жизнь. Я не беспокоюсь о том, чтобы ужин был на столе к определенному времени, а дом прибран до блеска. Да, у Коннора я тоже готовлю и убираюсь, но делаю это в качестве благодарности за его заботу о нас. Он ценит мой труд, но ничего не требует.

А еще он настаивает на том, что тот, кто готовит, потом не убирает. Так что после еды я просто сижу и… ничего не делаю.

Когда я подхожу ближе к дому, то вижу его высокую фигуру. Солнце светит ему в спину.

Боже, он великолепен!

Его кепка надета задом наперед, скрывая волосы, в которые я люблю зарываться пальцами. Когда Коннор поднимает тюк сена, белая рубашка натягивается на его мощных руках и груди.

Фермерство и правда чертовски сексуальное занятие.

Я останавливаюсь в нескольких шагах от него, не в силах перестать его разглядывать.

Коннор поднимает и с небольшим усилием кидает очередной тюк, и я тихо вздыхаю. Наши взгляды сталкиваются, и он одаривает меня одной из своих непринужденных улыбок.

– Привет.

– И тебе привет.

– Нравится то, что ты видишь? – подмигивает он.

Еще бы!

Но вместо того, чтобы доставить ему удовольствие своим ответом, я лишь пожимаю плечами:

– Вполне, я думаю…

В его голосе появляется веселье:

– Ты думаешь?

– Ну я