Вернись ради меня - Коринн Майклс

что сама уже стоять, кажется, не могу.

Затем Коннор углубляет поцелуй, и я больше не уверена, на какой планете нахожусь. Я чувствую себя невесомой, уплывающей в мир желания, где существует только он.

Наши губы двигаются в едином танце: не грубо или жадно, но изучая друг друга – словно другой возможности у нас не будет. Сердце стучит у меня в ушах, когда я впускаю Коннора в свой рот. Его язык касается моего, и я издаю стон.

Боже, так целоваться должно быть незаконно. Не хочу, чтобы это прекращалось.

Мои пальцы впиваются в его плечи, когда он губами спускается к шее.

– Ты должна была держать себя в руках, – говорит Коннор и затем оставляет очередной поцелуй в моей яремной впадине.

– Ты знаешь, что твои поцелуи делают со мной?

Он выпрямляется, и на его надменном лице загорается торжествующая улыбка.

– Да, и мне нравится результат.

Я усмехаюсь и делаю шаг назад, малость пошатнувшись, что заставляет его улыбнуться шире.

– Будь аккуратна.

– Ага, и ты будь аккуратен. Ты не такой уж невозмутимый, как пытаешься показать.

Коннор посмеивается и делает это так, что я снова хочу поцеловать его.

– Я никогда и не утверждал этого. Когда дело касается тебя, Элли, я теряю все самообладание.

– И все же я думаю, ты лишь делаешь вид, что у тебя с ним проблемы.

Он приподнимает бровь:

– Это почему же?

– Ну я нахожусь в твоем доме уже два месяца, и за все это время ты не зашел дальше поцелуев.

Стоит этим словам сорваться с моих губ, как я уже хочу влепить себе пощечину.

– А ты хотела, чтобы я пошел дальше?

Да.

Нет.

Не знаю.

– Мне не следует желать ничего такого, и поэтому я рада, что ты не стал. Формально я все еще замужем, и по этой причине часть меня не хочет, чтобы мы заходили дальше.

Не то чтобы я думаю, что Господь не понял бы меня после всего того, через что я прошла. Скорее это мое желание начать все с чистого листа. Хочу, чтобы в моих отношениях с Коннором никогда не было черных пятен.

– Нет, я хотела сказать не это… – я закрываю лицо ладонями. – Слушай, я во всем этом не сильна, так что, пожалуйста, забудь, что я это сказала.

– Нет уж объясни, пожалуйста, – просит Коннор, когда мы садимся за столик.

– Я хочу, чтобы в наш следующий раз все было правильно. Никаких мужей, секретов и прочих вещей. Только мы.

Он протягивает руку через стол, и я вкладываю в нее свою ладонь.

– Я говорил тебе, что готов ждать вечность, и я не врал. Пусть эти восемь лет будут моим тренировочным заданием.

Я пытаюсь улыбнуться, но чувствую себя глупо.

– Прости.

– Простить за что?

– За то, что, в сущности, я прошу тебя ждать моего развода.

– Скажи мне лучше вот что: могу я снова тебя поцеловать?

– Да.

– Могу я тебя обнять?

Я киваю:

– Конечно.

– Можем ли мы ходить на свидания?

– Надеюсь, да.

Коннор улыбается:

– Тогда, пока ты не будешь готова, мы остановимся на этом. Я никуда не спешу.

– А когда твои полгода здесь закончатся? – спрашиваю я.

– Тогда мы во всем разберемся.

Не знаю, почему я рассчитывала на какой-то другой ответ. Несправедливо с моей стороны ожидать от Коннора обещаний большего. Пожалуй, я даже благодарна, что он их не дает. Коннор говорит мне правду – всегда. Он честен со мной, понимая, что я не вынесу игр.

– Хорошо, мы во всем разберемся, – говорю я в знак солидарности.

– Так вот, сегодня официально наше первое свидание, и я собираюсь и дальше ухаживать за тобой.

Я откидываюсь на стуле и скрещиваю руки на груди:

– Разумеется, ухаживай сколько влезет.

Ужин проходит замечательно. Мы с Коннором смеемся, рассказываем истории из юности и говорим о хороших временах. Тяжелых тем мы избегаем и просто наслаждаемся компанией друг друга.

Коннор договорился, чтобы бар подал нам на закуску палочки из моцареллы в кляре на тарелках, которые он принес из дома. В качестве основного блюда у нас чизбургеры, картофель фри Коннор попросил сделать гарниром.

Это так мило с его стороны.

– Расскажи мне о своих родителях, – просит он, пока мы сидим в ожидании десерта.

– Что ж, они были замечательными людьми. Они трагически погибли, и я до сих пор не знаю, кто виноват в их смерти.

– Полиции так и не удалось ничего выяснить?

Я киваю:

– Водителя, который устроил аварию, так и не нашли. Машина тоже словно пропала. В итоге дело заглохло.

– Мне так жаль… – голос Коннора полон печали.

А вот я впервые чувствую себя не так уж плохо, когда говорю о родителях. Занятно, как порой незаметно заживают душевные раны. Раньше разговоры о них меня угнетали, но сейчас я хочу вспоминать хорошее и не думать о плохом. Я устала постоянно причитать, во что превратилась моя жизнь после их смерти.

– Я увязла в этой истории так надолго и… не знаю… Наверное, я просто забыла, как сильно мои родители любили друг друга. Иногда на это было почти противно смотреть. Мой отец всегда целовал маму, – я издаю смешок. – Как-то раз я зашла на кухню и увидела, как он прижимает ее к стене. Мне было шестнадцать, так что я сразу поняла, чем они заняты.

Коннор улыбается:

– Слава богу, я никогда ничего подобного не видел. Для меня моя мать осталась непорочной девой, посланной свыше.

Он такой дурачок.

– Судя по твоим рассказам о вечной любви твоего отца к ней, предположу, что это не так. К тому же она родила четверых мальчишек за пять лет. Это много секса.

Он морщится:

– Нет, там по разу на каждого, и больше они не трогали друг друга.

– Этого бы ты хотел, будь мы вместе? – мои пальцы скользят по его ладони.

Коннор откашливается:

– Нет. Как только ты станешь моей, Элли, ты точно захочешь проводить больше времени со мной.

– Правда, что ли?

Не то чтобы я сомневаюсь в нем. Я хочу его прямо сейчас. Прикосновения и поцелуи с Коннором – это наркотик, который я не в силах бросить. Не представляю, что со мной будет, когда мы наконец снова займемся любовью.

– Определенно.

– Буду ждать с нетерпением, – хихикаю я.

Коннор встает и обходит вокруг стола.

– Говорят, танец – это секс в одежде.

– Правда?

– Да. Потанцуешь со мной? – просит он.

– Сейчас? Но музыки же нет.

Коннор усмехается и протягивает мне руку:

– Она нам не нужна.

Я беру его ладонь, и мы немного